15 июля 1410 года у деревни Грюнвальд произошло одно из самых известных сражений Средневековья. Войско Тевтонского ордена (Немецкий Орден имени Пресвятой Девы Марии), усиленное "гостями" Ордена из разных стран Западной Европы, столкнулось с объединенными силами Польского королевства и Великого княжества Литовского (ВКЛ). Под Грюнвальдом решалась судьба значительной части Восточной Европы, которая должна была пасть добычей "хищных" прусских рыцарей. Историки считают, что с обеих сторон в битве участвовало примерно по 30 тыс. бойцов.
Здесь мы не будем приводить подробностей сражения, они общеизвестны - Тевтонский орден был сокрушен и понес критические потери, включая гибель Великого Магистра. Тевтонцы не сумели восстановиться и, проиграв последующую за Грюнвальдом Тринадцатилетнюю войну с Польшей (1454-1466), попали от нее в вассальную зависимость, потеряв свои территориальные приобретения в Восточной Европе. Однако до сих пор историки народов, дравшихся в этом сражении, волнуются о так называемом "русском вопросе".
Дело в том, что войско ВКЛ в значительной своей части состояло из хоругвей, сформированных в русских землях (сейчас в основном территория современной Белоруссии), а среди поляков дрались выходцы из Червоной Руси, на которую распространилась экспансия Польши. Даже по самым критическим подсчетам современных польских историков выходит, что каждый пятый в польско-литовском войске был русским. В реальности же эта цифра скорее всего была еще более существенной. Единственный известный по имени рыцарь, который удостоился королевской награды прямо на поле Грюнвальда - Иванко Сушик из Романова.
Но больше всего внимания из всех русских сил удостоились три смоленские хоругви (военное подразделение, объединявшее в себя от нескольких десятков, до нескольких сотен "копий", которые в свою очередь состояли из тяжеловооруженного всадника, конных лучника и оруженосца). Именно им выпала честь принять на себя и выдержать натиск тевтонцев, когда литовские полки, возглавляемые Витовтом побежали. Описание этого эпизода оставил польский историк 2 половины XV века Ян Длугош:
«русские рыцари Смоленской земли упорно сражались, стоя под собственными тремя знамёнами. Одни только не обратившись в бегство, и тем заслужили великую славу. Хотя под одним знаменем они были жестоко изрублены, и знамя их было втоптано в землю, однако в двух остальных отрядах они вышли победителями, сражаясь с величайшей храбростью, как подобало мужам и рыцарям, и, наконец, соединились с польскими войсками; и только они одни в войске Александра Витовта стяжали в тот день славу за храбрость и геройство в сражении; все же остальные, оставив поляков сражаться, бросились врассыпную в бегство, преследуемые врагом»
Казалось бы из этого описания, составленного фактически современником событий, роль смоленских полков очевидна. Польский историк Граля пишет: "отступление (литовского-русского боевого порядка союзников - Авт.), кое-где обернулось паническим бегством. Как известно, там оказались и три смоленские хоругви, которые отступая к польским позициям, ценой огромных потерь закрыли образовавшуюся на фронте союзников брешь". Это позволило выиграть время. Поляки успели ввести в бой подкрепления и переломить ход сражения.
Однако не все из "наследников" великой битвы согласны с этим, казалось бы очевидным мнением. Белорусский историк Гагуа, специализирующий на истории Грюнвальдской битвы, пишет:
говорить о каком бы то ни было судьбоносном влиянии на сражение со стороны смоленских воинов, нет абсолютно никаких оснований ... героический подвиг трёх смоленских полков в сражении под Грюнвальдом является не более чем мифом, введённым в нарратив Яном Длугошем, чтобы неуклюже преодолеть противоречия в повествовании, – мифом, который вводил в заблуждение многих историков в течение двух столетий.
При этом по версии Гагуа в бою была только одна смоленская хоругвь, которая просто "была оттеснена ... ударом отрядов Фридриха фон Валенрода к месту дислокации польской армии". При этом белорусский историк называет беспорядочное отступление Витовта "маневром обманного бегства". Гагуа считает, что "упоминание о действии смоленских хоругвей является «нововведением» Яна Длугоша, поскольку письменные источники, которыми он пользовался (литовский летописец и прусская хроники) при создании своей «Истории Польши», ничего о них не сообщают. Следовательно ... "польский летописец пользовался либо изустными свидетельствами, либо собственным воображением".
Действительно, подвиг смоленских хоругвей не присутствует в других сообщениях, как не отражены и многие другие подробности сражения, приведенные Яном Длугошем (которые, кстати, вопросов почему то не вызывают). Вероятно все они следствие изустных свидетельств ( Гагуа относится к ним критически, как будто другие хроники писались на основании чего то другого). Но здесь надо обратить внимание, что в битве участвовали дядя и отец Яна Длугоша - рыцарь Ян Венията, взявший в плен тевтонского комтура Маркварда. Все они были живы на момент написания истории Длугошем и могли сообщить ему гораздо больше о прошедшей битве, чем немецкие хроники, которые берет за основу белорусский историк.
Неожиданно, но претензии к подвигу Смоленских хоругвей возникли не у поляков, как этого можно было бы ожидать по очевидным причинам, а в братской Белоруссии .... и в этом чувствуется скорее влияние современной геополитики и национальной самопрезентации, чем историчности. Возникли бы эти претензии если бы на месте смолян были Гродненская или Витебская хоругви?
