Реакция критиков на "Whiskey for the Holy Ghost" была очень доброжелательной, намного лучше, чем на любой альбом "Screaming Trees". Некоторые издания даже назвали его “шедевром” – именно этого результата я добивался все три долгих года, которые заняло создание записи. Однако ложка дегтя в этой бочке меда нашлась: я потратил впустую тысячи долларов и уйму времени и чуть не сошел с ума, а готовые песни не так уж сильно отличались от того, что я записывал во время самых первых сессий. Создавая эту пластинку, я превратился в настоящего параноика, с которым невозможно было общаться, и ее признание как бы говорило: "Продолжай в том же духе, Марк!" Нужен ли был мне успех, добытый такой ценой?
Как и в случае с моей первой пластинкой на "Sub Pop", я снова отказался собирать группу, проводить турне или даже хотя бы один концерт шоу в поддержку альбома. Вживую исполнять что-либо из своего сольного творчества я не собирался, и "Trees" по-прежнему оставались моей единственной группой.
В начале ноября 1993 года, вскоре после того, как я закончил "Whiskey for the Holy Ghost", Курт спросил меня, не хочу ли я записать версию “Where Did You Sleep Last Night?” вместе с "Nirvana" в шоу "MTV Unplugged". Это была песня, которую мы записали для нашего заброшенного проекта, и в итоге я использовал ее на своей первой сольной пластинке. Курт всегда искал способы прорекламировать мои таланты и помочь мне достичь успеха, но его идеи часто казались мне слегка неловкой, неуместной попыткой благотворительности, что ли. Как это я, относительно неизвестный исполнитель, выйду и буду петь с самой популярной группой в мире на известнейшем телешоу? Я вежливо отказался.
"Ладно, тогда я сам ее исполню", - сказал он.
"Смотри сам, брат, как хочешь". - Мне, конечно, польстило такое внимание. - "Исполняй, само собой, это же не моя песня. Это ты сыграл ее так на гитаре, а я просто спел в той же манере".
Он попросил меня встретиться за обедом и по дороге купить ему немного героина. У меня денег на покупку было достаточно, и мы встретились в каком-то баре. К тому времени он редко встречался со мной на публике днем, но в этот серый, мрачный день никто, казалось, не обращал на нас внимания, пока мы выпили по коле и съели пару бутербродов, прежде чем Курт сказал, что ему пора.
Когда я собирался повернуть в сторону дома, он попросил меня пройти с ним к банкомату и снял деньги с нескольких карт. Всего, как мне показалось, там было несколько тысяч долларов. Он отсчитал пару сотен и сунул их в карман, а оставшуюся огромную пачку банкнот по двадцать баксов вручил мне.
"Чувак, я не могу их взять. Ты с ума сошел".
"Все просто. Тебе они нужны. Возьми деньги, Лэнеган, прошу".
Мне не давала покоя мысль: "А какой я на самом деле друг?" Я наблюдал из-за кулис, как то, что я всегда предсказывал и в чем так старался убедить некоторых неверующих, действительно произошло. Теперь Курт был одной из самых узнаваемых рок-звезд в мире. Он, конечно, иногда мог раздражаться и даже срываться, но все же оставался тем же нормальным парнем, каким и был в тот день, когда мы встретились. У него всегда была несгибаемая воля и необыкновенное упорство. Как и любой другой человек, он мог быть и жестоким, чему я уже не раз был свидетелем. Чувствительный, застенчивый, задумчивый, тихий парень, очень умный, с острым, язвительным, а иногда и злым чувством юмора, он был способен любого поставить на место или одурачить. Но ко мне Курт всегда относился с большей добротой и уважением, чем к кому-либо из тех, кого я знал. Наверное, даже больше, чем я этого заслуживал. С ним я себя чувствовал каким-то добрым дядей или типа старшим братом.
Курт ненавидел тот пьедестал, на который его вознесли, и заискивающих засранцев, окружавших его со всех сторон. Когда дело касалось музыки, у него были категоричные мнения о том, что круто, а что нет, и, за редким исключением, они совпадали с моими. Он жаждал уединения, и все же мы часто проводили время вместе. Ему гораздо больше нравилось оттопыриваться с парой друзей, слушать пластинки или играть на гитаре, чем находиться в центре внимания.
Когда я вернулся домой и пересчитал деньги, которые он мне дал, я не мог не устыдиться. Три с небольшим тысячи долларов Для меня это было настоящим спасением, которое помогло еще немного продержаться на плаву в том море дерьма, в котором я находился.
Через несколько дней поздно вечером мне позвонил Курт. Он был в таком состоянии, что я не смог понять и четверти из того, что он говорил, и это меня испугало. Я все-таки понял, что он хотел, чтобы я приехал, и приехал прямо сейчас. Меня охватило беспокойство: что там, нахрен, происходит? Мы с Хиксом прыгнули в такси и за пятнадцать минут добрались до особняка Курта на берегу озера.
Мы подошли к двери и постучали, но никто не ответил. Я обошел вокруг дома и нашел одно окно, не закрытое жалюзи. То, что я увидел в ярко освещенной комнате, меня ошеломило. Курт лежал на полу лицом вниз. Похоже, он был мертв.
"Хикс!" - - заорал я. - "Надо как-то попасть в дом!"
Он стал проверять все двери и окна, пытаясь найти возможность проникнуть внутрь. Я начал колотить в огромное, двухметровой высоты окно с толстенным стеклом, выкрикивая имя Курта. Никакого ответа. Я запаниковал. Можно было пойти к соседям и вызвать скорую помощь, но делать этого без крайней необходимости я не хотел из-за огромной волны нежелательной шумихи в прессе, которая обрушилась бы на Курта.
Потом мне показалось, что он пошевелил рукой. Я снова забарабанил в окно, крича, что есть мочи. Из-за угла выскочил Джон, весь взмокший и запыхавшийся.
"Извини, босс, никак не могу вход найти".
"Смотри" - ответил я. - "Он вроде шевелится, живой!"
Все еще стуча в окно и крича, мы наблюдали, как, с неимоверным усилием, которое, казалось, отняло у него все силы, Курт смог перевернуться на спину.
"Только не это!"
Я немедленно вообразил Курта, захлебывающегося собственной рвотой.
"Ищи кирпич или булыжник, быстро!"
Если он начнет блевать, надо было выбивать окно. Хикс вернулся через минуту с огромным камнем, который, казалось, он и поднять-то не смог бы. Прилив адреналина, казалось, придал ему нечеловеческие силы.
Мы, наверное, целый час орали, колотили в окно и выкрикивали имя Курта, пока он, наконец, не начал медленно приходить в себя. Мы пытались подбодрить его, когда он пытался встать, но он снова и снова падал на пол. В какой-то момент он поднялся на ноги и, еще с закрытыми глазами, сумел сделать пару шагов к двери. Потом его лодыжка подвернулась, и Курт снова упал. Я был уверен, что он сломал ногу.
Прошло уже почти два часа, а он все полз к двери, сантиметр за сантиметром. Наконец, под наши ободряющие крики, он смог добраться до двери и открыть ее. Когда мы ворвались внутрь, я подхватил Курта на руки и отнес на диван, в то время как Джон принес из кухни полотенце и кувшин воды с кубиками льда. Он намочил полотенце и приложил его Курту к затылку. Мы укрыли его потеплее и провели ночь, не смыкая глаз и прислушиваясь к его дыханию.
Утром он рассказал, что ничего особенного не мог вспомнить - не принимал никаких таблеток, не пил, вообще ничего необычного. Для нас с Хиксом это была напряженная, изматывающая ночь, но для Курта все было гораздо опаснее. И снова я ощутил острое чувство своей вины. Я принимал непосредственное участие в этих опасных экспериментах, ставивших его жизнь под угрозу. Сам-то я мог похвастаться крупным телосложением и выносливостью. Он же не был физически крепким, и его часто мучили боли в желудке, из-за чего еда для него часто превращалась в пытку. По большому счету, я был пособником в его саморазрушении. Гораздо хуже, я был паразитом, который долгое время жил за счет страданий этого парня, которого я так любил, будучи тем самым курьером, который доставлял ему смертельно опасные дозы наркоты.
Вместо того, чтобы как-то положительно влиять на этого чудесного, талантливого человека, я пошел по простому пути, благодаря которому сам мог поддерживать свою зависимость. Каждый раз, когда я возвращался к этим мыслям, я чувствовал огромное чувство вины и отвращения к себе.