Не так давно в клинике стали практиковать так называемую групповую психотерапию. С благой целью - улучшить навыки межличностного общения, снизить тревожность, привить бесстрашное взаимодействие с миром вне больничных стен. Тут ведь как часто бывает... Лежит человек в стационаре годами, привыкает к тому, к чему привыкнуть крайне тяжело. А потом выходит в социум, а там все иначе. Как будто без скафандра в открытый космос. Без опытного наставника и опекуна - как в омут с головой. Накрывает, возникает острая реакция на события и - увы- очень часто снова в психушку. В родную стихию. Пусть мрачную, но привычную. Говорят, что похожий эффект наблюдается со многими людьми, живущими долгие годы в несвободе. Может быть, помните эпизод из культового "Побега из Шоушенка", когда выпускают на свободу старика, полжизни проведшего за решеткой, и тот, спустя несколько недель свободы накидывает на крюк петлю и вешается.
С некоторых пор групповая психотерапия стала практиковаться в первой клинической. Возглавил ее молодой доктор Игорь Петрович С, стажировавшийся за рубежом.
Наиболее интересными групповые занятия - в отделении, где лежат хронические больные. Их представления о мире вне больничных стен зачастую бывают наивными, детскими, примитивными, фантастическими, наделенными персональными качествами их искаженного восприятия реальности.
Выборочную группу приглашают в зал для просмотра телевизора. Своего рода, "красный уголок". Рассаживают по кругу. Так, чтобы пациенты видели лица друг друга, а не затылки, как это бывает на лекциях.
Иногда для разогрева аудитории включается музыка.
Пациентам предлагается расслабиться, погрузиться в музыку, затем показать движениями тела, как выглядит та или иная мелодия.
Включили Моцарта - больные безучастны. Сменили на Рахманинова - тот же эффект. Тогда поставили джаз. И тут ребята поплыли. Какое-то волшебство.
Студент П., который два года назад в бреду укусил кроличью шапку и до сих пор отплевывается от волос на языке, неожиданно перестал кривляться, поднялся во весь рост и начал плавно покачивать бедрами, будто он дерево на ветру. Другой пациент - шахматист Д-нов, у которого игра в невидимые шахматы - экзотический, почти религиозный ритуал, - неожиданно вытянулся во весь рост и начал с закрытыми глазами расписывать вензелями воздух, любо-дорого посмотреть. Шизофреник по прозвищу Куба лег на пол и начал выгибать спину, силясь подняться на "мостик".
После сели на места и стали рассказывать, какие ассоциации вызвала музыка. Затем перешли к творческому заданию - рассказать без смущения перед своими друзьями, как они представляют психбольницу далекого будущего.
Самым любопытным оказался рассказ художника Егора К., страдающего параноидальным расстройством личности.
Егор К. - молодой человек с закрытой внешностью. Такого заметишь в толпе и тут же забудешь. Есть невзрачные лица, в которых, кажется, все пропорционально и симметрично, но они не запоминаются. Вероятно, это не свойство самих лиц, а следствие замкнутости человека. Он как бы стремится затеряться в толпе, стать невидимкой, капелькой в массе.
Но при этом у Егора художественная творческая натура. Да, он подозрителен, тревожен и мнителен. Однако говорил интересно, искренне и как бы удивлялся собственной раскованности.
Краснел, заикался, но все же доносил мысли до окружающих.
- Я вот думаю...знаете как будет? Утром да? Мы просыпаемся, когда по отделению кричат, бегают, ругаются...да? А вот в будущем мы будем просыпаться от джазовой мелодии. Не от гимна по радио. А от джаза. Понимаете меня? Да? Не от крика, а от музыки.
Егор улыбался. Пациенты смотрели на него с восторгом.
- А дальше что? - спросил, заслушавшись, Куба. - Дальше давай.
- Давай дальше, - раздалось со всех сторон.
Игорь Петрович кивнул.
- Дальше...я думаю, - покраснел Егор. - Таблетки не будут утром разносить по палатам наши медсестры. Да? Вместо них будет ездить робот и приятным женским голосом предлагать принять лекарство. У робота будут видео-глаза. Да? Он не будет просить нас открыть рот и показать язык, чтобы убедиться, что лекарство выпили. Он будет нас смешить. Показывать всякие рожицы. А мы будем смеяться. Если кто-то утаит таблетку под языком, она выпадет. И всем будет стыдно.
- А дальше?
- Дальше...я думаю. Картины на стенах. Да? Они будут живыми. Стекать с них станет пахнущая вода.
- Нектар? - спросил Игорь Петрович.
- Да. Одеколон.
- Или миро?
- Да-да...миро...да...как в церкви будет...как с икон... да? Натюрморты будут пахнуть. Я умею такие рисовать. Однажды я расписал дверь в стене и вышел из больницы прямо в город. Потом вернулся. Игорь Петрович не заметил. Меня ждет ливанская княжна Гульнара, Гранат. А еще я могу ходить п...по радуге, - неожиданно открылся Егор.
Доктор не останавливал потому, что даже амитал-кофеиновое растормаживание не всегда давало таких уникальных результатов - тонкий бред, смешанный с мечтами и фантазией, был безобиден.
- А дальше...мне кажется, не будет никаких стен, решеток и откидных окон в туалете. И все будут рады всем. И никогда тетя Глаша не ударит скрученным вафельным полотенцем...
- Так-так, закончили, - поспешил прервать групповую психотерапию Игорь Петрович. - Всем спасибо. Сейчас обедать. Продолжим в другой раз.
Прервал, понятно, на самом увлекательном месте - на санитарке тете Глаше, которая "славится" тем, что иногда срывается на больных с помощью орудия устрашения - скрученного мокрого вафельного полотенца. Это обсуждать в публичном пространстве не положено. Может вызвать нежелательные коллективные инстинкты - реакцию толпы.