Бывает, читатели пишут в комментариях, что того, о чем я написала, не может быть.
Иногда я отвечаю подробно, даже пересказываю историю, которая послужила основой рассказа, но чаще просто привожу слова Михаила Зощенко: "В жизни нет ничего такого, чего бы в ней не было!" И это правда. Потому что рядом с комментариями о неправдоподобности истории появляются другие, которые начинаются словами – «Я словно о себе прочитала».
И сегодня я расскажу историю, которая некоторым покажется нереальной, но она произошла.
Рассказ от имени героини.
То, что мои родители не вполне адекватные люди, я поняла лет в восемь. Хотя и до этого мне приходилось слышать, как перешептывались мамочки в песочнице:
– Это надо же было так девчонку назвать! Как будто поиздевались над ребенком.
– Это точно. Нет, Авдотья, конечно, интересное имя, да только кто ее так называть станет? Всю жизнь будут Дунькой кликать.
И они были правы. Авдотьей меня величали только воспитатели в садике и учителя в школе, а все одноклассники иначе как Дунькой не называли.
А когда обстоятельства требовали назвать меня полностью по имени, отчеству и фамилии, я готова была провалиться сквозь землю. Потому что после слов «Хряковская Авдотья Александровна» в зале обязательно раздавался смех, а то и улюлюканье.
И никакие рассказы учительницы литературы, что Авдотьей звали знаменитую балерину времен Пушкина – Истомину, что сам поэт посвятил известное стихотворение «Я помню чудное мгновенье» княгине Авдотье Голицыной, что в Авдотью Панаеву был влюблен еще один поэт – Некрасов, не действовали на моих одноклассников.
Я так и осталась до конца школы Дунькой–хрюшкой. И самой большой моей мечтой было сменить имя и фамилию сразу же, как только мне исполниться восемнадцать лет.
Конечно, можно было сделать это и в четырнадцать при получении паспорта, но отец никогда бы не дал разрешения. Он гордился нашей фамилией, нашел в Большой Российской энциклопедии сведения о ее происхождении и решил, что должен восстановить родословную.
А когда родился мой младший брат – Алексей – отец заявил, что он будет работать над созданием семейного бизнеса, чтобы ему было что передать своему наследнику.
Мне было восемь лет, и мало что поняла из его речи. И тем более мне было неясно, чем я могла помочь родителям.
В течение следующих десяти лет отец брался то за одно дело, то за другое – от грузоперевозок до сборки мебели на дому у клиента.
Я помню, как он вечерами увлеченно доносил до мамы суть своего очередного проекта:
– Все очень просто, Люба! У одного человека есть груз, а у другого – машина. Я свожу их вместе. Клиент платит мне за перевозку груза, я отдаю часть оплаты хозяину машины. А остальное – моё!
У отца было какое-то странное представление об экономике: он брал в аренду грузовые газели, нанимал водителей, размещал объявление об услуге и ждал, когда на него посыплется золотой дождь. А в это время нанятые им водители на арендованных им машинах зарабатывали в свой карман, пользуясь «сарафанным радио».
Наша небольшая двухкомнатная квартира частенько напоминала то склад лакокрасочной продукции, то пункт переработки ягод, купленных у населения.
В это время мне приходилось спать на кухне, на раскладушке, вплотную придвинутой к газовой плите. Зато в распоряжении «наследника» была просторная светлая комната, оснащенная всем, что только может пожелать мальчишка его возраста.
Нет, я не могу сказать, что родители не обращали на меня внимания. У меня было все необходимое для жизни и учебы, но все это покупалось по остаточному принципу и было очень «бюджетным». Но что действительно выводило меня из себя, так это ужасное поведение брата.
Поняв, что он в этом доме пуп земли, пацан вел себя безобразно. Особенное удовольствие почему-то ему доставляло наблюдать за тем, как родители выговаривают мне за то, чего я не совершала.
– Дуня, ты опять разбила тарелку, неужели нельзя мыть посуду аккуратнее?
– Мама, я ничего не разбивала, – пыталась оправдаться я.
– Не будет же Леша врать. И осколки вот в ведре валяются, – отвечала мать.
Зато если я сообщала родителям, что братец в компании таких же остолопов курил за гаражами, мама всегда возмущалась:
– Зачем ты придумываешь? Леша сказал, что он не курит.
А как-то, когда брату было уже одиннадцать лет, к нам в дом пришел участковый. Оказывается, Лешка вместе с двумя приятелями, которые были чуть постарше его, украл у пожилой женщины кошелек. Она шла из магазина, двое мальчишек ехали ей навстречу на самокате и прямо перед ней упали. Женщина стала помогать им подняться, а наш «герой» осторожно вытащил у нее кошелек из кармана куртки.
– А чем докажете, что это я вытащил? Может, она его в магазине потеряла? – глядя на участкового исподлобья, заявил брат. – Там во дворе никого не было, а Никита с Васькой не нарочно упали.
– Да, народа не было, а камеры были. Смотри! Откуда ты знал, что у нее кошелек в этом кармане? Говори!
– Мы с Васькой в магазине видели, куда тетка деньги положила, – повесив голову сознался Лешка.
Мать бегала потом к этой женщине, которая жила в соседнем доме, чуть ли не в ногах у нее валялась, мол, мальчик еще маленький, его старшие друзья с толку сбили, обещала денег в качестве компенсации.
В общем, в этот раз обошлось. Не знаю, крал ли брат еще за пределами дома, но наши кошельки он чистил регулярно. Однажды вытащил у меня карточку, на которую мне только что перевели стипендию. Мать снова завела песню о том, что я возвожу на брата напраслину, но я сказала, что заявлю в полицию. Карта моя нашлась в коридоре, среди обуви.
– Вот видишь, сама уронила, а брата обвиняешь, – возмущенно сказала мать.
– Конечно, а карточка сама, без меня, сходила в соседний магазин и истратила триста восемьдесят рублей.
Не знаю, чем бы закончился наш разговор, но дверь открылась, и в квартиру влетел отец.
– Люба! Люба! Всё! Теперь заживем!
Братец, воспользовавшись моментом, удрал на улицу, а я, не желая слушать об очередном гениальном проекте отца, пошла в комнату брата, потому что наш единственный компьютер стоял там.
Я уже закрывала за собой дверь, но почему-то обернулась: на столе веером лежали купюры разного достоинства. Отец гордо стоял рядом.
– Сколько здесь? – шепотом спросила мама.
– Триста восемнадцать тысяч! Неделю назад я внес всего десять, а сегодня получил – вот. Убери их куда-нибудь. Сейчас поужинаем и я тебе расскажу, что придумал.
Отец пошел мыть руки, а мама открыла старый письменный стол и стала выдвигать ящики.
Конечно, я подслушала план, который придумал отец. Он решил взять в банке кредит под залог нашей квартиры.
– Видишь, Люба, как хорошо, что я один владелец квартиры, а вы здесь даже не прописаны. А ты на мою мать обижалась, когда она не разрешала вас здесь прописать. Зато теперь я спокойно получу два, а может, два с половиной миллиона. И ни в какую опеку ходить не надо.
Действительно, мама и мы с братом были зарегистрированы в пригороде, в бабушкиной развалюхе на четыре семьи. С каждого угла одноэтажного деревянного дома торчало по крыльцу, а дальше – одинаковые «квартиры»: двухметровый коридор, четырехметровая кухня и восемнадцатиметровая комната. Вода – в колонке, удобства – на улице.
На этих двадцати четырех метрах в свое время жила мама с родителями, пока не вышла замуж. Квартиры в этих домах нельзя было даже приватизировать, потому что они принадлежали организации и к тому же не соответствовали каким-то санитарным нормам.
Приватизировать было нельзя, а жить, с точки зрения поселковой администрации, вполне можно. Вот там и жила бабушка, которой было семьдесят два года.
К чему я об этом рассказываю? Да к тому, что, если «проект» отца опять провалится, мы все вчетвером свалимся на голову бабушке.
Через неделю отец получил деньги, и они с мамой повезли их куда-то «вкладывать».
Когда маршрутка, на которой они ехали, была середине моста, с противоположного высокого берега на него въехала тяжелая груженая фура. Может, у нее отказали тормоза, может, водителю стало плохо и он потерял управление, но фуру мотало по мосту, и она распихивала легковушки, как игрушечные машинки. Несколько машин, в том числе и маршрутка, упали в реку. Кто-то сумел выплыть сам, кого-то вытащили спасатели. Из маршрутки не выбрался никто.
Я не знаю, успели родители отдать деньги или они только ехали в эту контору, но среди их вещей, которые мне вернули, никаких денег не было.
Все траурные расходы нашей семьи взяла на себя компания, которой принадлежала фура. Поскольку отец не пожелал тратиться на страховку, банк забрал квартиру в счет долга по кредиту.
Мне в колледже дали общежитие, а брата временно определили в приют.
Несколько раз меня вызывали в опеку и спрашивали, почему я не хочу стать опекуном своего младшего брата.
– Неужели вам не жалко Алешу? Ведь ребенку лучше воспитываться дома среди родных людей. А у вас еще есть бабушка. Вам девятнадцать лет, вы совершеннолетняя, можете учиться и работать.
Но я отказалась:
– Мне еще в колледже год учиться, я живу в общежитии, а той пенсии, которую он будет получать, не хватит даже на то, чтобы снять квартиру.
Меня эта ситуация очень удивила, я слышала, что опека на раз-два забирает детей из «неблагополучных» семей, а тут мне братца прямо-таки в руки впихивали.
Да я бы не забрала его, даже если бы мне в придачу дали десять миллионов. Зачем мне проблемы с жуликоватым и вороватым подростком? Пусть его воспитывает государство.
А у меня сейчас много дел.
В первую очередь я занялась тем, о чем мечтала всю сознательную жизнь – сменой имени и фамилии.
Все прошло достаточно гладко, хотя побегать и потратиться мне пришлось. За все справки и бумажки я заплатила около восьми тысяч.
Но деньги у меня были – те самые триста тысяч, которые мама спрятала в письменном столе, приклеив пакет скотчем к дну нижнего ящика. Я не стала делиться ими с братом. Но и тратить тоже не торопилась – они мне еще пригодятся.
За месяц я поменяла все документы, вплоть до полиса ОМС. Диплом в колледже я получила уже на новую фамилию.
Теперь я была Тамара Александровна Лукьянова. Я взяла девичью фамилию мамы. А имя выбрала себе сама – оно мне очень нравится. Когда я представляюсь, то немного растягиваю второе «а».
Бабушка умерла в апреле, я похоронила ее рядом с родителями. Теперь меня здесь ничего не держало, и я решила навсегда уехать из этого города.
А куда – я выбрала давно. И это не Москва и не Санкт- Петербург. Я купила билет на самолет Москва – Калининград.
Я никогда не была в этом городе, но думаю, что мне понравится там жить.
Вот такая история. Хотите верьте, хотите - нет. Но живет сейчас в Калининграда, а может быть, во Владивостоке Тамара, а может, Карина. Понятно, что имена героев изменены.
Автор – Татьяна В.
