В траве уже стрекотали сверчки. Соловей завел свою полуночную песню.
Тая еще не понимала, почему бабушка так ждет весны, из года в год - когда зацветет терновник и соловушка прилетит! Для юной души и зима была в радость. Тая не знала холода и голода, печки и камины в доме академика Тихомирова были всегда затоплены, но знал, какого это и испытал на собственной шкуре Саша. Тридцать второй - тридцать третий года были суровыми. Голод был лютым и охватывал большие территории Советского Союза. По большей части степные провинции, Северной столицы на Неве он не коснулся.
Девушка сбросила свои туфельки, хоть и было зябко, утопила ступни в мягкой и густой траве и подняла голову к небу, когда со скрипом отворилась дверца застекленной веранды. Чиркнули спичкой, и зажгли две, подвешенные к балкам, масляные лампы.
Тая сделала шаг в сторону, в тень. Возможно, за ней пошел Костя. Он улыбался ей за столом, даже предлагал налить в рюмку немного рубинового абхазского вина, но она отказалась. Алкоголь казался чем-то мужским. Женщины могли пригубить немного игристого шампанского на Новый Год или день рождения, обычный майский вечер никак не располагал к таким удовольствиям.
- Я здесь! - Не смогла сдержаться она и пошла к калитке. - Если ты, вдруг, ищешь меня. - Твердые и уверенные шаги последовали за ней.
Она была уверенна, что это Костя, но он был непривычно тихим и немногословным. Дачный посёлок погрузился во тьму, одни звезды давали немного серебристого света. Обернись Тая, она бы его увидела - молодого двадцатилетнего парня, упорно следующего за ней.
Босые пятки кололи маленькие камушки, Тая ступила на середину дороги, поросшую травой, в руке зажала кисточки шали.
- Я вас так ждала... Коля же письмо написал! Он предупредил, что увольнительную на три дня дадут. Бабушка Вера еще с вечера тесто на пироги поставила, мама засолила сельдь... Отец, хоть и дымил без конца своими папиросами, но тоже волновался! Кто только придумал служить три года? Это же так долго!
И опять нет ответа, только шаги за спиной.
У маленькой речушки, практически полностью скрывшейся за осокой и камышом, Тая остановилась. Сердце, как и всегда было в присутствии Кости, понеслось галопом, дыхание участилось, маленькие ладошки взмокли.
- Ты ведь и сам все видишь, правда? Видишь, что я чувствую к тебе?
- Да. - Голос был изломанным от долгого молчания, с хрипотцой, но абсолютно не похожим на Костин. Будь Тая повнимательнее, она бы это поняла.
Молодой солдат подошел ближе. Она спиной чувствовала тепло, исходящее от его тела и занервничала еще больше.
Поддаваясь порыву, Тая крепко зажмурилась, развернулась на носочках и подалась вверх и вперед, желая поцеловать.
Впервые и так неумело!
Костя был невысоким, но она все равно не достала до губ, уткнулась в шею, пахнущую солдатским мылом. Холодными пальцами он осторожно поднял ее лицо, провел по круглым, и определенно, румяным, девичьим щекам.
Все было правильно.
Костя был правильным и самым желанным для Таи мужчиной!
Он поцеловал ее практически целомудренно, прижался губами к ней, не смея сделать ничего, что бы напугало, или заставило стыдливо отступить. Тая размякла в сильных руках, вдыхала полной грудью приятный мужской запах, наступила на сапог, но Костя не был против, даже не заметил. Он погладил ее распущенные каштановые волосы, поправил белый воротничок и взялся за талию, не позволяя девушке оступиться.
- Костя... - Выдохнула она ему прямо в губы.
Позови он ее сейчас замуж, она бы согласилась расписаться и ждать его его еще год в качестве верной жены. Романтичный образ Константина Разумовского уже давно завладел ее сознанием и юным сердечком!
Но он сделал шаг назад и придержал ее за плечи, отстраняясь.
- Нет.
- Костя? - Голос был совсем не тем. Ниже и грубее. Не та, знакомая и ласковая интонация, к которой Тая привыкла.
- Нет, Зяблик. Это не Костя. Неужели в темноте все женщины слепы?
Она резко распахнула глаза и столкнулась с насмешливым взглядом Александра.
Жаль, под рукой не было ее туфель! Каблуком бы, да по этой ухмылке!
Тая разозлилась, некогда ей было рассматривать
Сашу, и как у него сжались ладони в кулаки от напряжения и разочарования.
- Вот такие нынче советские солдаты? Такая у них мораль! - Девушка скомкала шаль и бросила ее парню в лицо. - Громов!
- По крайней мере, ты меня узнала.
- О! Я узнаю тебя, Саша, из тысячи! Тебя трудно не узнать! Ты! Ты!
- Ты поцеловала меня.
- Нет. Забудь! Все было не так, и ты сам это знаешь!
- Не знаю. Ты поцеловала меня, я ответил, что еще мне было делать?
- Сказать, что это ты! Признаться! Это так подло!
- Подло? Я готов что угодно поставить - тебе понравилось!
Обычно всегда такой уравновешенный Громов начал закипать.
- Оставайся здесь один, вместе со своим, чрезмерно раздутым эго! Может станет, хоть немножечко, стыдно за свой поступок!
- Странно, что ты упомянула “Эго” и меня в одном предложении! А еще хочешь казаться умной.
- Костя бы никогда...
- Вот именно, Разумовский бы никогда...! - Саша хотел сказать что-то еще, но заставил сам себя замолчать.
Не слушая возражений, он завернул Таю в шаль, грубо завязал кисточки узлом, и, удостоверившись, что она идет за ним, пошел в сторону дома, где уже за столом разместились соседи - Профессор Лебедев с дочерью Лидой. Девушки дружили. Не были близкими подругами, но Лида искренне улыбнулась заметив Таю. Настороженно посмотрела ей за спину, потом вернулась к веселой и оживленной беседой с очарованным ее красотой Костей.
Впервые Тая пожалела, что отец позвал Лебедевых. Золотые волосы Лиды, ее озорной и заразительный смех, все играло против смущенной Таи.