Почти всю сознательную жизнь Василиса ненавидела Юлю. Вообще-то до семи лет они дружили. Во-первых, они были какими-то очень дальними родственницами, седьмая вода на киселе, но между тем. Во-вторых, их родители работали на одном заводе, хотя и в разных цехах, в третьих они ходили в один детский садик, причем в одну группу и в четвертых жили в соседних домах.
Впрочем, микрорайон, в котором они жили, был заводской новостройкой, садик тоже был заводским, так что близкое общение было предопределено. Соседство двух семей было очень удобным, часто мама Василисы или Юли по очереди забирали детей из группы и тому моменту, когда девочкам надо было идти в школу, семьи их дружили.
Конец дружбы наступил неожиданно в солнечный воскресный день, когда отцы девочек, в ожидании зашедших в магазин жен, стояли с детьми на тротуаре. Если бы женщины не залюбовались брючным костюмом, в который был наряжен манекен, и не зашли в магазин, если бы папа Юли не отошел буквально на двадцать метров к киоску за сигаретами, если бы Василисе не купили большой яркий мяч, если бы девочки вели себя как положено воспитанным детям, то трагедии бы не было.
Ох уж эти если бы… Но на беду яркий мяч, которым играли подружки выскочил на дорогу и Юлечка бросилась за ним. А через секунду раздался визг тормозов, какая-то женщина истошно закричала, напуганная Юля, отброшенная сильной мужской рукой, уткнулась курносым носиком в траву газона.
И все зашумело, закрутилось в какой-то безумной карусели. Кто-то вытаскивал бинты из аптечки, кто-то вызывал скорую помощь, кто-то поднимал Юлю. И только один человек не участвовал в этом переполохе – папа Василисы без движения лежал на проезжей части.
Что было в следующие два дня Василиса помнила плохо. Квартирка, в которой она жила с родителями, постоянно наполнялась соседями, родственниками, знакомыми и вовсе незнакомыми людьми. Все ее жалели, гладили по головке, совали в руки и карманы платьица конфеты. Во дворе все дети смотрели на Василису с уважением, восторгом и каким-то почтительным страхом.
Бабушка, папина мама, приехала вечером второго дня, перед похоронами. Она плакала до бессилия и на кладбище родственники поддерживали ее с двух сторон. А через два дня, когда Василиса недальновидно заявила, что идет во двор играть с Юлей, бабушка ее почти озверела:
- Не пущу! Даже и не мечтай, ишь чего выдумала. Что бы ноги ее в этом доме не было, и сама к ней не смей ходить и вообще близко не подходи, иначе прокляну!
Василисина мама, которая, говоря откровенно, всегда недолюбливала свою свекровь, в этом вопросе была с ней солидарна. Она запретила дочери дружить с Юлей и пообещала высечь, если та этот запрет нарушит.
Семилетней Василисе в одно ухо влетело, а в другое вылетело, и уже через три дня она каталась с подружкой на качелях. Кто донес об этом ее бабушке, она никогда не знала, да это и не важно. Но высекли ее в тот вечер от души. Пришедшая с работы мама дочку не пожалела, а еще и добавила наказание от себя – поставила в угол. Вот так и прекратилась эта короткая дружба.
И если до девяти лет Василиса к бывшей подружке относилась нейтрально, то со временем безразличие сменилось нелюбовью, а спустя время нелюбовь породила ненависть.
Нелюбовь эта зарождалась постепенно, когда кто-то из взрослых говорил о Василисе «сиротка», когда мать ее, жаловалась подруге, как тяжело ей одной растить дочь, лишнего яблока ребенку не купишь, а все из-за чужой девчонки. Маленькой Василиске без надобности было это лишнее яблоко, но горечь материнских слов не забывалась.
Василисе было одиннадцать лет, когда мать ее во второй раз вышла замуж и тогда ее кресло-кровать передвинули на кухню, благо площадь это позволяла. Это еще как-то можно было стерпеть, но как стерпеть то, что мать уехала на море вместе с новым мужем, а ее, Василису, услали в летний лагерь.
И не вспомнила ее мама, что когда-то давно они мечтали, как поедут втроем к морю, как побежит Василиса по гальке навстречу ласковым волнам, как привезет домой гладкие камушки и ракушки. Вот тогда появилась в ее душе ненависть к той, другой, имевшей все то, что когда-то она безжалостно отняла у нее, Василисы.
Василиса училась в шестом классе, когда Юля с родителя переехали в другой район, и бывшая подружка не стала мелькать перед ее глазами в школьных коридорах как вечное напоминание об утрате. И хотя объект ненависти был далеко, но ненависть эта не оставила Василису, уж очень несладкой была жизнь с отчимом.
Замуж Василиса вышла в двадцать лет. Могла бы и раньше, да как-то раньше не звали. Вышла не по большой любви, скорее по необходимости, лишь бы из дома уйти. Парень неплохой, вроде бы любит ее, во всяком случае, относится к ней хорошо. Свекровь как-то не очень добро на нее смотрит, ну да ей к косым взглядам не привыкать.
Жили Василиса с Анатолием неплохо, хотя и не очень богато. А откуда этому богатству взяться, у матери с отчимом общий сын растет, у родителей Анатолия кроме него еще дочь, на десять лет его младше и сын восьмилетний.
Василиса не жаловалась, не могут родители помочь, так они сами справятся. Оба работают, оба учатся заочно. Конечно, если был жив папа, проще бы ей в этой жизни было. Мамина тетка двоюродная, тетя Вера, как-то в разговоре упомянула, что Юля с мужем вроде бы квартиру купили, с двух сторон родители помогли. Что же, в жизни всегда так, одним все, а другим ничего.
Василиса с мужем тоже купили квартиру, правда, через семь лет после свадьбы. Понятно, что в ипотеку, ну да ничего, выплатят. А через год после покупки стали задумываться о детях. И правильно, восемь лет живут, и хоть пуда соли пока не съели, но чувства давно проверены и перепроверены.
Только не получается у них с ребенком, каждый месяц замирает Василиса в радостном ожидании, а потом плачет в тишине кухни. А тетя Вера на каком-то юбилее фотографии видела Юлины. Потом рассказывала, что стоит эта Юля, довольная и счастливая, а на руках мальчик голубоглазый. Хорошенький, волосики светленькие. Вот тогда в Василисе опять ненависть всколыхнулась, точно эта Юля не только отца у нее отняла, но и ребенка.
Что же делать, пошли по врачам. Слово бесплодие ее почему-то не удивило, она точно знала, будто чувствовала. Делать нечего, остается ЭКО.
- Да вы не переживайте так, - успокаивает ее врач, - это сейчас сплошь и рядом. И ничего, здоровенькие детки рождаются. Пусть и не всегда с первой попытки, так вам только тридцать, еще успеете.
С первой попытки Василиса не родила, и со второй не родила, и с третьей. Никому они с Толиком об этих попытках не говорили, на людях Василиса смеется, какие наши годы, говорит, а дома в грудь мужу уткнется и плачет, плачет. А свекры уже от дочки внучков нянчат. Когда же, говорят, ты сынок, нас обрадуешь.
Молчит Анатолий, молчит и Василиса. Опять пошла Василиса по врачам, по кабинетам. Только ничего утешительно ей в этих кабинетах не сказали. Кто первым заговорил о суррогатном материнстве Василиса не помнила, только поняла она, что это ее последняя надежда.
Услуги суррогатной мамы стоят столько, что Василисе с Анатолием даже и не снилось. Им и полсуммы не набрать, даже треть с трудом смогут наскрести. Хотела Василиса у мамы своей занять, да какое там.
Мама Василису пожалела, вместе с ней всплакнула. Господи, что же за жизнь-то такая, что же она у нее с рождения невезучая. Юлька-то, ты представляешь, недавно еще и дочку родила. Одной все, а другой фиг с маслом. Только денег у нас нет, ты даже не проси. У нас сын школу заканчивает, нам его дальше учить надо. Толик тоже у своих попросил, тоже отказ. Ты, говорят, о разводе лучше подумай. Ушел, еле сдержался, чтобы дверью не хлопнуть.
Лучик надежды мелькнул у Василисы, нашли они суррогатную маму. И денег она запросила меньше чем другие, почти в половину меньше. Если машину продать и кредит взять, может и в их доме будет счастье. У женщины глаза грустные, муж, говорит, бросил, одна ребенка на ноги поднимаю.
Анализы женщина сдала, вроде бы все в порядке. Договор уже почти подписали, а врачи неожиданно в подсадке отказали. Мамочку, вы, говорят, нашли неподходящую, ребенок у нее инвалид, она потому и на меньшие деньги согласилась. Таким женщинам суррогатными мамами быть нельзя.
Василиса себя переборола, поехали они с мужем на дачу к свекрам. Улучшив момент, пошла на поклон к золовке. Знаю, говорит, что денег у тебя нет, и не прошу денег. В другом помоги, у тебя двое деток здоровеньких, выноси еще одного, не потянем мы суррогатную мать. Золовка отказала, расплакалась вместе с Василисой, но отказала. Она только на работу хорошую устроилась, только-только из декрета вышла. Вот если позже, года через два или три...
Юля позвонила Василисе сама. Позвонила через полгода после того трудного разговора на даче. Я, говорит, приеду через час, так что будь дома. А я у тебя, Василиса, разрешения не спрашиваю, тебе этот разговор нужнее, чем мне, говори адрес, мне тебе долг вернуть надо.
Василиса перспективе прихода незваной гости не обрадовалась. Наверное, думает, мама ее все рассказала тете Вере, ну а та в свою очередь Юлькиной матери. Не иначе, как она деньги везет, смерть отца компенсировать хочет. Ненавижу, ненавижу ее! И деньги не возьму, без ее денег обойдусь. Вообще дверь открывать не буду!
Но дверь она открыла. А вскоре они уже вместе открывали дверь медклиники. А потом были анализы, уже знакомые Василисе протоколы, подсадка, тревога, надежда и ожидание, девять месяцев ожидании. За эти девять месяцев куда-то пропала ненависть, что без жалости жгла Василису.
А потом опять врачи, рука Юли, до боли сжимающая руку Василисы, Юлины крики отзывающиеся болью в сердце подруги, а потом еще один крик, который Василиса жаждала услышать несколько долгих лет. В тот момент, когда она взяла на руки своего сына в сердце Василисы были только любовь и благодарность