Кто дал Олегу право выделять лучшие доклады??? Он специалист???Академик какой АКАДЕМИИ???
…И это действительно вопрос. Кто ты такой, чтобы посягать на общепринятые истины? Критик новоявленный? Литературовед? А подтверждающий статус документик у тебя имеется? Может быть, ты доктор наук или на худой конец кандидат? Студиозусов обучаешь? в академических сборниках печатаешься? Нет?! Тогда ты, батенька, просто самозванец!
Что ж, возможна и такая аргументация. Да вот беда – люди, пишущие диссертации, как правило, наукой-то и не занимаются. Их цель – карьера, физическое выживание, устройство личной судьбы, всё что угодно, но только не наука. Впрочем, подобный конформизм присущ не только современности – о том же находим свидетельство и в конце XIX века:
«В углу каюты, на соседних койках, лежали двое студентов и беседовали о том, что прежде в университете занимались более естественными науками, а теперь настали совсем другие времена: студенты уже менее заняты исследованиями и наблюдениями, а более ударяют в практические науки и более думают о том, как составить себе будущность. Они рассказывали друг другу разные анекдоты про своих профессоров, которые стали практичны не менее студентов и для примера своим слушателям хлопочут более о теплых местечках, чем о научном усовершенствовании». (Роман «Знамения времени» Даниила Лукича Мордовцева)
Однако если сто лет назад это выглядело ненормально, то в эпоху постмодернизма такое положение вещей, войдя в норму, подчинило себе сам смысл научной академической деятельности, сделав его псевдонаучным и псевдоакадемическим. Причина этого коренится в самой природе вещей – срабатывает принцип, когда внутреннее развитие ситуации приводит к подмене содержания формой. Формулировку данного принципа находим в сочинении «Учение и ритуал высшей магии» французского оккультиста Альфонса Луи Константа (1810-1875), более известного под именем Элифас Леви:
«Человек увлекается формой и забывает идею; знаки, умножаясь, теряют свою силу… Люди, устав от света, укрываются в тени телесной субстанции; мечта о пустоте, которую наполняет Бог, скоро кажется им больше самого Бога; ад создан». – При этом учёный муж вносит существенное уточнение: «Когда в этом сочинении я буду пользоваться освященными временем словами: Бог, Небо, ад – да будет раз навсегда известно, что я столь же далек от смысла, придаваемого этим словам профанами, как посвящение – от вульгарной мысли. Для меня Бог – Азот мудрецов, действующий и конечный принцип великого дела». (Цитируется по изданию Дион Форчун «Тайное без вымыслов»; Элифас Леви «Учение и ритуал высшей магии»; издательство «REFL-book», 1994)
То, во что ныне выродилась система высшего образования, может быть обозначено как ФОРМАЛИЗАЦИЯ НАУКИ. Высшее образование как САМОЦЕЛЬ, составными частями которой являются, во-первых, «корочка», то есть знак, фиксирующий получение «высшего образования» и, следовательно, подтверждающий наличие оного и несомненную принадлежность к нему. От иного обладателя двух таких «корочек» приходится слышать, что у него, дескать, не просто высшее образование, а два высших образования. Вот это и есть подмена идеи формой, непонимание того, что образование – а тем более высшее – может быть только одно! Человек может быть либо образован, либо необразован, – и определяется образованность вовсе не наличием «корочки» и не их количеством, а реальными знаниями.
Вторым знаком – следующей ступенью – формализированной науки является учёная степень, достигаемая посредством написания диссертации. Что же такое диссертация? По идее это должно быть НОВОЕ СЛОВО – большое или маленькое – в науке, то, что в той или иной степени расширяет научный горизонт. Но так ли в реальности?
Ознакомиться с образцами диссертационной мысли замкнутой на себе вузовской системы человеку со стороны не представляется возможным, ибо они, как правило, не имеют никакого продолжения в виде выходящих в широкое потребление монографий. Однако получить представление о главном принципе их написания можно по многочисленным «научным» статьям представителей «вузовской науки». Принцип этот называется «переливание из пустого в порожнее» и состоит в том, что поднимаемый вопрос-проблема придумывается на пустом месте, и по этому выдуманному поводу развивается пустая наукообразная канитель.
С подобным сталкиваешься повсеместно – начиная от центральных академических журналов и заканчивая «научными» сборниками провинциальных вузов. Примером наукообразного «творчества» может служить статья «Две реальности «Мастера и Маргариты»», напечатанная в журнале «Вопросы философии» № 2 за 1990 год. Её автор – доктор философских наук, главный научный сотрудник Института социологии АН СССР Л. Г. Ионин – на 12-ти страницах журнального текста только тем и занимается, что льёт воду. Правда, не простую воду, а наукообразную:
«Теперь можно ответить на поставленные выше вопросы: интерпретация каких-то фактов как символов ведет не к установлению коммуникации с другими сферами реальности, но к «превращению» их из символов в знаки, т. е. к редуцированию трансцендентного к повседневности.
Лишь только факт интерпретируется как подлежащий ведению представителя милиции, или психиатра, или служителя культа («Окропить помещение!» – командовал домоуправ Босой), – он превращается в обычный нормальный факт повседневности, поскольку в повседневности имеются орудия для обращения с этим фактом.
В таком случае то, что Шюц именует символом, лучше считать симптомом – симптомом «болезни» повседневности. Когда же симптом осознается в качестве такового, задачей повседневных деятелей становится: предпринять все возможное для его элиминации.
Таков булгаковский (имплицитно содержащийся в романе) вариант истолкования повседневности как особой смысловой сферы. Для этой интерпретации характерна закрытость повседневной жизни, ее отталкивание от трансцендентных сфер».
Это фрагмент из середины – но та же картина и в начале, и в конце: вместо смысла его имитация, перетекание одних слов в другие без какой-либо необходимости (что одни, что другие – суть дела от этого не меняется в связи с отсутствием самого дела). Вода, где невозможно зацепиться ни за постановку вопроса, ни за какие-либо выводы, сплошной поток рассуждений без конечной цели, без первоначального импульса, без энергии, и, следовательно, БЕЗ ЖИЗНИ.
Или же статья «Стихосложение А. Кондратьева: метрика и строфика», напечатанная в сборнике «Александр Кондратьев: исследования, материалы, публикации. Выпуск 2» (Ровно, 2010). Ее автор – доктор филологических наук Ю. Б. Орлицкий (Москва) – на пяти страницах занимается подсчетом и установлением в творчестве Александра Кондратьева процентного соотношения различных стихотворных размеров:
«…абсолютным лидером среди размеров, используемых Кондратьевым в лирике, оказывается трехстопный анапест, которым целиком написано более 29 (17,3 %) лирических стихотворений; еще 17 стихотворений написано разностопными вариантами этого метра, что доводит суммарное количество стихотворений, в которых используется анапест, до 46 (27,5 %) – доля, о которой ни один трехсложник не мог и «мечтать» в репертуаре ни одного русского поэта!» – Решил, что называется, поверить поэзию не алгеброй даже, а бухгалтерией! При этом мимоходом сделал уникальное открытие – непонятно, правда, к какой науке относящееся – о способности стихотворных размеров мечтать.
Пускай это только «фигура речи», но уже само её употребление свидетельствует о специфике мышления. Хвост виляет собакой. Анапест мечтает, чтобы поэты предпочитали именно его. Вот это и есть та обманка, имитация, а говоря по-современному – симулякр, что является основой постмодернистской ситуации как в искусстве, так и в том, что его окружает – в частности, в «вузовской науке». И поскольку понятие это основополагающе, то весьма нелишним будет привести выбранное из множества других наиболее чёткое его определение.
(продолжение следует)