Тусклое солнце неумолимо скатывается в пелену подступающих туч, вязких и безжизненных. Едва тёплый свет скользит по серой земле и иссыхающим деревьям. Ветер гонит пожухлую листву, срывает остатки с веток, что теперь похожи на скрюченные артритом пальцы. Крупный, бледно-жёлтый с красными точками, будто сбрызнутый кровью, лист опустился в подставленную ладонь.
Поднеся к лицу, вгляделся в узор прожилок, гадая, увижу ли ещё один листопад. Только настоящий, когда лес готовится к зиме, а не умирает. Сжал кулак и медленно разжал, ветер подхватил горстку пыли, понёс прочь от мёртвой рощи к городу призраку. В лучах затухающего солнца башни похожи на обломки костей. Среди них гуляет ветер, проникает в разрушенные крыши. Дорога разбита, на обочине свалены телеги и мёртвые лошади. Пустые глазницы смотрят на меня с печальным осуждением. Почему ты ещё жив, когда всё вокруг умирает? Почему не сдаёшься?
Шаги тяжелы, левая нога отдаёт болью, а ножны постукивают по бедру. Рукоять меча то и дело касается пальцев, будто пёс, выпрашивающий ласку. Лохмотья плаща треплет на ветру, вздымает серым крылом. Стальные набойки сапог загремели по выбитым воротам, справа к стене привалился мёртвый рыцарь, заботливо укрытый красным плащом с гербом королевской семьи. Рядом лежит великолепный клинок с рубином в гарде. Оружие Героя, баловня судьбы, любимца народа и богов. Осыпанный пророчествами с головы до ног, он привалился спиной к древней кладке и больше никогда не поднимет волшебный клинок против зла.
Позади остались исполненные святости жрецы, что попрятались в храмах, как крысы в бочках. Уставшие женщины с кричащими детьми и воины, чьи глаза пусты. Друзья и товарищи, все остались где-то там, где ещё тепло и Тьма не отравила воду.
В груди снежным комом нарастает тоска. Ноги тяжелеют, а спина ломится, будто на плечи обрушилась чугунная гора. Улицы города пусты, даже крыс нет, но кожу покалывает чувство чужого взгляда.
— Ты же видел его.
Хриплый голос резанул по ушам, как ржавая бритва. Я остановился и повернулся, на крыльце дома сидит мужчина в серых лохмотьях. К нему жмётся тощая женщина с жидкими волосами цвета пепла. В ногах лежит посох, меч и щит. Незнакомец смотрит на меня без эмоций, как умирающий в потолок.
— Ты ведь видел его, Героя?
— Да.
— И что, всё так же сидит у ворот?
— Да, не торопится спасать мир.
— А куда торопиться? Тьму не убить магией, не зарезать волшебным мечом. Глупости всё это.
— Да, так и есть.
— Так куда ты идёшь?
— Бороться с Тьмой.
Бывший воин склонил голову к плечу и хрипло засмеялся. На миг в тусклых глазах сверкнула искра и тут же потухла, погашенная внутренней тьмой. В них отразился я, сгорбленный и замученный долгой дорогой. Тьма, вытекающая из домов и умов, орды нечисти, идущие за ней, и отчаяние.
— Разве ты новый Герой?
— Нет, просто парень с мечом.
Воин покачал головой, склонил и крепче обнял девушку. Молчание затянулось, и я двинулся дальше. Постепенно улица расширяется, открывая огромную площадь и величественный храм. Некогда белые стены из чистейшего мрамора оплетены паутиной жидкой тьмы. Она струится из распахнутых дверей, сбегает ручьями по широким ступеням и впитывается в щели меж гранитных плит. Последние отблески дня озаряют верхушки башен, а на улицах воцаряется непроглядная ночь.
Город мёртв, а люди в нём мертвы душой. Пустые оболочки, блеклые тени себя прежних. Чем ближе вход, тем зыбче ступени и тусклее свет. Тьма будто заполняет глаза и разум... Почему я иду сюда? В самое сердце Смерти, к началу Конца всего сущего...
Потому что должен.
Я видел, как бежали Боги, перепуганные исторгающимся в мир Ничто. Видел сияющие порталы в иные миры, полные жизни и вереницы сильных мира сего, тянущиеся к ним. Обозы золота, артефактов и драгоценных одежд, под защитой рыцарей.
Нас бросили умирать. Мы не нужны в других мирах и безразличным сбежавшим.
Мы сами по себе.
В груди разрастается жжение, охватывает сердце и растекается по венам. Я остановился у входа, не в силах сделать ещё один шаг, медленно обернулся... Они собрались у подножия, десятки мужчин и женщин. Кто-то успел ступить на первую ступень. Среди них воин с топором, и женщина с посохом. Все с одинаковыми серыми лицами, обессиленные и сломленные.
Нет.
Не сломленные. Они не сдались, хоть и не в силах продолжать бой.
Я медленно поднял правую руку над головой, сжал кулак, глядя им в глаза. Толпа, один за другим, повторила жест в абсолютной тишине. В их глазах видна боль, усталость и искры, будто от углей, засыпанных пеплом.
Тьма приняла меня, как густой туман. Забилась в глаза, уши, рот и нос. Пропал звук шагов и ощущение тела, я завис, как муха в смоле...
— Человек?
Голос доносится отовсюду, давит на уши до крови. Горячая струйка скользнула по щеке и шее. Жжение в груди усиливается, я вскинул голову, хоть это и не имеет смысла.
— Да.
— Не Бог? Даже не полубог?
— Даже не герой.
— И почему же ты пришёл ко мне? Человек. Умереть? Аль хочешь сразиться с тем, от чего в ужасе бежали всесильные?
Грудь сгорает изнутри, в ней бушует пожар, которыей не затушить и ледяным океаном. Я прижал ладонь к сердцу, сдавил и прохрипел:
— Я пришёл дать бой.
Тьма разразилась смехом на тысячу инфернальных голосов.
— С чего ты взял, смертный, что тебе это по силам?
— Ни с чего. Я буду сражаться в любом случае.
— Почему?
Яростное пламя рвётся из груди, прожигает плоть.
— Потому что, это мой мир! Потому что, кто-то должен сражаться! И...
— И?
Я оторвал ладонь от груди, по глазам ударил ярчайший свет, разорвал тьму на мелкие клочья. Тело наливается силой, а рука поднимается выше, загоняя мрак в углы зала. Хриплый крик отражается от высокого свода и вылетает на улицу, к ожидающим меня:
— Пока живы, мы обязаны быть Пламенем! Теми, кто разгоняет Тьму!