Очень тяжело писать эти статьи… Я и прошлые-то писала с небольшим натягом, а эти, где речь уже заходит об Андрюше, даются мне намного тяжелее. Трудно вспоминать свои грехи и жизненные ошибки. Гораздо проще забыть про это и сделать вид, что ничего и не было. А вот признать свою неправоту и уж, тем более, рассказать о ней всему миру – эта работа над собой требует колоссальных внутренних усилий. Некоторые ваши обличающие комментарии помогают мне в этом, я начинаю осознавать то, что было мною забыто или трактовалось мои сознанием как «в порядке вещей» и «ничего страшного». Но вы мне показываете, что это совсем не так.
При написании прошлой статьи мне очень захотелось вернуться в то время и прожить его заново, с самого начала. Чтобы еще раз испытать те благоговейные чувства от беременности и рождения малыша. Особенно тяжело смотреть на те фотографии из роддома, где Андрюша только родился, когда только-только начинается его жизнь. И сразу приходит понимание, сколько же ошибок я натворила в жизни. И их уже не исправить…
В этой статье уже не будет все гладко и хорошо. Все хорошее закончилось в прошлой. Но, забегая вперед, скажу, что я не перекладываю груз вины полностью на Леху. Во многом это – и мои ошибки тоже. Даже, может быть, по большей части мои. И повторюсь снова – мне очень стыдно за мое отношение к Андрюше. Но вернуть и исправить уже ничего нельзя. Время ушло… И у меня для этого были тысячи шансов. И почти 3 тысячи дней…
Начну с признания одной из своих ошибок. У меня не появился материнский инстинкт. Я не чувствовала себя мамой, готовой как курица весь день порхать над своим малышом, закрывая его крыльями от всех бед и врагов. И, когда в институте меня девочки спрашивали, каково это – быть мамой, я им отвечала, как у меня было на самом деле. Может, это очень мерзко звучит… Но Андрюша воспринимался мною как какой-то зверек, как щенок или котенок, за которым нужно ухаживать, кормить, мыть, гулять с ним, играть… То есть выполнять его физические потребности. Но вот какой-то духовной связи с ним, как с моей частичкой, я не чувствовала. И не могла с этим ничего поделать.
Еще основным моим упущением, за которое мне очень стыдно, было то, что я редко вставала ночью, чтобы покормить Андрюшу. Чаще это делал Леха. Он же был в долгом отпуске. Сначала я мотивировала это тем, что хочу отдохнуть после роддома. Да и швы еще болели. Шов плохо заживал. Кровил еще месяца полтора. Гораздо проще было лежать и не шевелиться.
После 9 мая у меня началась сессия в институте. В основном, занятия начинались в 13 часов. Но иногда и в 10.50. Приходила я уже после 6 часов вечера. Делала дома какие-то задания для института. Готовила еду. У нас с Лехой после заселения в эту квартиру распределились обязанности: он чистит овощи, а я их режу ножом или на комбайне (мою комбайн потом) и готовлю.
Молоко у меня стало немного прибавляться. Но все равно, его было мало. Перед занятиями в институте и вечером после них я доилась молокоотсосом. Так вот хорошо, если молока набежит 100 мл. Но это было очень редко. Чаще 50-60. Я покупала себе различные лактогонные таблетки и чаи, пила чай с молоком. Но все это не помогало.
Лехина мама в благодарность за внука подарила мне серебряную подвеску «Божья матерь» на цепочке. Подвеска у меня так и лежит. А вот цепочку я носила какое-то время. Но она стала грязного черного цвета. Она была очень мелкого плетения. Я подумала, что чистки также надолго не хватит, она быстро опять станет грязной. И после недавнего пожара ее выбросила. А для Андрюши Лехина мама купила серебряный крестик на цепочке. Цепочку я на него одевать не стала, чтобы не порвал. А вот крестик он носил, на веревочке. Но в последние года 1,5 стал постоянно рвать на себе эти веревочки и даже умудрялся загибать крестик «колесом». Поэтому я стала одевать ему крестик только для похода в церковь. С этим крестиком и этой новой цепочкой я его и похоронила…
Все время сессии (3 недели) Леха сидел с малышом. Научился его кормить, успокаивать, мыть и пр. И в это время очень часто приезжали Лехины родители. Посидят немного, поиграют и уедут обратно. Они старались приезжать по вечерам, чтобы застать и меня дома. Учебу я бросать не стала, брать академический отпуск тоже. Во-первых, если бы я взяла академ, то уже не стала бы специалистом, а была бы бакалавром. Во-вторых, очень не хотелось менять группу, ведь я так ко всем привыкла. Впереди оставалось еще 3 сессии и диплом. То есть, чуть больше года учебы.
Еще до начала сессии я забрала машину из ремонта и привезла обратно в дом собаку Жужу. Лехе она очень не нравилась. И его родителям тоже. Поначалу она была спокойная, ни на кого не кидалась и не кусалась. Но была очень пугливая и зашуганная, она боялась людей и никому в руки не давалась. Леха и его родители любили породистых охотничьих собак. А моя была дворняжка. Они считали, что дворняжки – это мусор. Типа, как голуби на улице. И вот один раз я пришла после сессии домой. Подхожу к подъезду, а там Жужа бегает. Хоть она там жила недавно, но не убежала никуда. Сидела и ждала меня. Я в этот момент, увидев машину Лехиных родителей, подумала, что они решили выкинуть ее на улицу. Отошла с Жужей к соседнему дому и ждала, когда они уедут. После этого пошла домой. Оказалось все не так. Пришли Лехины родители, а Жужа проскользнула у них между ног в подъезд и убежала. Они хотели ее вернуть, но она же в руки не дается. Им было неловко за это. И они сидели и ждали меня с учебы. Но не дождались и уехали. Я потом сожалела, что так плохо о них подумала.
В конце мая сессия закончилась. Я все так же училась только на «отлично». Леха был еще в отпуске, мы много гуляли на улице. Единственное, что в этой квартире было не очень удобно – это таскать коляску с 3 этажа вниз и обратно. Лифта там не было (в доме 5 этажей). У нас была коляска-трансформер, тяжеловатая… Ее таскал Леха, а я несла ребенка.
На работе начальник пошел мне навстречу и предложил помогать ему с документацией за половину моей зарплаты. Я без раздумий согласилась. Ездила на работу 1 или 2 раза в месяц по выходным, проводила там по 3-4 часа. Это были совсем небольшие трудозатраты с моей стороны. Я очень быстро выполняла работу, которую знала «от» и «до». Платили мне за это 10 тысяч в месяц наличкой. Это было хорошее подспорье. Да и я чувствовала себя нужной и не забытой. А то был у меня один жизненный пример. Работала у нас мастером одна девушка. Но она моему начальнику не нравилась. Ушла в декрет. Хотела выйти в 1,5 года. Он ей сказал, чтобы сидела до 3 лет. А она спрашивает: «А на что нам жить?» Он говорит: «Не хочешь сидеть – увольняйся. Но пока для тебя работы нет». И она забрала трудовую. Я тогда тоже обрадовалась, что она уволилась. Потому что мне она тоже не нравилась.
Температура у меня так и не проходила совсем. Я стала бояться магазинов с кондиционерами. Одной минуты мне было достаточно. Иммунитет очень слабый был. И однажды мы с Лехой лежали на диване, он спал, а я просто дремала. То ли день был, то ли утро… Форточка напротив дивана была открыта. И я стала чувствовать холод. Но встать и закрыть ее было лень, надо было шевелиться и тревожить свой шов. И накрыться я не могла, Леха придавил одеяло. Так и лежала почти час. И скорее всего, в это время застудилась. Потому что через несколько дней у меня начали сильно ныть нервы в ногах, отдавая в спину. Я даже пару раз плакала от этой боли, такая она была сильная. Стало больновато ходить. Леха решил вылечить мою спину, встал спиной к моей спине, и сильно дернул на себя. После этого мне стало еще больнее. С каждым днем было все хуже и хуже. В середине июня я уже не могла встать на ноги, ползала по дому на коленях. Много лежала. Лехе приходилось опять все время ухаживать за ребенком и вставать к нему ночами. Но отпуск его закончился, он вышел на работу. Я оставалась на целый день дома одна с Андрюшей. Брала его к себе на диван, и мы там целый день лежали и играли. Чтобы навести ему смесь, я ползала на коленях на кухню.
Но так жить было нельзя. И в конце июня меня положили в больницу в отделение неврологии. Леха с Андрюшей переехал к своим родителям. А собаку я смогла увезти обратно на работу. Ездить за рулем и давить педали было не больно, а больно было наступать на ноги всем своим весом. В больнице я была 2 недели. Еще до этого периода, как только началась болезнь и заныли нервы, у меня раза в 2 уменьшилось молоко. Но в больницу я все равно взяла молокоотсос, доилась каждые 4 часа. Молока получалось по 20-30 мл. Но я решила кормить «до последнего». Чтоб хоть немного, но было молоко матери. В больнице, я конечно же, молоко выливала в раковину. Потому что мне кололи разные препараты. И после больницы какое-то время тоже выливала.
Вернувшись из больницы домой через 2 недели, я еще принимала некоторые таблетки. Ходила к платному ревматологу. Но ни он, ни врачи в больнице, так и не смогли определить, почему же мне больно. Я стала ходить с палочкой. После уколов стало полегче. Я даже через какое-то время стала одна таскать коляску на улицу. Сначала спускала вниз коляску, потом ребенка. Домой – в обратном порядке. Было тяжело, но так я ее таскала целый год. Часто даже по 2 раза в день – утром и вечером. Обычно мы гуляли по набережной. Там были лавочки, можно было сесть и отдохнуть.
И в это время Леха также почти все время вставал ночью к Андрюше. Я отмазывалась тем, что у меня болят ноги.
Так прошло лето, в течение которого мы с Лехой пару раз ездили к его родителям на дачу. Она была не очень далеко. У них был небольшой домик, в котором всего одна комната – она же и спальня, и кухня. Но зато рядом была очень хорошая баня. Но в то лето я в нее так и не пошла. Берегла свой шов после операции, да и при моем предполагаемом ревматизме баня была противопоказана. Лехины родители сразу стали строить планы, что эта дача должна достаться Андрюше. Ведь Леха и его брат ею не интересовались совсем. И еще родители стали жалеть, что построили такой маленький домик. Ведь строили они его только для себя – для двух пенсионеров. А тут их семья резко увеличилась.
Квартира в Лесной поляне была почти достроена еще весной. Но, чтобы окончательно ее доделать, мне нужно было выбрать и купить кое-какие материалы, а также организовать следующие работы. Но из-за больных ног я не могла это делать. А вот в середине осени мне неожиданно стало легче. Само собой как-то прошло… За эти почти неподвижные полгода я еще больше разжирела. Не знаю, сколько я весила, но уж точно более 100 кг. А выписывалась из роддома с весом 89 кг. Теперь я стала больше ходить, разрабатывая свои ноги. А когда еще полегчало, то стала по вечерам ездить на работу в спортзал и бегать потихоньку на беговой дорожке.
И в один из таких вечерних приездов на работу я пожалела Жужу и привезла ее обратно домой. Она все это время продолжала жить на работе. Я не могла ее взять раньше. Пришлось бы выводить ее на улицу 3 раза в день. А как это сделать с больными ногами, коляской и маленьким ребенком? Но тут я уже не могла поступить иначе. Был ноябрь. Снега еще мало, но уже жутко холодно. Жужа ходила беременная. До этого живот у нее был маленький, значит рожать еще не скоро. Она в тот вечер выбежала меня поприветствовать. И я увидела ее совсем исхудавшую, трясущуюся от холода. И без живота. Значит, она родила недоношенных. И теперь сильно мучается, потому что они высасывают из нее последние силы. И я забрала ее домой. Посмотреть щенков я не могла. Она родила их под плитой перекрытия, закопанной в землю. Там была лишь маленькая нора под эту плиту. Щенки или уже были мертвые, или погибли чуть позже. Да и плодить собак на работе было не желательно. Потому что их потом отстреливали. И могли пострелять абсолютно всех.
Так вот. Я, радостная, привезла Жужу домой. Леха, как ее увидел, сразу рассвирепел. Я даже не поняла, что случилось. Не ожидала просто… Едва я успела разуться и снять куртку, как он подлетел ко мне, запустил свою пятерню мне в лоб, размахнулся и ударил меня со всей силы затылком об кирпичную стену. С этого момента испортилось мое отношение к нему. Я вообще перестала его воспринимать как мужчину и своего мужа. Зато Леха после этого стал физически издеваться надо мной регулярно.
Леха говорил, что он бьет меня только «за дело», воспитывает таким образом. Как позже я узнала, это его отец внушил ему такое поведение. Тот придерживался вообще каких-то мусульманских взглядов. Для него женщина была бесправным существом. Он даже говорил, что женщина – это не человек. Она должна сидеть тихонько в углу и помалкивать. Ну и выполнять всю работу по дому. А решать и говорить может только мужчина. Но он только так рассуждал. А жил совсем по-другому. Лехины родители постоянно спорили друг с другом. Но никогда я не видела между ними настоящей ругани. И отец говорил, что никогда не бил его мать. А вот Леха воспринял его слова как орудие к действию. То есть, буквально.
И в один вечер, когда мы уже все легли спать, он начал меня истязать. Он не бил тогда, но душил и выламывал руки. Я ушла спать на пол. Но и там он не давал мне покоя. Так прошло полночи. Я совсем не выспалась. А на следующий день (это была суббота) у нас была запланирована поездка в магазин. Лехины родители решили нам сделать подарок на будущее новоселье и купить холодильник с печкой. Я должна была ехать в магазин с его отцом. И, когда я приехала домой к Лехиным родителям, то рассказала обо всех его издевательствах. Они молча выслушали. Ничего не сказали. А в следующий наш совместный приезд лишь в какой-то шутливой форме недолго с ним поговорили. И как мне показалось, лишь вместе посмеялись над этой ситуацией. Больше я им не жаловалась никогда. Поняла, что поддержки там ждать не стоит.
В декабре моя квартира была полностью готова. Я стала перевозить туда кое-какие вещи и покупать новые (посуду, шторы и пр). Но мы решили январь еще пожить в съемной. Потому что в январе у меня была сессия в институте. Ребенка нужно было отвозить на время занятий к Лехиным родителям. А они от нас жили недалеко. Так было удобнее. Да и привыкла я уже к той квартире и району. Немного жалко мне было покидать то место. Хотелось оттянуть этот момент…
Близился Новый год. Забегая вперед скажу, что в Лехиной семье почему-то было непринято отмечать праздники. Леха говорил, что они дома никогда ничего не отмечают. Уж не знаю, как там у его родителей… Мы к ним ни на один праздник так и не съездили. Но мы с Лехой проводили все праздники, как обычный день. У нас не было ни дней рождений, ни 8 марта, ни 23 февраля. И даже Нового года могла бы не быть. Но пропустить этот волшебный праздник я не могла.
И вот, в преддверии этого праздника, я поехала по магазинам. Деньги у нас уже подходили к концу, поэтому приходилось экономить. Я купила кое-что из еды (уже не помню), купила одну бутылку шампанского, а себе для сессии купила одну блузку. Она стоила 3500 руб. Не совсем дешево, но она очень хорошего качества и фасона, отлично скрывала все недостатки фигуры. И я до сих пор ее ношу. А тогда носить мне было нечего. В бывшую одежду я не помещалась. На лето брала себе одни светлые брюки, одни шорты и две футболки (одна из которых у меня до сих пор, и вы, читатели, ее забраковали на мне в прошлом году). Но в январе эти вещи были совсем не уместны.
Лехина мама дарила мне иногда одежду. Чаще всего она покупала мне что-то для дома – бриджи с майкой, халат, ночнушки. Иногда отдавала то, что ей не подошло – несколько брюк, одну блузку… Она вообще была «шмоточница». Любила все покупать и заказывать по интернету и телевизору. И это не только была одежда, но и товары для дома, и особенно кухонные принадлежности вместе с электроприборами. Этим все она пользовалась несколько раз, а потом оно лежало без дела.
Но вернемся к нам с Лехой и тому моменту, когда я приехала с покупками из магазина. Леха опять взбесился. Но не моя блузка вывела его из себя. А бутылка шампанского. Называлось оно вроде «Вилла амалия». И стоило раза в 2 дороже «Российского». То есть примерно 170 рублей. Но продавалось оно в красивой пузатой бутылке. Леха схватил в руки Андрюшину игрушку, размахнулся и нацелился на меня. Я успела вскинуть руки и закрыть ими голову (я сидела на стуле возле кроватки). Весь удар пришелся на руки. Я даже боюсь представить, что было бы, если он меня ударил по голове. А игрушка эта была – пузатый музыкальный горшок «сортер», с глазами, с носом-лампочкой. Фирма вроде «фишер прайс». Он достаточно большой и весит около килограмма. Таким и убить можно. Я так и не поняла – за что? Как потом рассказал Леха, он подумал, что я купила очень дорогое шампанское, раз оно в такой красивой бутылке.
Сам Новый год мы почти не разговаривали. Леха смотрел телевизор, а я сидела за компьютером и несколько часов переписывалась со своим одногруппником. И шампанское я это почти не пила. После всего этого не было желания.
После рождения Андрюши алкоголь я вновь попробовала, когда ему было 5 месяцев. В это время я перестала его кормить грудным молоком. Поняла, что хватит уже мучить и себя, и молокоотсос. Молока там получалось 10 мл. А выдаивать его нужно было минут 15-20. Тогда Леха пил дома пиво и налил мне 2 кружки. Но и после этого я очень редко употребляла алкоголь и в очень небольших количествах. Несмотря на мою хорошую память, я даже этого совсем не помню. Но не потому, что я запивалась. А потому, что этого, скорее всего, не было.
На новогодних праздниках мы съездили в нашу новую квартиру и провели там целый день. Как же там было хорошо… Светло, чисто, просторно… Все новое. Легко дышалось. И было необыкновенно тихо. Ведь окна нашей съемной квартиры были обращены на самую оживленную улицу Кировского района. Там целый день было активное движение, из-за которого летом даже не слышно телевизора. Невозможно было открыть балкон – в квартире сразу же образовывался слой пыли. И круглосуточно гремят трамваи. Даже ночью ездят дежурные. А тут была тишина и покой. Мы даже в тот день помылись там в ванне. Все втроем сразу. Ванна была большая, на 615 литров. Захотелось быстрее туда переехать.
В конце января у меня закончилась сессия. И 1 февраля мы уже жили в новой квартире. У Андрюши там была своя комната. Мы его кроватку сразу туда поставили, чтобы привыкал. А сами спали в гостиной-студии. В которой была кухня, диван и телевизор. А встроенные шкафы оказались настолько вместительными, что все наши вещи влезли туда без труда, и еще осталась половина места.