В Рукописном отделении Государственной ордена Трудового Красного Знамени Публичной Библиотека имени Салтыкова-Щедрина хранится любопытный исторический документ: дневник 1914—1916 гг. Автор его — недавно скончавшийся морской офицер Л. В. Ларионов (1882—1942 гг). Вместе с Д. С. Новиковым-Прибоем он плавал на эскадренном броненосце «Орел» и образ его запечатлен писателем на страницах «Цусимы». В наши дни Ларионов был ученым секретарем Центрального Военно-Морского Музея в Ленинграде.
В годы, которыми датирован дневник, Л. В. Ларионов командует яхтой морского министра «Нева». По долгу службы он сталкивается и беседует со множеством лиц, нередко занимавших высшие посты н чиновном и военном мире, многое узнает из первоисточников. На страницах дневника проходят Николай II, великие князья, военный министр Сухомлинов, морской министр — энергичный И. К. Григорович, представители среднего офицерского состава армии и флота, дипломаты, светские дамы. По меткости зарисовок и увлекательности рассказа дневники Ларионова напоминают широко известные советскому читателю записки генерал-майора А. А. Игнатьева, описывающего ту же самую придворно-военную среду.
И Игнатьев и Ларионов — офицеры, активные участники русско-японской войны, пережившие всю горечь Цусимы и Ляояна. Оба, на основании опыта этой войны, приходят к выводу, так блестяще сформулированному В. И. Лениным, — о том, что в эту войну «не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению». Отсюда — их критическое отношение к царизму, неспособному разрешить исторические задачи, стоявшие перед русским народом.
Уже одна из первых записей дневника Ларионова (от 20 августа 1914 г.) передает недоумение офицеров яхты «Нева», пораженных тупо-бесстрастным лицом последнего русского самодержца в дни национальной скорби.
«Сейчас же после отъезда государя офицеры яхты и я стали разбираться в впечатлениях. Нас всех поразило равнодушие к событиям при Сольдау. Предполагали, что царь будет удручен очень, а государь пил «бабушкин квас» и очень его хвалил. Лицо не выражало ничего тревожного или озабоченного».
Центральное место в дневнике Ларионова уделяется Балтийскому флоту.
К началу русско-германской войны наш Балтийский флот, в основном, состоял мз устаревших судов. Только в 1915 году вступили в строй новые линейные корабли, а еще позднее — новые подводные лодки и эскадренные миноносцы. Несмотря на это, германский флот, бывший во много раз сильнее русского, не оправдал надежд своего верховного командования и, бесславно потеряв на русских кинах в первые же полгода военных действии часть своих судов, боялся даже выходить из своих баз, в то время как наши легкие суда лихо крейсировали в неприятельских водах, а отважные минные флотилии, прорываясь под носом у противника, ставили минные заграждения у самых германских берегов. Настоящим хозяином Балтики, сразу же захватившим боевую инициативу, оказался сильный своими героическими традициями и несокрушимой преданностью родине русский флот.
25 августа 1914 года германский легкий крейсер «Магдебург» наскочил в тумане на камни у острова Оденсгольм. Наши суда не позволили германским оказать помощь «Магдебургу». Русским достались секретные сигнальные книги германского флота, что дало возможность нам и нашим союзникам расшифровывать секретные немецкие радиограммы, а это сыграло большую роль в дальнейшем ходе войны на море.
В дневнике Ларионова имеется любопытнейший рассказ о сдаче «Магдебурга», сообщенный ему участником этой экспедиции Бутаковым, племянником и однофамильцем знаменитого адмирала.
«Вчера уехал Г. И. Бутаков. От него и раньше слышанного выяснил себе, что у Балтийского флота было три экспедиции к немцам для постановки минного заграждения.
...Все три похода беспримерны в истории... по несостоятельности немцев. На всех трех заграждениях подорвались «Фридрих-Карл», «Альбатрос» —заградитель, два миноносца и один старый броненосец типа «Барбаросса».
От Генерального штаба ходил с Каниным лейтенант... с немецким шифром, так что на «России» читали все телеграммы немецких судов. Этот шифр достался при взятии «Магдебурга».
Кстати, интересный факт. «Когда мичман Гамильтон пристал к «Магдебургу» на вельботе с миноносца Бутакова по приказанию контр-адмирала Непенина, то на «Магдебурге» была мертвая тишина, и Гамильтон боялся засады. Подумав немного, он полез по шторм-трапу, на палубе его встретил кондуктор и проводил к командиру в каюту. Гамильтон застал командира, укладывающего свои чемоданы. Увидев Гамильтона, немец протянул ему свой кортик, но Гамильтон сказал немцу: «Вы передадите его моему адмиралу, а теперь пожалуйте за мной». Немец просит взять свои чемоданы, Гамильтон спросил семафором у Непенина разрешения — Непенин не позволил, тогда Гамильтон забрал немца и отвез к Непенину». (Запись от 27 января 1915 г.)
Картина, позорная для германского флота! Немец, командир «Магдебурга», в трагический момент сдачи своего корабля русским, вместо уничтожения секретного шифра и переписки, занят укладкой своих чемоданов, сохранение которых для него является делом несравненно более важным.
Зато русский капитан, Константин Прохоров, имея все возможности к личному спасению, верный традициям родного флота, предпочитает погибнуть вместе с вверенным ему кораблем.
Обратимся к документу. Это копия приказа командующего Балтийским флотом от 19 июля 1915 года, приложенная к дневнику Ларионова, о награждении орденом Георгия 4-й степени двух героев-балтийцев, лейтенанта Василия Меркушева (Меркушов, — прим.) и уже упомянутого нами капитана 1-го ранга Константина Прохорова.
«Согласно удостоверения Георгиевской Думы и на основании высочайше предоставленной мне ст. 25 отд. 3 ч. 1 Георгиевского статута власти, — жалую орденом св. великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени:
Командира подводной лодки «Окунь» лейтенанта Василия Меркушева на основании ст.ст. 78 и 112 Георгиевского статута за то, что 21 мая 1915 года, находясь с лодкой в Балтийском море и встретив германскую эскадру в составе 10 линейных кораблей, охраняемых миноносцами, он решительным и умелым маневром прорвал линию охранных миноносцев и пошел в атаку на линейные корабли; атакованный им линейный корабль, заметив лодку, повернул на нее и хотел ее таранить; расстояние до лодки было так мало, что гибель ее от таранного удара была почти неминуема, и только присутствие духа, лихое н умелое управление лейтенанта Меркушева спасло лодку: он не только успел благополучно погрузиться, уже подмятый германским кораблем, причем был поврежден перископ, — но перед этим, видя неприятельский корабль от себя в 15 саженях, выпустил две мины, причем ясно был слышен взрыв. Последствием действий лодки был отход неприятельской эскадры.
Погибшего командира заградителя «Енисей» капитана 1 ранга Константина Прохорова на осн. ст. 9 Георгиевского статута за то, что 22 мая 1915 года, когда заградитель «Енисей» был взорван неприятельской подводной лодкой, он явил пример геройского исполнения долга: когда после взрыва выяснилось, что спасти корабль невозможно, то капитан 1 ранга Прохоров, являя собой пример мужества, самоотвержения и неустрашимости, умелым распоряжением достиг того, что при катастрофе не только не было паники, но даже малейшего замешательства. Имея полную возможность спастись, доблестный командир предпочел разделять участь своего корабля в, оставаясь на мостике, продолжал до конца ободрять и руководить своей командой; вместе со своим кораблем он пошел ко дну...
Своей геройской гибелью командир «Енисея» дал пример, достойный подражания и увековечения.
Подписал вице-адмирал Канин».
И какой презренно-жалкой, рядом с русскими богатырями духа, верными сынами своей великой родины, капитаном Прохоровым и лейтенантом Меркушевым, становится гнусная фигура немца, капитана «Магдебурга»! Обстоятельства сдачи его в плен, сообщенные Ларионовым, в высшей степени характерны. В свете их становится как-то понятнее и психология современных нам немецких «героев», рыцарей наживы.
Нередко встречаются в дневнике отзывы, со слов приезжих с фронта офицеров, о генералах, занимавших в нашей армии высшие командные посты. Вот одни из них:
«Генерал Брусилов — железный командующий армией и ведет себя идеально хорошо. В Галиции был случай, когда против его 4-х корпусов было 9 австрийских, которые на него наступали; сначала Брусилов отражал, потом вдруг перешел в наступление, вышиб австрийцев с позиции и отбросил их». (Запись от 21 октября 1914 г.)
Резко отрицательную характеристику получил на страницах дневника виновник неудач русской армии в Восточной Пруссии, к счастью, скоро отставленный, генерал Ренненкампф, типичный немец-наемник на русской службе.
«Ренненкампф — это полное позорище, шалый, пьяный авантюрист. Его штаб, где одних ординарцев до 30 типов, один хуже другого, какая клоака!» (13 октябри 1914 г.)
«Приехал в Петроград эскадронный командир Павлоградских гусар, очень плохо отзывается о Ренненкампфе. Постоянно забывает отдельные части при отступлении, загубил конский состав, вообще шалый генерал». (14 октября 1914 г.)
«Вечером разговаривал с Вольским, уполномоченным Красного Креста на передовых позициях, очень плохо отзывается о Ренненкампфе. Считает, что последний опоздал с отступлением из Восточной Пруссии, где чрезмерно пьянствовал... Отступая, забыл в Тильзите пехотный полк и 2 батареи». (11 октября 1914 г.)
«За два дня до отступления полковник Иркутского полка Бескупский... предупреждал о необходимости сменить начальника гарнизона в Тильзите генерала Мальма, так как тот ведет себя плохо. Ренненкампф не послушал Бескупского, и в результате есть данные утверждать о предательстве генералом Мальмом своего гарнизона немцам. Он разрешил в Тильзите ярмарку, и во время ее-то войска наши были форменно перерезаны до 3000... Спасся мало кто, а Мальм жив, здоров и в плену». (2 ноября 1914 г.)
Гнев и возмущение вызывают зафиксированные в дневнике факты предательского поведения «русских» немцев, всеми мерами, вплоть до открытой измены старавшихся способствовать победе своего «фатерланда» над великой Россией.
В дневнике читаем:
«Русин (вице-адмирал, — прим.) передал разговор в министерстве иностранных дел генерал-майора Овчинникова, симпатичнейшего человека, с юрисконсультом министерства бароном Нольде. Разговор шел о забранных пароходах, и Овчинников говорит: «Ну да все равно, мы в конце концов победим, и тогда этот вопрос сам собой разрешится». На что ему возмущенный Нольде ответил: «Что вы говорите, разве 70 миллионов культурнейшей нации может быть побеждено?» (22 ноября 1914 г.).
О совершенно необоснованной, кичливой уверенности немцев в непобедимости Германии, пренебрежительном отношешш к России и русским говорят многие записи дневника. С глубоким возмущением искреннего патриота пишет автор об этой характерной черте немецкого народа. Любопытно, что многие немцы, пользуясь всеми правами и благами российского гражданства, делали своих детей подданными Германии, воспитывая таким образом в их лице будущих врагов России. Да и сами они заняли позиции, враждебные русской армии.
В дневнике Ларионова читаем:
«Все тревожнее слухи о наших балтийских немцах. Оказывается, многие из них, будучи сами русскими подданными, делали своих детей еще до рождения германскими подданными». (29 сентября 1914 г.)
«Приказом Герасимова (вице-адмирал, — прим.) воспрещено пребывание в Ревеле на время войны владельцам имений в Эстляндской губ., Бенно фон Веделю и Герману Цеге фон Мантейфелю, сыновья которых состоят в рядах немецкой армии». (20 октября 1914 г.)
«Был приказ Герасимова, по которому все телефоны баронов, между имениями, перешли в руки наши, так как были улики, позорные для баронов.
...Недавно суд окружной приговорил к году крепости барона Ферзена Курта за укрывательство лошадей при военной реквизиции лошадей. С ним вместе еще замешаны барон Жирар, Делисгаузен и т. д.».
Л. В. Ларионов, как многие русские патриоты, ненавидел немцев за их чванливость, хвастливую самоуверенность, презрительное отношение к людям иной нации, особенно к русским. В своем дневнике он свидетельствует о глубокой ненависти русских людей ко всем этим презренным немецким пришельцам, коварным предателям и изменникам, злейшим врагам русского народа.
«Кербер ненавидим всеми, особенно нижними чинами, которые вообще ненавидят всех офицеров с немецкими фамилиями, а Кербера прямо считают изменником. Капитан 2 ранга граф Келлер прямо плохо себя ведет и под большим подозрением за дачу приказаний ставить аппарат подводных лодок на глубину, при которой попасть нельзя. Блюменталь женат на немке, на «Громобое» его ненавидят и офицеры и команда». (8 ноября 1914 г.)
Очень интересны также передаваемые Ларионовым отзывы участников боев о своих противниках-немцах. По словам раненых солдат, немцы — «народ крупный, но в штыковом деле малостойкий» (запись от 13 октября 1914 г.). Эскадронный командир Павлоградских гусар рассказывает: «Нашего нашествия в Восточную Пруссию немцы совершенно не ждали, и там была страшная паника» (запись от 14 октября 1914 г.). А уполномоченный Красного Креста Вольский, по словам Ларионова, прямо называл немцев трусами, которые прикрываются своей техникой. Он же отмечал и необычайную жестокость немцев. «Немцы зверски обращаются с ранеными и пленными и обещали не щадить казаков и войска Сибирского корпуса... По городам и селам, где прошли немцы, полное разорение и надругательство» (запись от 11 октября 1914 г.).
Итак, трусость и панический страх при столкновении с регулярными русскими войсками, зверская расправа с мирными жителями и беззащитными ранеными воинами — вот те боевые традиции, которые передали немцы 1914—1918 гг. своим бесславным потомкам, которых русский народ метко заклеймил пословицей: «Молодец против овец, а против молодца — сам овца». Об этом свидетельствуют многие документы и в частности не безынтересный в этом отношении дневник Л. В. Ларионова.
А. МИХАЙЛОВА (1943)