Автор - Мария Юрманова
Работу над пьесой «Медведь» Е. Л. Шварц начал ещё в 1944 году. Задумка так нравилась драматургу, что он (и так всегда неторопливый), сочинял не спеша, трепетно относясь к сюжету и персонажам, и, по собственным словам, «с осторожностью и только в такие дни, когда чувствовал себя человеком». Процесс растянулся на долгие десять лет, но результатом самокритичный Шварц был доволен. Он рассчитывал, что Акимов поставит пьесу в тот же 1954 год. Тем не менее, этим планам не суждено было осуществиться. Шварц в силу своей обычной мнительности счёл, что пьеса просто не понравилась режиссёру.
На самом деле Акимов в это время находился в очень сложной ситуации. В 1949 году во время кампании по борьбе с космополитизмом Н. П. Акимова, человека волевого, ироничного, не чурающегося западных пьес, сместили с должности руководителя Театра Комедии, обвинив в «западничестве» и «формализме». «Но гром раздался из столь высокой тучи, что Комитет ничего не мог сделать и издал приказ на 25-ти страницах – целую диссертацию, где я снимался с должности за формализм, отсутствие интереса к советскому репертуару, западные влияния», – вспоминал впоследствии режиссёр. Впрочем, если он и был формалистом, то только эстетическим: «…смазывал краски соцреалистических буден в своих живописных композициях, которые всегда были тоской по “обыкновенному чуду”, по празднику, по другой жизни… Он создал блистательный образец стильного во всех отношениях театра в бесстильные времена», – написала о нём театральный критик Ольга Скорочкина.
Друзья поддерживали Акимова, заказывая ему, художнику, свои портреты. Это помогло Акимову продержаться до 1951 года, когда он получил пост главного режиссёра и художника Ленинградского Нового театра (с 1953 года – Театр имени Ленсовета).
На счастье, в 1956 году на пьесу «Медведь» обратил внимание актёр и режиссёр Эраст Гарин. До этого в 1936 году Эраст Павлович, желая попробовать себя в самостоятельном творчестве, перешёл от Вс. Мейерхольда в Ленинградский Театр Комедии, где служил актёром и режиссёром до 1949 года, поставив несколько спектаклей.
Он взялся за постановку этой пьесы в московском Театре-студии киноактёра. Правда, дирекция попросила драматурга изменить название его произведения. Предлагался вариант «Это просто чудо (“Медведь”)». Шварц не поехал в Москву на премьеру, но откликнулся несколькими версиями названия. Окончательной стало «Обыкновенное чудо».
В том же 1956 году Н. П. Акимов вернулся в Театр Комедии на пост художественного руководителя. «Отметить» своё возвращение Акимов решил постановкой «Обыкновенного чуда». Спектакль имел большой успех. По воспоминаниям Шварца, для публики эта постановка была огромной радостью, означающей возвращение «прежней Комедии, ставшей в некотором смысле легендой». Несмотря на восторг зрителей, драматург был недоволен финалом пьесы. Только после того, как он вместе с Акимовым переработал и сократил последний акт, Шварц почувствовал облегчение и поверил в искренность сыпавшихся на пьесу и спектакль похвал.
Спектакль «Обыкновенное чудо» демонстрировал верность режиссёра системе амплуа. Акимову нужна была в актёре именно определённая краска, демонстративная черта, комически преувеличенная с помощью актёрских трюков, аттракционов, игры с вещами, выходов из роли. «Савостьянов стал добродушным, барственно-неторопливым Волшебником, Зарубина – ласковой и домовитой женой Волшебника, Уварова – вдовой дворцового коменданта Эмилией, которая нюхает табак, ругается как кучер и ржёт как лошадь, Трофимов – Охотником, давно забывшим об охоте и озабоченным только тем, как получить диплом» (В. Миронова. «Актёр в театре Акимова»).
Акимов постоянно отмечал, что сказки Шварца нравятся всем возрастам, каждый находит в них что-то близкое, узнаваемое, понятное. Вот и в «Обыкновенном чуде», «рассказывая о волшебниках, принцессах <…> юноше, превращенном в медведя, он выражает наши мысли о справедливости, наше представление о счастье, наши взгляды на добро и зло». Так как спектакль пользовался большим спросом и у взрослой, и у детской аудитории, «Обыкновенное чудо» стали играть дважды в день, утром и вечером.
Главным и в пьесе, и в спектакле было то, что в простой, с виду, форме сказки говорилось о самых важных вещах, и даже над тем, что высмеивалось, иронизировалось мягко и беззлобно. Отличительной чертой этой совместной работы режиссёра и драматурга было, по замечанию самого Шварца, «остроумие, сумевшее стать выше острословия».
Ещё во время своего пребывания в Таджикистане Шварц написал «Один год» – пьесу о первом годе супружества. Главрепертком не разрешил произведение к постановке, несмотря на то что в нём не просматривалось ничего крамольного. В пьесе рассказывалось о жизни современных молодых людей, хотя и с элементами сказки.
В 1949 году Н. П. Акимов вернулся к этой пьесе. На этот раз разрешение на постановку было получено, но самого режиссёра вскоре освободили от работы в театре.
В 1957 – спустя год после возвращения в Театр Комедии – Акимов, наконец, осуществил постановку пьесы, получившей (вероятно, от сглаза) новое авторское название «Повесть о молодых супругах».
Шварца удручало, что многие молодые браки распадаются ещё быстрее, чем создаются. Ему хотелось поделиться своими мыслями о том, как непросто строить семью, но как легко её разрушить. В то же время драматург понимал, что молодёжь не любит слушать советы старшего поколения, поэтому в свою бытовую пьесу Шварц добавил двух сказочных персонажей (Куклу и Медвежонка), умудрённых опытом и наблюдениями за предыдущими поколениями семьи. Эти древние, но вечно молодые игрушки могут сопереживать героям и комментировать действие, однако, вмешиваться в ход событий, увы, не в их сказочной власти. Шварц вообще считал, что «сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».
Пьеса и спектакль, по словам Акимова, обращались «“к бедам «маленьким, как микробы”, которые способны, однако, угнетать людей и калечить жизнь, как огромные огнедышащие драконы. Больше того, <…> эти маленькие смертоносные беды рождаются в среде людей, которые сами себя считают хорошими, которые и на самом деле – хорошие люди».
Этот спектакль стал последней совместной работой Н. П. Акимова и Е. Л. Шварца. К тому времени Шварц был уже тяжело болен… Невзирая на болезнь, драматург продолжал корректировать пьесу в соответствии с режиссёрским замыслом и ходом репетиций, о которых ему по телефону подробно рассказывал Акимов.
Шварц так и не увидел постановку вживую, однако в день премьеры никто не мог до него дозвониться, потому что он слушал спектакль по телефону. Режиссёр вместе с актёрами каждую свободную минуту по очереди подбегали к трубке, чтобы рассказать драматургу, как идёт спектакль, как его принимает публика. Впрочем, Шварц и сам слышал громкие аплодисменты, отчётливые даже на расстоянии телефонной связи.
