Говоря о начальном этапе нашей литературы - монументально-историческом стиле, мы упоминали, что в то время она была мало похожа на художественное творчество: главной задачей ставила не увлечь читателя, но запечатлеть определённые факты для истории. Подробнее можно почитать ниже:
Но было бы преувеличением сказать, что все древнерусские авторы до начала Предвозрождения слепо следовали этому и понятия не имели о способах эмоционального воздействия или риторических приёмах. Параллельно в древнерусской литературе развивался другой стиль, во многом не спорящий с канонами монументализма, но всё же заметно отличный. Одни называют его эмоционально-экспрессивным, другие - орнаментальным. Иногда по отношению к нему применяется термин “плетение словес”. Все три мне кажутся удачными и довольно точно характеризующими его основные черты.
Если говорить о временных рамках, то его первые признаки находят в самых ранних текстах: “Слове о Законе и Благодати” XI века, проповедях Кирилла Туровского XII века. Наибольшего расцвета он достигает в период так называемого Предвозрождения (конец XIV-XVвв.), о котором подробнее поговорим в следующий раз. Но и позже приёмы орнаментализма никуда не исчезают, и уже в начале XX века мы неожиданно сталкиваемся с термином “орнаментальная проза”, когда читаем о символистском романе.
Главным отличием стиля плетения словес было повышенное внимание к форме текста, к выбору слов и риторических конструкций, что мало заботило, скажем, летописцев. Целью было эмоциональное воздействие на читателя, поэтому чаще всего этот стиль встречается в проповедях, “словах”, житиях - там, где нужно убедить, донести важность какой-то идеи, а не просто рассказать о событиях.
Речь в таких текстах становится поэтической, то есть, помимо передачи фактов, слова несут дополнительные смыслы. Это могут быть приёмы звукописи, метафоры, символы. Как их называет Лихачёв, любой "прибавочный элемент". Часто встречается ритмическая организация текста с помощью нагнетаний однородных конструкций, эпитетов, повторов.
Всё это помогает преодолеть обыденность, привычность речи. Ритм вовлекает, завораживает. Нагнетание однокоренных или созвучных слов подчёркивает нужные автору смыслы и вносит в текст привычный нам в поэзии элемент лейтмотива. Повторяемое раз за разом невольно запоминается. Пример из “Жития Сергия Радонежского”, написанного главным мастером стиля плетения словес Епифанием Премудрым:
Слава Богу о всемь и всячьскых ради, о нихже всегда прославляется великое и трисвятое имя, еже и присно прославляемо есть! Слава Богу вышнему, иже въ Троици славимому, еже есть упование наше, свѣт и живот нашь, въ негоже вѣруем, вън же крестихомся, о немже живемь, и движемся, и есмы! Слава показавшему нам житие мужа свята и старца духовна! Вѣсть бо Господь славити славящая его и благословяти благословящая его, еже и присно прославляет своя угодникы, славящая его житиемъ чистым, и богоугодным, и добродѣтелным.
Многократное повторение корня “слав-” - абсолютно осознанный приём, а не недостаток словарного запаса автора. Главная мысль жития - прославление Сергия Радонежского - задаётся уже этим первым абзацем.
Эта же мысль далее усиливается нагнетанием однородных конструкций, как бы вводящим читателя в транс:
како доумѣет, или может повѣдати, или писанию явлено предати еже того уединение, и дръзновение, и стенание, и всегдашнее моление, еже присно къ Богу приношаше, сльзы тъплыя, плаканиа душевъная, въздыханиа сердечная, бдѣниа повсенощная, пѣниа трезвенная, молитвы непрестанныя, стояниа несѣдалная, чтениа прилѣжная, колѣнопоклонениа частаа, алканиа, жаданиа, на земли леганиа, нищета духовнаа, всего скудота, всего недостаткы: что помяни — того нѣсть. К сим же и всѣм и бѣсовьскыя рати, видимыя и невидимыя брани, борбы, сплетениа, дѣмоньскаа страхованиа, диавольскаа мечтаниа, пустынная страшилища, неначаемых бѣд ожидание, звѣриная натечениа и тѣх сверѣпаа устремлениа.
Для усиления эмоционального эффекта автор-орнаменталист полагается не только на собственные силы, но и дополняет текст многочисленными цитатами из Священного Писания, использует его как источник символов и метафор. Так читатель становится активным участником процесса создания текста: без узнавания, разгадки приём не сработает. А уже для не столь знакомого с первоисточниками современного читателя произведения изобилуют огромным количеством ссылок и пояснений.
Несмотря на кажущуюся нехудожественность и строгость древнерусских текстов, авторская изобретательность, стремление к красоте постепенно захватывала письменность. Пусть ещё в рамках канона, но приходило понимание о том, что одну и ту же историю, пользуясь инструментами языка, можно рассказать совсем по-разному. Красота становится такой же ценностью, как и польза. Так наша литература постепенно двигалась к тому, что учёные называют периодом Предвозрождения, о котором речь пойдёт в следующий раз.
