- Привет, Зяблик!
- Коля, ты прав! Ничего не меняется! - Тая взяла брата под руку, стараясь не оборачиваться. Она чувствовала затылком тяжелый взгляд Громова, который прошелся по ее спине и гвоздем вбился меж лопаток.
- Зря ты так. Саня скучал по тебе больше всех! - Коля хитро улыбнулся.
- Ну как же! Я скорее поверю, что ежи научились летать!
- Громов, не забудь вещи! У тебя появился шанс показать всю свою силу богатырскую перед моей младшей сестренкой.
- Какие же вы еще глупые. - Тая почувствовала как что-то тянет ее за подол нового платья и все-таки обернулась.
Высокий и, в силу своей юности, еще нескладный Громов согнулся в три погибели и дергал мягкую голубую ткань.
- Что ты делаешь?
Тая задержала чуть больше, чем нужно было, на гибких и смуглых пальцах Саши. Движения быстрые и выверенно-точные.
- Колючка. От лопуха.
Он поднял вверх темно-зеленый шарик, увенчанный фиолетовым соцветием и сощурился от бьющего по глазам солнца.
- Спасибо. - Она по-настоящему смутилась. Сердце зашлось в груди, а кровь прилила к щекам.
С Громовым всегда так было. Он то обзывался “Зябликом”, когда от угловатой девчонки - подростка уже не осталось и следа, то нарушал дистанцию - подходил слишком близко, или невзначай касался.
А еще он смотрел на нее своими темными грозовыми глазами на протяжении всего обеда.
Если Константин Разумовский знал, как различить тарелку для салата от тарелки для основного блюда, накалывал сыр двузубой вилочкой и мог налить дамам вина и воды в правильные и предназначенные для этого бокалы, то для Саши вилка была всего одна в обиходе. И нож один. И он пил воду из чашки, а не из бокала, и не притрагивался к вину.
Александр Громов был из простой семьи. Приехал в лицей интернатного типа в Ленинград после того, как закончил в своем родном селе школу - четырехлетку.
Обязательное семилетнее обучение в городах и селах было введено еще с тридцать второго года, но школ, ровно как и педагогов отчаянно не хватало.
Одиннадцатилетнего Сашу собрали и отправили в интернат, в надежде что он получит лучшее будущее, чем его старшие братья и сестры, которым учиться уже было поздно.
Вернее - это они считали, что уже поздно. Тяжелая работа в полях, ранние браки и дети, рождающиеся один за одним. Четырехлетка давала возможность научиться читать и писать. Элементарная грамотность и основы арифметики, повышающие уровень образованности всего государства, но не дающие никаких ощутимых преимуществ.
Саша был умным и ему прочили другое - карьеру военного офицера.
Тая смотрела как он ест. Старается не спешить, но Громов всегда голоден. Тяжело прокормить высокого и худого парня, в которого еда проваливалась как в топку буржуйки. Он никогда не просил добавки - бабушка Вера следила поначалу, чтобы тарелка не пустела, потом ей стала помогать и внучка.
Девушка поднялась со своего места, стараясь не мешать отцу, рассказывающему интересную историю мальчикам, положила зеленого салата Саше, несколько сдобренных сливочных маслом и посыпанный укропом картофелин и кусок мясного пирога. Все на одну тарелку, чтобы не смущать.
Младшие дети сидела по другую сторону стола - Нелька и Митя, четырнадцати и десяти лет от роду. Не младенцы, но от дневного сна до сих пор не отказывающиеся.
Сестра Таи любила читать, пряча под белым пододеяльником французские романы. Митя в это время дремал или строил кораблики из спичек, скрепляя их клеем.
- А мы ведь были на параде.
Николай Григорьевич замолчал и посмотрел на Таю, гоняющую по блюдечку крохотный красный помидор.
- Папа, вы ведь говорите про первое мая? - Девушка посмотрела в упор на отца, потом на старшего брата и его друзей поочередно. - хотели вас высмотреть, но было так людно, что военная парадная форма сливалась, и все были на одно лицо.
- Ну вот... а я искренне верил, что наша троица была неотразима! - Притворно вздохнул Коля младший, подмигивая Громову и Разумовскому.
На огромной площади Урицкого, раньше, до Октябрьской социалистической революции, именуемой Дворцовой, собрались полки и батальоны Ленинградского военного округа. Курсанты военных училищ,
молодые краснофлотцы, солдаты, командиры, политработники и трудящиеся города Ленина.
От грандиозности парада перехватывало дух. Тая вспомнила ту тишину, перед праздничной речью секретаря Ленинградского обкома. Позади трибуны, на фасаде Зимнего дворца хлопали друг о дружку красные знамена. По правую сторону - портрет товарища Сталина, по левую - Ленина.
На Неве, ровным строем стояли военные корабли.
После орудийного салюта и парада войск начался величественный марш танков. По четыре в ряд, тяжелые и соревнующиеся с гулом ликующей толпы и оркестром.
Небо расчертили серебряные крылья, полетели истребители и бомбардировщики - сила и мощь советского молодого государства! Более 350 боевых самолетов среди облаков.
Тая придерживала тогда рукой шляпку, чтобы не потерять, и вся дрожала. К глазам подступали слезы, а сердце грозилось вырваться из груди.
- Я правда пыталась, но ничего не вышло. Ни одного из вас не увидела!
- Нужно было взять пенсне бабушки Веры!
Папа засмеялся. Следом за ним и Галина Михайловна, и бабушка, и мальчики.
Тая запомнила тот день и тот вечер, наполненный долгими разговорами и сокровенными тайнами, горящими в глазах собравшихся. Она помогла заварить чай, расставила пузатые тонкостенные чашки по краю овального дубового стола, потом, почувствовав, что от мужских разговоров у нее слипаются глаза, накинула на плечи все туже шаль и вышла во двор.
Она не заметила, как практически сразу же за ней вышел Саша.