Глава шестая
1
Напрасно все-таки Маринка уехала, оставив вместо себя это «криминальное чтиво». Кто убийца, Вадик догадался уже на пятнадцатой странице. Бухгалтер из Рыбтреста. Только ему по-настоящему была выгодна смерть Руслана. Правда нельзя было исключить, что автор, заплутав в психологических дебрях, с натугой, вопреки всякой логике, выведет следствие на бывшего стилягу, а ныне убежденного пропойцу Харитона. Так сказать, в назидание потомству... В любом случае, читать это можно было лишь при условии хронической бессонницы. А она Вадиму Михайловичу Казарову, похоже, не угрожала.
Экзамены в институт он провалил, и если осеннего призыва ему удалось избежать просто чудом, то уж весеннего ни при каких условиях не удастся. Правда, можно было скоропостижно жениться и скоропостижно стать отцом двух прелестных детишек. Милых таких близняшек. Но для этого надо как минимум уговорить Маринку, а как максимум — ее родителей. Что уж совсем из области малонаучной фантастики... Нет, Маринку уговорить еще куда ни шло, она иногда девушка сговорчивая... А вот с родителями ее он даже не знаком.
Ощутив прилив неуправляемого воображения, Вадик накинул старую, видавшую разные виды штормовку, и вышел на крылечко. Подымить и проветриться. Дождь разошелся не на шутку. Где-то вдали отчетливо погромыхивало, словно кто-то ронял на землю огромные пустые ведра. Поселок был пуст, ни проблеска в промозглой тьме, ни собачьего лая. Тоска. Но на то он и сторож, чтобы в мужественном одиночестве стеречь оставленные летними обитателями дачи от набегов мародеров. С берданкой образца тыща восемьсот замшелого года наперевес.
И как назло, едва несостоявшийся студент подумал об этом, как услышал некий тревожный звук со стороны виллы академика. Не то скрип чего-то выдираемого с мясом и гвоздями, не то стон смертельно измученного человека. Звук был, в общем-то, слабый, даже странно, что Вадик обратил на него внимание. Мог ведь и не расслышать из-за дождя и дальнего грома. Берданку он все же брать не стал, а вооружился фонариком, и натянул тяжеленные болотники, прямо на босу ногу. О чем пожалел, наступив в первую же лужу. Даже сквозь толстую резину чувствовалось, что вода жутко холодная.
К счастью, далеко идти не пришлось. На чужака сторож наткнулся сразу, обогнув академический дворец с той стороны, где были разного рода хозяйственные постройки. Дровяной сарай. Баня. И конюшня. На мародера этот человек не был похож. Он скорее напоминал заблудившегося туриста, причем, иностранца. Во всяком случае, такой куртки Вадик ни у кого из приятелей не видал, даже у Феликса, а тот мог достать все, что угодно. Недаром же он в нэпперы подался. Говорят, теперь процветает. Впрочем, черт с ним, с мироедом.
Человек сидел, прислонившись спиной к дощатой стене сарая, вытянув длинные ноги в лужу. Глаза его были закрыты, а на плотно сжатых губах проступала пена. Судя по тому, что веки даже не дрогнули, когда сторож направил луч фонаря ему в лицо, невесть откуда взявшийся пришелец был без сознания. Не зная, что предпринять, Вадик бесцельно пошарил лучом по ближайшим окрестностям. Если чужак приехал на машине, то оставил ее должно быть где-нибудь за околицей, а сюда притащился пешком. В надежде на помощь? Из последних сил... Может быть — уже умирая...
— Вам плохо? — спросил сторож, в надежде, что незнакомец все еще по эту сторону Стикса.
Но ответа не получил. Тогда он попытался нащупать пульс. Запястье чужака было холодным и, как почудилось Вадику с перепугу, абсолютно безжизненным. Нужно было позвать кого-нибудь на помощь, но телефон в сторожке не работал третью неделю. Выходит, придется три километра топать до большой дороги в призрачной надежде остановить какой-нибудь грузовик. В идеале милицейский газик, а еще лучше — карету скорой помощи. Оставив незнакомца здесь под дождем... А это никуда не годилось. Значит, нужно действовать немедленно, не откладывая в долгий ящик.
Не строя больше грандиозных планов, Вадик выключил фонарь, сунув его за отворот сапога. Подхватил мужчину за подмышки и попытался поставить на ноги, чтобы потом постараться взвалить на плечо. Ничего из этого у него не вышло. Незнакомец оказался страшно тяжелым. Тогда сторож потащил его волоком, пятясь и не разбирая дороги. На узкой «солдатской» койке пришелец целиком не умещался. Пришлось подставить ему под ноги единственный табурет. Из-за чужака в сторожке сразу стало тесно. И страшно. Разные неприятные вопросы завертелись у Вадика в голове.
Кто это такой? Как сюда попал? Представилось: чужой самолет кружит над пятачком в тайге, связанным с большой землей лишь ниточкой шоссе. От самолета отделяется черная точка. Несколько мгновений свободного падения и вот, уже почти невидимый в дождливой мгле, серебристый купол плавно опускается к земле. Но что-то пошло не так. Порыв ветра относит парашютиста к радиорелейной мачте, на которой тот и повисает, беспомощный, как запутавшаяся в паутине муха. Небольшой акробатический этюд, и парашютисту удается освободиться от строп.
Однако неудачи продолжают его преследовать. При попытке укрепиться на мокрой решетчатой конструкции, шпион срывается, падает, ломает ногу. И ползет к замеченному еще с высоты дачному поселку, чтобы сдаться советским властям в лице сторожа Казарова… Чепуха какая-то. Реникса. Не похож этот гражданин на шпиона. В такой курточке и в таких штанцах с парашютом не прыгают. Скорее всего, банальная дорожная авария. Машину занесло на скользком от дождя асфальте, и она врезалась в столб. И выбравшись из нее, потерпевший пополз к поселку.
В этой ясной, непротиворечивой картине, Вадика смущало лишь, что никаких видимых повреждений у незнакомца не было. Ни ссадин, ни царапин. Да и конечности его, вроде целы. Вот только эта бледность, и особенно пена на губах... Не зная на что решиться, бежать ли за подмогой или постараться привести его в чувство своими силами, сторож машинально зажег керогаз и поставил чайник. Потом стащил с пришельца резиновые сапоги, ладные, с короткими голенищами, и стал раздумывать, не порыться ли у него в карманах, на предмет отыскания документов. Словно почувствовав эти намерения, незнакомец вдруг открыл глаза, холодно и отстранено поглядел на парня, и закашлялся.
— Слава богу, живы, — бормотал Вадик, помогая тому освободиться от промокшей одежды, укутывая казенным одеялом.
— Жив, жив, — хрипло повторял чужак на чистом русском языке. — Только вот устал до чертиков, замерз, да еще ногу подвернул в лесу... Водки не найдется?
— Увы, — пожал сторож плечами. — Вы же знаете, водка только с двух и ту в здешнем лесхозе не достать. А дачники уже разъехались. Да и, честно говоря, не пью я...
Радостно так оправдываясь, он заварил свежего чаю, нарезал хлеб и, махнув рукой, вскрыл последнюю банку тушенки из неприкосновенного запаса.
— Фантастику, наверное, любите? — спросил чужак, покосившись на валяющуюся на столе книжку.
Горячий, пусть и безвкусный грузинский чай явно пошел ему на пользу. Интересная бледность сменилась средней интенсивности румянцем, а на большом носу проступили даже капельки пота.
— Да, люблю, — ответил Вадик. — Только это не фантастика, а так, детективчик средней читабельности. Где ее взять, фантастику-то? Все, более менее ценное, давно читано перечитано.
— Я мог бы вам предложить кое-что новенькое, что вы уж точно не читали. Не сию минуту, разумеется...
Был ли незнакомец знатоком человеческих душ, но этим своим обещанием он попал в яблочко. Вадим Казаров вдруг почувствовал к нему самую горячую симпатию, и все подозрения насчет шпиона выветрились у него из головы. Может быть, тому виной были вколоченные с детства стереотипы. Ну что может предложить иноземный шпион советскому парню двадцати двух лет от роду? Ну деньги, ну джинсы заморские, ну в крайнем случае журнал с «веселыми картинками», а этот — фантастику! Пусть даже запрещенную в стране, например, забугорное издание Стругацких!
Проще говоря, если незнакомец захотел подкупить сторожа дачного поселка, то у него это получилось. И вообще, с каждой минутой он нравился Вадику все больше и больше. Теперь этот, неизвестно откуда свалившийся на его голову, чужак уже не казался иностранцем, хотя что-то нездешнее в его облике было. Одежка у незнакомца, конечно, фирменная, и выбрит он гладко, и пахнет, несмотря на ошметки осенней грязи, приставшие к длинному породистому лицу, каким-то таинственным, но приятным запахом. А вот глаза... Правильные это глаза — русские. Не в цвете, разумеется, дело, а в выражении. Иностранцы так не смотрят. Хотя, много ли Вадик в своей жизни видел иностранцев?
— Кстати, нам пора бы уже познакомиться, — сказал человек с русскими глазами. — Меня зовут Виктор Владимирович Крогиус.
— Казаров Вадим, — представился сторож, опустив отчество, не потому что постеснялся, а просто из опасения, что загадочный гость начнет величать его по батюшке. На него это было похоже.
— Боюсь, Вадим, что вы уже навоображали насчет меня с три короба. Решили, наверное, что я шпион, с неба свалившийся, с гнусной целью проникнуть в ваш, жутко секретный поселок. Не так ли?
Вадик сделал возмущенный взгляд и замахал на него руками. Крогиус понимающе улыбнулся, обнажив желтоватые зубы старого курильщика — единственный изъян своей внешности, и продолжил:
— А между тем, я здешний уроженец. Правда, вот уже двадцать лет, как живу в... Москве. Астрофизик. Работаю в Университете, преподаю на физико-математическом факультете, занимаюсь кое-какими самостоятельными исследованиями. Сюда приехал в командировку. Решил, по старой памяти, посетить грибные места в Сырых Ключах, да вот, видимо, память-то мне и отказала. Заблудился. А тут стемнело, дождь пошел. К тому же угораздило меня, споткнулся о корень…
— Да, грибов у нас в этом году навалом, — охотно поддержал сторож разговор. — Только вот дожди зарядили, будь они неладны…
Они еще несколько минут поговорили о погоде и тонкостях грибной охоты. Потом тема иссякла, и несостоявшийся студент и столичный ученый разделили скромный ужин в неловком молчании. Движимый острым приступом альтруизма, Вадик предложил гостю остаться на койке, а сам удовольствовался табуреткой и столом, на который преклонил бедовую свою головушку.
2
Давненько Вадим Михайлович Казаров об этом не вспоминал. А ведь тогда, поглядывая на уснувшего гостя, сторож дачного поселка и вообразить не мог, что встреча эта перевернет его жизнь. Впрочем, уснул он довольно быстро. А проснулся от ощущения, что остался в одиночестве. Судя по кромешной тьме за окошком, до рассвета было еще далеко. Не зажигая лампочки, Вадик напряженно прислушался: или Крогиус спал тихо, как ребенок, или… Парень тихонько поднялся с табурета на ватных затекших ногах и наклонился над койкой. Постель была пуста.
Само по себе это не вызывало подозрений, ну мало ли, куда человек может пойти ночью? Например, по нужде… Но само появление Крогиуса в Сырых Ключах выглядело столь таинственно, что Вадик решил на всякий случай удостовериться, что тот покинул сторожку именно по естественной надобности, а не с другой какой-нибудь целью. Все-таки читать на сон грядущий детективную халтуру вредно для человека с развитым воображением. Сразу начинают мерещиться преступные замыслы, загадочные поступки и таинственные исчезновения.
На ощупь взяв со стола папиросы, сунув ноги в давешние болотники, сторож вышел на крылечко. Дождь прекратился и тучи разошлись. Над щетинистым краем заросшего столетними елями Медвежьего распадка во весь накал сияла молодая луна. Крыши соседних дач, заборы и ведущий к центральной улице поселка проулок были залиты ее молочным светом так, что можно было различить жестяной номер на ближайшей калитке. Поэтому, повертев головой, Вадик быстро разглядел фигуру человека, неспешным шагом направляющегося к академической вилле.
Он сразу понял, что это не Крогиус. Во-первых, человек этот был значительно ниже ростом, во-вторых, коренаст и мускулист. Настолько коренаст и мускулист, что выглядел почти квадратным. В ясном свете луны хорошо различались рельефные мышцы плеч. В-третьих, одет этот человек был в темное трико, в каких обычно выступают цирковые гимнасты. Двадцатидвухлетний сторож его так и прозвал про себя: Гимнаст. Подойдя к воротам дачи академика Лавровича, Гимнаст запросто отворил калитку, как если бы ходил через нее каждый день.
Вадик хорошо знал, что калитка эта имеет очень хитрый запор, не зная секрета которого, проникнуть на территорию дачи было нелегко. Сторожу этот секрет был ведом. Ведь хозяин дачи, Павел Иванович, нередко приглашал его к себе, особенно когда ему требовалась какая-нибудь мелкая помощь по хозяйству. Старик был хорошим, но одиноким человеком, и прислуги не любил, стараясь управляться самостоятельно. Вадик ему охотно помогал и всегда бывал вознагражден долгими чаепитиями со всякими вкусностями и увлекательными беседами по животрепещущим проблемам естествознания.
— Надо бы пойти взглянуть, кто это там шастает… — пробормотал он, спускаясь с крылечка.
Но сначала следовало убедиться, что ночной гость находится неподалеку.
— Виктор Владимирович! — негромко позвал Вадик. — Вы здесь?
Крогиус не отозвался. Тогда сторож подошел к уличному сортиру и легонько постучал в дощатую стенку. В ответ не раздалось ни шороха. Распахнув дверцу, парень убедился, что сортир пуст. Детективный настрой все еще владел умом Вадима Казарова, поэтому он сразу связал необъяснимое исчезновение гостя с появлением Гимнаста. Бдительному комсомольцу показалось, что все загадки он сумеет разрешить на вилле академика Лавровича, на которую надо было немедленно наведаться на правах сторожа. Вернувшись в сторожку, парень надел штормовку, взяв фонарь и, немного поколебавшись, берданку. Не потому что собирался стрелять, а так, для подкрепления авторитета.
К месту грядущих подвигов Вадик крался, словно Чингачгук вдоль берега Ориноко, чутко вслушиваясь в ночную тишину. Шумел ветер в еловых кронах, поскрипывал флюгер на крыше виллы, в отдалении с тяжким гулом пролетал пассажирский самолет — обычные для этого времени суток звуки. Отворив калитку, сторож проник во двор. Все окна большого дома были темны. Сквозь ставни, которые он сам закрывал неделю назад, не пробивалось ни лучика. Поднявшись на высокое крыльцо, Вадик убедился, что парадное заперто. Осталось проверить дверь, ведущую на веранду с тыльной стороны дома.
Он подошел к веранде и увидел, что та неярко освещена, словно кто-то включил ночник. За мутными от осенних дождей стеклами явственно различался широкоплечий силуэт Гимнаста. Как бы то ни было, а это наглость проникать в дом, в отсутствие хозяина! По хорошему, следовало ворваться и навести порядок, но Вадику как-то очень не хотелось оказаться в глупом положении. А вдруг Гимнаст хороший знакомый академика, и Павел Иванович дал ему ключи? Однако и уйти просто так сторож не мог. В конце концов, это его прямая обязанность — предотвращать несанкционированные вторжения.
По счастью, в том месте, где остекление веранды сходилось под прямым углом, был выбит кусочек стекла. Вадик сам его высадил, когда перетаскивал стремянку из сарая в сад. Нестерпимое любопытство подтолкнуло его к шагу, в корне изменившему всю дальнейшую жизнь. Он подкрался к этой амбразуре и заглянул. Прямо перед его носом, на широком подоконнике красовался горшок с геранью, который ограничивал обзор. Однако сторож увидел, что у стола, накрытого знакомой до боли, блеклой клеенчатой скатертью, действительно сидит Гимнаст. Лицом к подглядывающему.
Перед Гимнастом стояла тарелка с малиной. Вадик заметил, что таинственный гость академика Лавровича машинально, словно из вежливости, положил в рот несколько ягод, с безразличным выражением на гладком, фарфоровой белизны лице, прожевал. Затаив дыхание, бдительный комсомолец ждал дальнейшего развития событий. Его внимание обострилось настолько, что он разглядел даже позднюю ошалевшую муху, которая ползла по длинной жилистой руке Гимнаста. Насекомое пересекло черный обтягивающий рукав, спустилось на бледную, без единого волоска кисть. Кисть не шелохнулась. Похоже, Гимнасту было все равно — ползает по нему кто-то, или нет.
Загремели какие-то ведра. Отворилась низкая, но крепко сбитая из широких плах дверь, ведущая в кладовку, в которой Вадикни разу не бывал, и появился Крогиус, но в каком виде! Куда только подевались его щегольские заграничные одежки? И зачем ему именно теперь, когда он, по его словам, с таким трудом выбрался из тайги, понадобились болотные сапоги, брезентовые штаны и, видавшая, виды штормовка? А главное — откуда у него взялась эта огненно-рыжая окладистая борода? Что за маскарад, черт побери?! Преобразившийся Крогиус, словно хозяин, поставил перед Гимнастом глиняную кружку с обломанной ручкой и корзинку с ломтями ржаного хлеба.
— Заскучали, Ральф? — осведомился он у Гимнаста, произнеся имя Гимнаста с растяжкой: Эр Альф, наподобие — О`Генри.
Тот повернул к нему фарфоровое лицо, бросил холодно:
— Нет.
Крогиус усмехнулся.
— Совсем забыл, — пробормотал он. — Ни страха, ни веселья, ни тоски... Так, кажется, у Верлена?
— У Гратуэя, — поправил его Гимнаст. — Сумеречный цикл. Сонет номер пятнадцать. Третья строка.
— Давно хотел спросить, — сказал астрофизик. — Это у вас совершенная память или?..
— Всего лишь надежное соединение.
Крогиус присел к столу — скрипнула табуретка — указал на кружку.
— Угощайтесь...
— Я съел три ягоды, — сообщил Гимнаст. — Одна оказалась червивой.
— И?
— Теперь белка мне хватит на сутки непрерывного функционирования.
— Вижу, что у вас не только надежное соединение... — усмехнулся ученый.
И они непонятно чему рассмеялись. Причем, астрофизик — обычным человеческим смехом, а Р`Альф каким-то электронным, словно у него внутри был синтезатор речи.
— И все-таки, я надеюсь, вы уложитесь в более короткий срок, — закончил Крогиус.
Фарфороволицый промолчал. Вадику показалось, что он смотрит в его сторону, и на всякий случай отпрянул от амбразуры. Чуть помедлив, приложил ухо.
— Странное, дикое место, — услышал он голос Гимнаста. — Непонятно, как можно вообще жить здесь? В этом убогом жилище, среди почти первозданной природы, не облагороженной разумом...
— Вы явились сюда, чтобы пофилософствовать, Р`Альф? — не слишком вежливо перебил его астрофизик. — Не забывайте, я родом из этих мест.
Гимнаст кивнул и перешел на другой язык. Сторожу понадобилось несколько мгновений, чтобы понять о чем тот говорит. И хотя он слышал звуки этого языка впервые, таблицы отца, составленные матерью по памяти, как ни странно, позволяли понимать значение произносимых чужаком слов. Тогда Вадим Михайлович еще не знал, что его мама — скромная учительница, а затем заведующая учебной частью Малопихтинской средней школы, совершила настоящий научный подвиг, сравнимый с открытием Шампалиона или кто там прочел надписи на Розеттском камне?
— Я помню, — произнес Р`Альф. — Нет, я явился не для того, чтобы философствовать. Я прибыл по просьбе Куратора. Он хочет знать, сможете ли вы вернуться, Виктор?
Крогиус воздел брови.
— Вот как... После всего?
— Куратор подаст прошение, чтобы решение Трибунала было дезавуировано.
— Решение?! — вскинулся ученый. — Вы хотели сказать — приговор?
— Если угодно.
— Угодно!
Крогиус грохнул кулаком по столу. Тарелка с малиной подпрыгнула — красные бугристые бусины раскатились по клеенке. Из кружки выплеснулось молоко. Муха сорвалась с безразличной руки Гимнаста и испуганно забилась в оконное стекло. Астрофизик принялся подбирать ягоды чуть дрожащими пальцами.
— Извините меня, Р`Альф, — сказал он. — Наболело.
— Понимаю, — отозвался гость. — Несправедливость оскорбительна.
— Справедливость порой — тоже... Но это в сторону. Что будет после отмены приговора? Если его, конечно, отменят.
— Вы будете полностью восстановлены в правах.
— Вот уж спасибо... И за что же такая милость?
— Если все-таки рассуждать философски, мы зашли в тупик, Виктор.
— Не удивлен...
— Мы отступаем, нас обыгрывают — ход за ходом. Мы теряем лучших сотрудников...
— Да, — согласился Крогиус.
— Сначала — вы, — принялся перечислять Гимнаст. — Затем — Мартин…
— Мартин? — переспросил астрофизик.
— Да! Пропал без вести трое независимых суток назад.
Крогиус жестом отчаяния погрузил холеное лицо в ладони. Спросил глухо:
— Где?
— Колосс, а по вашему — на четвертой Вольф триста пятьдесят девять...
— Эх вы... — ученый сжал не слишком внушительные кулаки. — Мартина не уберегли... Он же мальчишка почти.
3
Во время занятий в учебном центре на Ариолле, курсант Казаров попытался окольным путем выяснить, что же произошло с Крогиусом Виктором Владимировичем, сотрудником Синдиката, который оказался под судом Галактического Трибунала, но дело астрофизика оказалось глубоко засекреченным. А будущему агенту влетело за излишнее любопытство. Впрочем, узнав синдикатскую кухню получше, Вадим понял, что между двумя крупнейшими спецслужбами Галактического Сообщества царит многолетнее соперничество, порой переходящее в нескрываемую вражду.
Удивительно, что так называемый Попечительский совет, функция которого, помимо прочего, заключается в сглаживании такого рода конфликтов, не зависимо от своего текущего состава, раз за разом мастерски уклоняется от устранения напряженности между двумя важнейшими организациями, которые обеспечивают безопасность и охрану правопорядка в Галактике. Господа попечители делают вид, что ничего необычного не происходит, что эти склоки вовсе не затрудняют функционирование столь компетентных структур. А между тем прекратить их можно только вмешательством свыше.
Вадиму Михайловичу Казарову еще предстояло стать свидетелем и где-то участником сей подковерной борьбы. Тогда же, подслушивая разговор двух странных гостей академической дачи, поселковый сторож был бесконечно далек от всего этого. Ничего не зная ни о Галактическом Трибунале, ни о Синдикате, он лишь напряженно следил за развитием беседы между Крогиусом и Р`Альфом. В ответ на эмоциональное восклицание собеседника, касательно судьбы некого Мартина, Гимнаст едва заметно пожал атлетическими плечами и сказал:
— Мартин прошел полный курс. Ему присвоена третья квалификация. Опыт внедрения в социум амарогролов. Двести шестнадцать независимых часов самостоятельной рекогносцировки...
— На четвертой Вольф триста пятьдесят девять... — повторил Крогиус: — Я разрабатывал ее два года. И до сих пор не уверен, что разобрался во всех тамошних тонкостях. А ведь у меня первая квалификация, любезный!
— Мартин шел с подстраховкой. Агент Саари. Квалификация вторая.
— Саари?.. И вы хотите сказать, что она потеряла Мартина? Ни за что не поверю.
— Она и не теряла, — сказал Гимнаст. — Она сама потерялась. Заблудилась в Морщинистых отрогах. К счастью, сумела выйти на резервный пункт.
— Черт знает, что у вас творится... — пробормотал астрофизик.
— У нас, — поправил его Гимнаст.
— У вас! — повторил Крогиус. — Я больше не вернусь, так и передайте… Я устал, понимаете, Р`Альф? Пятнадцать независимых лет потратил я на эту вашу, прямо скажем, невнятную возню…
— Стыдитесь, Виктор! Что вы называете «невнятной возней»? Нашу великую миссию?
— То, что вы напыщенно именуете миссией, — произнес ученый, — у нас, у людей, называется — шпионажем.
— Пусть — шпионаж, — не унимался его собеседник, — но с благородной целью. Не мне вам рассказывать, Виктор, что значит для Синдиката... да что там — для Синдиката, для всей Галактики победа над…
Он издал неприятный скрежещущий звук, что-то вроде «гртзы», не имеющий соответствия ни одному слову из доступного поселковому сторожу словаря галактического языка.
— Победа… — скривился Крогиус. — На моей памяти, мы не продвинулись к ней ни на шаг. Да вы и сами утверждаете, что мы… вы зашли в тупик.
— Ловите меня на слове?.. Ну хорошо, допустим вы правы. Мы топчемся на месте, но по крайней мере… — Гимнаст снова проскрежетал что-то… — тоже не продвигаются… Только поэтому ваш девственный мир пребывает в относительном благополучии.
— Более чем — в относительном, — подхватил астрофизик. — Хотя, где гарантия, что… — К удивлению сторожа, он мастерски повторил тот же самый звук… — не проникли в правительства наиболее развитых стран нашего мира? Ведь кто-то толкает империалистов к безумной гонке вооружений?
— Это было бы слишком страшно, Виктор.
На веранде академического дворца воцарилась тишина, если не считать назойливого жужжания мухи, которую до глубины ее мушиной души оскорбило равнодушие затянутого в черное цирковое трико атлета к ее поползновениям. Вадик попытался представить весь ужас проникновения в земные правительства таинственных «гртзы», но ничего, кроме шпионско-детективной чепухи, в голову ему не приходило. Западные империалисты и без всяких «гртзы» творят свои черные дела, посылая наемников для расправы с прогрессивными лидерами развивающихся стран.
— Да, — согласился Крогиус, — но надеюсь, ваша контрразведка работает лучше вас…
— Нас… — без всякой надежды и без того в маловыразительном голосе в который раз поправил его Гимнаст. — Куратор надеется, что вы вернетесь.
— И не подумаю, — отрезал ученый. — Собственно, мое отстранение лишь совпало с моими желаниями. Я хочу жить нормальной человеческой жизнью, заняться любимым делом. Жениться, наконец...
— Жениться? — переспросил Гимнаст. — А-а, вы о брачном ритуале... Кстати, Синдикат никогда не запрещал своим агентам брачные союзы...
— Мне не нужен брак на небесах... — откликнулся Крогиус. — Меня вполне устроит земная женщина...
— Хорошо!.. — сказал Гимнаст. — Поступаете, как вам заблагорассудится. Ваше право. Только зря вы отказались от вознаграждения.
— Вы о пресловутой тонне алмазов? — усмехнулся астрофизик. — Что я с ней буду делать? Законы нашего государства запрещают спекуляцию драгоценными камнями.
— Как угодно... Можете, оставаться с пустыми руками. И не забудьте, что не только с пустыми руками, но и головой — тоже!
— Не угрожайте мне, Р`Альф. Я знал, на что иду... И потом, очень многое я забуду с превеликим удовольствием...
— Тогда — не обессудьте...
Донельзя заинтригованный, Вадик снова приник к импровизированной амбразуре глазом. Астрофизик и Гимнаст поднялись из-за стола. Причем, Гимнаст извлек невесть откуда черный цилиндрик, похожий на эбонитовую палочку, позаимствованную из физического кабинета. Несколько мучительно долгих мгновений ничего не происходило. Оба собеседника молча стояли друг против друга, будто не все еще слова были произнесены. Наконец, обтянутый черным атлет принялся медленно поднимать руку, с зажатым в ней блестящим, как антрацит, цилиндриком.
— Минутку, Р`Альф, — поспешно произнес Крогиус. — Мне нужно добраться до города. Не подвезете?
— Я хотел бы остаться здесь. Если вам нужен мой автомобиль, берите. Я укрыл его в... хранилище сухой травы.
— На сеновале, — с непонятной мне иронией поправил его астрофизик, и добавил: — У вас и в самом деле отличное соединение...
— Разобраться во всех тонкостях вашего архаичного языка мудрено, — парировал Р`Альф: — У вас все, Виктор?
Крогиус, совершенно естественным жестом, словно делал это много лет подряд, запустил пятерню в рыжую бороду. Борода вела себя так, словно и не была приклеена самое долгое — полчаса назад, а много лет любовно выращивалась. Во всяком случае, астрофизик немилосердно скреб подбородок под нею, не опасаясь, что сие накладное украшение в любое мгновение отвалится.
— Мартин... — проговорил ученый, оставив бороду в покое. — Я за него беспокоюсь... Все-таки — мой ученик, а Вольф триста пятьдесят девять очень паршивое место...
— Не беспокойтесь, Куратор уже принял меры, — отозвался Р`Альф. — Вы же знаете, он своих не бросает.
— Тогда не будем время терять!
Гимнаст кивнул яйцеобразной головой.
— Прощайте...
— Будьте осторожны на нашей планете, Р`Альф, — посоветовал ученый. — Аборигены склонны проявлять любопытство. Особенно — к чужакам, которые расхаживают в костюме циркового артиста.
— Это уже не ваша забота, Виктор, — отмахнулся его собеседник. — Я в высшей степени адаптабелен... Счастливого неведения!
Он навел «эбонитовую палочку» на собеседника. Блеснуло, словно фотовспышка. Крогиус замер на несколько мгновений, будто ослепленный, затем, не глядя больше на Гимнаста, направился к двери, ведущей с веранды в сад. Знакомо скрипнула дверь, по ступенькам крыльца простучали каблуки болотников. Сторож отпрянул от амбразуры, и притаился в кустах. Астрофизик прошел мимо него, широко шагая — похоже, от его вывиха не осталось и следа. Он направлялся к калитке, от которой начиналась тропинка через березовый клин к поселку лесхоза.
Вадик смотрел ему в спину, понимая, что с каждым шагом от него удаляется удивительная тайна, от которой за версту разило то ли откровенной чертовщиной, то ли фантастикой. Конечно, можно было бы все же ворваться на веранду и потребовать объяснений от этого Р`Альфа, но не отдавая себе отчета, бдительный комсомолец немного побаивался этого странного атлета. Черт его знает, кто он такой? Шпион? Пришелец? Андроид? Оставалось потребовать объяснений у Крогиуса, но станет ли тот откровенничать с дачным сторожем?
Станет — решил сторож, и, перехватив берданку поудобнее, кинулся за астрофизиком вслед. И почти настиг его на дне неглубокого оврага, отрезавшего лесхозовский луг от Медвежьего распадка, но дорогу ему вдруг преградил незваный гость академика Лавровича, Р`Альф соткался из ночного воздуха, словно давно поджидал здесь вооруженного — правда, лишь для видимости — не слишком умного любителя фантастики. Гимнаст почти уткнулся грудью в ствол берданы и произнес неприятным голосом бездушного механизма.
— В чем дело, товарищ?
Все-таки фантастика вещь полезная. Не будь ее, все необычное вызывало бы у неподготовленного человека шок, чреватый тяжелыми последствиями для психики. Книги и фильмы о пришельцах формируют в обывательских мозгах определенные шаблоны, позволяющие найти более менее рациональное объяснения разного рода аномальным явлениям. Инопланетяне либо ангельски добры, либо чертовски коварны, либо высокомерно равнодушны к отсталым землянам. Следовательно, к ним нужно относиться настороженно, покуда не открылась их истинная сущность.
В любом случае, необходимо соблюдать осторожность при первом Контакте и уж точно не совершать глупых и необратимых поступков. Однако человек, как правило, крепок задним умом. И обычно самая первая его реакция выдает его животную природу, а вовсе — не принадлежность к высококультурной расе мыслящих существ. С детства напичканный материнскими рассказами о галактической цивилизации, сторож дачного поселка Сырые Ключи, Вадим Михайлович Казаров, на деле встретившись с существом неземного происхождения, повел себя не лучшим образом.
4
Тридцать с небольшим лет не был он в родном мире. И хорошо помнил, как покинул его. Случилось это спустя неделю, после его знакомства с Р`Альфом. Смешно, но дачный сторож Казаров и впрямь попытался задержать сотрудника Синдиката.
— По какому праву вы проникли на дачу академика Лавровича?.. — орал совершеннолетний недоросль, тыча двустволкой в грудь мускулистого, обтянутого неким подобием черного трико незнакомца. — Я все слышал! Вы — иностранный шпион! А может — и того хуже... Сейчас мы вернемся на дачу академика... Я вызову милицию, и до ее приезда буду держать вас на мушке...
Совершенно не обращая внимания на его патетическую речь, задерживаемый извлек невесть откуда черный цилиндрик, похожий на лабораторную эбонитовую палочку, и словно милицейское удостоверение поднял ее на уровень глаз бдительного комсомольца. Этот жест еще больше разозлил дачного сторожа. Позже, когда Вадим узнал Р`Альфа получше, он понял, насколько смехотворными были его потуги казаться грозным хранителем недвижимого имущества граждан. Если бы потребовалось, его визави мог обездвижить нахального юнца и без «эбонитовой палочки».
К счастью, этого не потребовалось. Верхняя часть черного цилиндрика вдруг окуталась голубоватым сферическим облачком, внутри которого, будто цифры на электронном табло, замелькали смутно знакомые Вадиму символы. А когда мелькание прекратилось, сторож понял, что видел их в одной из тетрадей мамы, которая пыталась воспроизвести то, что когда-то рисовал и писал отец. Рисунки у нее получались не очень, а вот символы она, похоже, запомнила отлично. Сказалось лингвистическое образование.
— Ваше счастье, молодой человек, — удовлетворенно проговорил незнакомец ловко, словно фокусник, спрятав «эбонитовую палочку». — Покажи определитель другие данные, мы бы с вами здесь и распрощались.
— Какие еще данные?! — почти выкрикнул Вадим, продолжая свою нелепую игру в бдительность. — Что вы мне голову морочите!
— Да опустите вы свой примитивный огнестрел, коллега, — с досадой проговорил тогда Р`Альф. — Он ведь даже не заряжен...
Сторож нехотя опустил ствол берданки.
— Вы понимали, о чем мы говорили с Виктором, не правда ли? — осведомился чужак.
Вадим кивнул. Незнакомец продолжал допрос:
— Откуда вы знаете силингву?
Отпираться сторож не стал.
— Я и не знал, что знаю... — пробормотал он. — Мой отец делал много разных записей... Они пропали, но мать восстановила их по памяти, и даже сделала словарь русского и этого... как вы его назвали?..
— Силингвы, — ответил он. — Общегалактического языка...
— Вот... этой самой силингвы... Там еще много чего было — рисунки с разными фантастическими тварями... Города, пейзажи других миров... Рисунков я тоже не видел, сужу только по словам матери... Если честно, я думал, что отец был большим фантазером...
— Где он сейчас?
— Не знаю... Он исчез еще до моего рождения...
— Любопытно... Ну что ж, Вадим... Как вас по отчеству?
— Михайлович...
— Вадим Михайлович, если вам так хочется острых ощущений, — продолжал его визави. — У вас есть шанс испытать их в полной мере... Даже — чересчур...
Сторожа пробрал озноб, но он решил держаться прежней линии во что бы то ни стало.
— Ес-сли... в-вы... решил-ли... м-меня з-завербовать... В-вам... эт-то... н-не уд-дасться...
— Именно — завербовать, — спокойно отозвался незнакомец. — Но не в шпионы, как вы подумали... Во всяком случае — не в пользу ни одного из земных государств.
— Земных?! — ахнул Вадим. — Значит, есть и неземные?!
— Есть, Вадим Михайлович, — сказал его собеседник. — И не мало. В основном они составляют дружелюбное Галактическое Сообщество, в которое когда-нибудь войдет и Земля. Но есть и враждебные силы... Они весьма и весьма опасны... Если желаете помочь в борьбе с ними — помогите. Не желаете — нет ничего проще сделать так, чтобы вы навсегда забыли о нашей встрече. А будет жаль... Впервые в своей практике встречаю генетически предрасположенного агента...
Этот диалог, случившийся дождливой ночью на окраине дачного поселка Сырые Ключи, определил дальнейшую судьбу Вадима Михайловича Казарова. Чтобы бдительный комсомолец ему окончательно поверил, незнакомец, именующий себя Р`Альфом, решил продемонстрировать ему кое-что повесомее черного цилиндрика. Оказалось, что неподалеку в лесу стоит самая настоящая летающая тарелка. Как впоследствии оказалось, это была лишь космическая шлюпка, но увидев ее любитель фантастики испытал куда более сильное потрясение, нежели вызванное откровениями Р`Альфа касательно множественности обитаемых миров.
Все, что он считал материнским вымыслом, которая таким своеобразным способом утоляла свою тоску по любимому мужчине, оказалось реальностью. И теперь в этой реальности нашлось место ему, неудачливому абитуриенту, безотцовщине, в общем самому обыкновенному парню, каких миллионы. Осталось только довериться этому странному человеку, который вовсе не человек, решиться на кардинальную перемену в судьбе, воспользоваться уникальным шансом, который выпадает раз в миллиард лет. На самом деле, Вадим согласился еще до того, как увидел космическую шлюпку, но теперь он понял, что уже не оступится.
Потом было трудное объяснение с мамой. Прощание. Перелет на огромном корабле в систему звезды Альтаир. Период адаптации. Учебный центр на планете Ариолла. Занятия, тренировки, тесты — и все это в сотрудничестве с существами иных рас. Дружба с некоторыми из них. Первое самостоятельное задание. Первый отпуск, проведенный на Галле — планете неонов, которые оказались невероятно схожи с людьми, если не считать ушных раковин, перепончатых словно крылья летучих мышей, и глаз, способных излучать не только свет, но и тепло. И знакомство с Галатеей.
И вот теперь, по иронии судьбы, сын космического пирата и контрабандиста, сотрудник оперативно-розыскного отдела Синдиката, сам стал капитаном пиратского корабля. Бабушка вернулась в свою каюту, которую редко покидала, и теперь в рубке находились трое — Лягва, Четырехглазый-младший и Вадим Казаров. Лягва был навигатором. Казаров изображал капитана. А Четырехглазый-младший присматривал за капитаном. Нибелунгер вышел на траекторию, которая пересекала Солнечную систему. Через одну стотысячную галактической секунды, затормозив, он должен выйти на орбиту Земли.
Вадим мало смыслил в космической навигации, но не сомневался, что Лягва выведет корабль точно к Земле. Этому жабоподобному контрабандисту уже приходилось сближаться с нашей планетой. Правда, в предыдущий раз он это делал более восьмидесяти земных лет назад, но какое это имеет значение, если все данные введены в электронный мозг, который ничего не забывает своей голографической памятью? Делать «свадебному» капитану, как Казаров сам себя называл, в рубке было нечего, но он предпочитал все же находиться здесь, подальше от Свю, способной проникать в его мысли.
Судя по тому, что толстый пират присматривал за ним во все четыре глаза, полного доверия к своему «капитану» контрабандисты не испытывали. Да, он согласился принять участие в их авантюре, изо всех сил излучая уверенность в ее успехе в присутствии Бабушки, за что и был пожалован ею в капитаны, но, разумеется, никакого влияния на ход событий оказывать ему бы не позволили. Так что по сути он оставался пленником. Хорошо хоть обратно в карантинный отсек не засунули. Кормили и поили. Сносно. Пираты оказались вегетарианцами и хлебали хлорелловый суп, но это все же лучше, чем ничего.
Так. Не о супе надо думать. И не о маминых пирожках с малиной. О деле. Он сам решил, что лететь нужно к Земле. Во-первых, там можно попытаться связаться с Р`Альфом. Не напрямую, конечно, а, скажем, через дядю Борю, если тот еще жив. Конечно, это нарушение режима секретности, но какая к черту секретность, если такие обстоятельства. Да и теперь, когда Галактическое Сообщество установило контакт с земными государствами, между их спецслужбами и Синдикатом, наверняка, какие-то связи уже установлены. Ведь не может же агент Сигма действовать без санкции руководства!
Вряд ли дело только в освобождении из тюрьмы Михаила Васильевича Скоробогатова. Здесь затевается игра покрупнее. Иначе, при чем здесь щупальники? Какое дело контрагонам до пиратских делишек? Насколько Вадиму было известно, нелегальной торговлей и космическим разбоем щупальники не занимались. Для них это было слишком мелко. Вот потому и необходимо известить начальство о происходящем и получить добро на внедрение в ряды заговорщиков, какими бы ни были их намерения. А во-вторых, Вадиму не нравилось, что вся эта банда собирается втянуть в свои игрища его родителей. Его сыновий долг защитить маму с папой.
Он уже знал, что должен сделать. Предупредить маму о планах пиратов использовать ее в качестве отмычки от тюремной камеры отца. Пусть попросит тех, кто будет заниматься пересмотром дела Михаила Васильевича, доставить ее на Галлу — планету неонов — к невестке и внукам. Там она будет в безопасности. Впрочем, на любой цивилизованной планете Галактики мама в равной степени будет находится в безопасности, и... все же в некоторой степени подвергаться риску. И не потому, что обитатели этих миров желают пришельцам зла.
Все дело в том, что Галактическое Сообщество — это федерация очень разных миров. И в каждом действуют собственные законы, обычаи и традиции. Горе инопланетянину если он их нарушит. Причем — не обязательно злонамеренно. Гражданин ГС находится в его юрисдикции, что не мешает местным властям задерживать нарушителей, вплоть до выяснения. В Галактическом Трибунале целый отдел занимается делами таких бедолаг. Очень не хотелось бы, чтобы мама влипла в какие-нибудь неприятности лишь по ошибке. Галла — это единственная планета в Галактике, не считая Земли, где ей это почти не грозило.
Ладно, маму он предупредит, а что дальше? Ежели удастся связаться с Центром, дальше можно будет действовать по инструкции. Что сильно облегчит его участь. Служивому всегда проще жить, когда отдан приказ. Следовательно пока можно с умным видом пялиться в экран, на котором ничего не происходит, если не считать желтой звездочки в перекрестье визира, которая как будто становится ярче. Даже не слишком обширных познаний в космической навигации достаточно, чтобы понять — это Солнце! Вадим и не подозревал, что его так взволнует эта догадка.
Продолжение следует...