Дождь, дождь и дождь… Размокло всё и расквасилось. Природа в крайности бросается: то засуха сплошная, то льёт не переставая. Естественный полив, которому я радовался, в какой-то безобразный перелив превратился.
С утра, как обычно, был дождь. По пути на остановку - сплошные лужи и грязь непролазная. Будто это и не город вовсе, а какая-то заброшенная сельская местность, по которой только в резиновых сапогах передвигаться можно. В общем, хоть и старался идти аккуратно, но на остановку пришёл в грязных ботинках и брюках.
Когда из автобуса вышел, вдруг пришло ко мне ощущение чего-то неправильного. А чего именно, непонятно. И тут, благодаря дождю, нещадно капавшему на голову, до меня дошло: зонт-то в автобусе остался! Поскольку был он мокрым, в руках его решил не держать, а приставил к стенке у своего сиденья. Ну и дальше понятно, что получилось. Автобуса давным-давно уже и след простыл, поэтому пришлось смириться с потерей. Этот злополучный зонт материальной ценности не представлял, просто было досадно от того, что если к вечеру дождь не прекратится, то по пути с работы придётся промокнуть.
Укрывшись под крыльцом, дымила пожилая врач-педиатр Корнеева, одетая как-то не совсем прилично. Были на ней старые, мятые форменные штаны и выцветшая куртка, как минимум, на размер больше.
– Здравствуйте, Антонина Петровна! – поприветствовал я её. – Что-то вы уж больно необычно одеты?
– Да ну, Юрий Иваныч, не травите мне душу! Такое <распутство> получилось, что и не выскажешь! Ночью на вызов в частный сектор приехали, а там грязища страшная. Когда с вызова вышли, к машине пошли, у меня ноги разъехались, и я в самую гущу шлёпнулась. Вся изгваздалась, с ног до головы! Стала на Центр проситься, так Люба еле разрешила. А потом в гардероб пришла и выбрала, что поприличнее. Больше не нашла ничего. Теперь всю форму стирать придётся.
– Да, сочувствую вам!
Внутри медицинского корпуса встретил меня начавшийся ремонт. Стены были ободранными и уже частично заштукатуренными, а пол застелен грязным картоном. Ну что ж, последний раз этот корпус ремонтировали, как минимум, лет двадцать назад. Теперь, судя по всему, деньги у администрации всё-таки появились.
Бригады, которую мы меняем, нигде не видно, а значит наркотики получу только после их приезда.
Вот и конференцию объявили. После доклада об оперативной обстановке, старший врач сообщила:
– Сегодня ночью у нас ЧП произошло. Фельдшер Никифорова уколола палец иглой после внутривенной инъекции больному с ВИЧ и гепатитом С.
– Это как её угораздило? – спросил главный врач.
– Говорит, стала колпачок надевать и промахнулась.
Тут вдруг с места вскочил главный фельдшер Андрей Ильич и возмущённо высказался:
– Какой может быть колпачок на использованную иглу?! Это же грубейшее нарушение! Все колющие изделия должны сразу помещаться в непрокалываемый контейнер! Они выдаются всем бригадам, но некоторые их не берут и бросают где попало! Я каждый день их везде собираю! Вы в игрушки, что ли, играете? Вот и доигрались!
– Так, ладно, что было сделано? – спросил главный врач.
– Она из ранки кровь выдавила, промыла и приложила спиртовую салфетку.
– Дальше что?
– Ничего, она сейчас в СПИД-центр поехала. А ночью-то он не работает.
– Да это что такое у вас творится, Ольга Дмитриевна? – раскрасневшись от негодования спросил Андрей Ильич. – Ведь у вас же есть и инструкция, и СОП на такие случаи! Сразу после обработки раны, её нужно было везти в инфекционное отделение для экстренной профилактики! Вы хотя бы сделали запись в журнале аварийных ситуаций?
– Нет, а где он вообще?
– Он вообще – в вашем столе, справа, в нижнем ящике. И там же лежит всё, что касается ВИЧ. В общем, Ольга Дмитриевна, сразу после конференции идём к вам, и я всё объясню, что нужно сделать, – сказал Андрей Ильич.
– Андрей Ильич, начиная с завтрашнего дня, вы проводите инструктажи во всех сменах! – распорядился главный врач. – А от вас, Ольга Дмитриевна, я жду объяснительную. Коллеги, вопросы есть?
– Есть! – сказала фельдшер Блинова. – А ведь нам же должны аварийные аптечки выдавать?
– А вы в свой бригадный чемодан когда-нибудь заглядывали? – едко спросил Андрей Ильич. – Там есть всё, что нужно: флакончик со спиртом, йод, бактерицидный пластырь, стерильные салфетки, бинты. Вы меня шокировали таким вопросом, Алла Владимировна! Ладно бы такое спросил кто–то начинающий, но ведь у вас стаж чуть ли не тыща лет!
– Коллеги, ещё вопросы есть? – спросил главный врач.
– Ещё минутку, Игорь Геннадьевич, – сказала начмед Надежда Юрьевна. – Коллеги, к вам убедительная просьба: не копите карточки, сдавайте их постепенно. Иначе диспетчеры жалуются, что привозят сразу целый ворох. Николай Александрович, это и вас касается. Я понимаю, конечно, что вы недавно к нам пришли, но давайте уже, входите в колею.
– Так ведь мы же без заездов работаем! – возразил врач Антипов. – Как можем, так и сдаём.
– Николай Александрович, на обед вы в любом случае приезжаете. Вот и сдавайте всё, что успели наработать, а не копите до вечера. Ну а кроме того, почему-то вы их сразу не оформляете, а копите. Потом приезжаете к себе на подстанцию и всю эту кучу начинаете в спешке отписывать. В итоге получаются ошибки и приходится переписывать. Вы же сами у себя время крадёте! И ещё один очень важный момент, который касается всех: в диагнозах сокращения недопустимы. Нужно всё расписывать полностью. Да, я понимаю, что это отнимает лишнее время, но эксперты страховых компаний возмущаются. В общем, чтоб больше не было никаких «ЗЧМТ, СГМ», «ГБ», «БА», «ТИА», «ПИКС», «СД» и тому подобное! Если кто-то не понял, значит карточки будете переписывать.
ЗЧМТ, СГМ – закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга.
ГБ – гипертоническая болезнь.
БА – бронхиальная астма.
ТИА – транзиторная ишемическая атака.
ПИКС – постинфарктный кардиосклероз.
СД – сахарный диабет.
Вот и завершилась конференция. Бригада с наркотиками ещё не приехала, а значит вновь нам предстояло приятное безделье в «телевизионке». Но тут вдруг пришёл главный фельдшер Андрей Ильич. Точней не вошёл, а разъярённо влетел, целенаправленно устремившись к подоконнику. Схватив лежавший там непрокалываемый контейнер и потрясая им, он громко прорычал:
– Ну какая же <распутная женщина> его оставила?! Ведь только сейчас говорили на эту тему и вот, пожалуйста! А потом рыдать будут, если уколются, да ещё и заразу подцепят! Ну вот как ещё говорить людям? Это не вы его выложили?
– Обижаешь, начальник! Статью пришить хочешь? – ответил я. – Ну а если серьёзно, то от разговоров и внушений толку мало. Ты поступи проще: проверь выборочно укладки. Если у кого-то этого контейнера не окажется, напиши докладную, мол, такой-то сякой-то нарушил инструкцию по профилактике ВИЧ-инфекции. Ну или как она там называется. Достаточно пару человек наказать и сарафанное радио само всё разнесёт. Другим неповадно будет.
– Да, точно, Юрий Иваныч! Так я и сделаю! Возьму кого-нибудь из старших фельдшеров и эти проверки оформим актами!
Тут вернулась бригада, которую мы меняем. По уже установившейся традиции, врач Анцыферов злился и матерился.
– Ну что, Александр Сергеич, какие на этот раз приключения? – поинтересовался я.
– Да <имел> я такие приключения, Иваныч! Вызвали на повод задыхается. Приехали, а там, блин, отёк лёгких. Дедок чуть живой, хрипит и булькает.
– А возраст-то какой?
– Семьдесят восемь. Ну вот, пока его стабилизировали, семь потов сошло. Я уж и не надеялся, думал, что похороним. Но ничего, живым довезли.
– Ну и хорошо. Значит возмущаться нечем.
– Да как это нечем, Иваныч? Мы же всё-таки бригада-то психиатрическая! <Нафига> нам это надо?
– Александр Сергеич, ну ведь мы с тобой уже говорили на эту тему. Какой толк от ругани? Всё равно по-нашему не будет. Как давали всё подряд, так и будут давать.
– Ладно, Юрий Иваныч, пошёл я всё сдавать и переодеваться.
Громко хлопнула входная дверь, послышались возбуждённые голоса и к нам вошли молодые парень с девушкой.
– Здрасьте, там на улице деду плохо, он сознание потерял. Шёл шатался и потом упал прямо лицом об асфальт! – выпалил молодой человек.
– Далеко ли он? – спросил я.
– Не, сразу справа от шлагбаума.
– На вид ему сколько?
– Нууу… Я даже не знаю, лет семьдесят, наверно.
Медбрат Виталий поднялся в диспетчерскую и оформил вызов, а фельдшер Герман велел водителю подъехать.
Да, действительно, пожилой мужчина с растрёпанными седыми волосами находился совсем рядом с нашей проходной. Но он уже не лежал, а стоял на четвереньках и на чём свет стоит, матерился. При этом нос был основательно разбит и из него во всю текла кровь, образовавшая на асфальте лужицу. Пальцы с наколотыми перстнями говорили о том, что этот почтенный господин, в своё время, успел пройти тюремные университеты.
На душе у меня сразу стало легче, ведь он был не болен, а с утра уже пьян до полного изумления. И тем не менее, просто взять и оставить такую красоту на месте, мы не имели права. Мои парни взяли его под руки, подняли и с трудом завели в машину. Там попробовал я с ним побеседовать:
– Уважаемый, как ты себя чувствуешь? Жалобы есть?
– Чего, <распутная женщина>? <Бессвязная матерщина>.
– Как тебя зовут?
– Ладно, ты, <не выделывайся>! Иди ты <нафиг>!
– Гера, ты в перчатках, посмотри у него документы, – попросил я, но, к сожалению, ничего при нём не оказалось.
В общем, ни диалог, ни установление личности, не получились. Нос ему затампонировали, ссадины обработали антисептиком. Если б не битая рожа, то свезли бы его спокойно в вытрезвитель. Но тут думать пришлось. В конечном итоге, отправили в стационар с сотрясением головного мозга под вопросом. Разумеется, там были не рады такому пациенту, но нас это не волновало. Своё дело мы уже сделали.
Велено на Центр ехать. «Ну что ж, неплохо!» – подумал я и в следующую секунду прилетел срочный-пресрочный вызов: ДТП с тремя пострадавшими. Место находилось совсем рядом, а потому не мог я себе позволить возмущения таким ужастиком. Судя по тому, что между приёмом-передачей вызова разрыв был всего лишь в две минуты, ДТП произошло только что.
Прилетели со светомузыкой минуты через три. На месте увидели вдрызг расхлёстанные иномарки. Одна из них находилась на тротуаре и неподалёку от неё, лицом вниз, лежал мужчина. Водитель был полностью зажат, но пребывал в сознании и негромко стонал. Другой водитель, крупный мужчина средних лет с разбитой головой, сидел на корточках, прислонившись к своей машине.
Конечно же, только одна наша бригада просто физически не могла оказать помощь сразу всем нуждающимся. Но этого от нас и не требовалась. Мы, как приехавшие первыми, оперативно провели медицинскую сортировку пострадавших. Ими оказались оба водителя. Зажатый в машине, находился в тяжёлом состоянии, а сидевший на корточках – в состоянии средней тяжести. А вот лежавший на тротуаре мужчина, к сожалению, был мёртв. Со слов очевидцев, он стал случайной жертвой. Шёл себе ничего не подозревая и его сбил автомобиль, вылетевший на тротуар в результате столкновения.
Здесь замечу, что о наших действиях я рассказал длинновато и у некоторых может сложиться впечатление, будто мы не спеша бродили по месту ДТП, ничего не делая. Нет, в действительности на всё про всё ушло не более пяти минут. Доложил по рации диспетчеру и вызвал ещё бригаду. Буквально через пару минут приехали реаниматологи и стали ждать, пока спасатели деблокируют зажатого водителя. Ну а мы сразу взяли другого. Был он сонлив, заторможен, жаловался на сильную головную боль, головокружение и тошноту. Обстоятельства ДТП вспомнить не смог. При осмотре обнаружил горизонтальный нистагм и нарушение координации. С диагнозом «Закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга?», свезли его в нейрохирургию.
Пять лет назад, правительство разработало стратегический план по снижению смертности в результате ДТП. Да, безо всяких сомнений, это дело исключительно нужное и важное. Вот только наша российская специфика такова, что любые благие намерения государственной власти, неминуемо превращаются в пустое прожектёрство. Судите сами: в этом плане прописано, что одним из важнейших условий снижения ДТП и, соответственно, смертности, является неукоснительное соблюдение Правил дорожного движения всеми участниками. Вот только как такое условие реализовать, если от нарушений не останавливает даже угроза уголовной ответственности? К сожалению, многие наши сограждане руководствуются принципом «Закон нарушать нельзя, но если очень хочется, то можно». Здесь я подразумеваю законодательство в самом широком смысле, а не только регулирующее безопасность дорожного движения.
Но это ещё не всё. Главная изюминка этой стратегии заключается в достижение нулевой смертности к две тысячи тридцатому году. И вот тут, как говорится, без комментариев.
После освобождения получили следующий вызов: ДТП с одним пострадавшим. Закон парных случаев, будь он неладен, решил себя проявить. В этот раз до места было сравнительно далеко, и Надежда могла бы туда направить другую бригаду. Но всё же выбрала именно нашу. Можно было бы и поругаться, но я заранее знал о совершенной бесполезности этого. Ведь спорить с диспетчером или старшим врачом, всё равно что с бетонной стеной.
Прибыв на место, мы увидели старенькую серую иномарку с проржавевшим кузовом, упёршуюся в дерево на тротуаре. Немолодой краснолицый майор-гаишник рассказал:
– Не спешите, там тр-п. Походу он ещё во время движения умер. Хорошо, ещё, что скорость была небольшая, на тротуар потихоньку выехал и об дерево затормозил. Его данные у нас спишете.
– Молодой?
– Не, семьдесят семь лет.
Для лучшего осмотра тр-п вытащили с водительского сиденья и положили недалеко от машины. Из всех признаков биологической смерти был только положительный симптом Белоглазова. Сделали кардиограмму, на которой, как и ожидалось, тянулась ровная линия. Выставил я смерть по неизвестной причине, поскольку на тр-пе не было ничего, что позволило бы заподозрить какое-то конкретное заболевание, состояние или травму. Единственное, о чём можно сказать с уверенностью, причиной смерти ДТП не послужило. Судя по крайне незначительным повреждениям автомобиля, в дерево он не врезался, а лишь затормозил об него.
Ну а далее, накрыв тр-п одноразовой простынёй и оставив свои данные гаишникам, мы освободились.
Следующий вызов прилетел сразу: травма ноги у женщины восьмидесяти одного года.
Подъехали к частному дому, возле которого нас встречала женщина средних лет.
– Здравствуйте, я вас к соседке вызвала. Она у себя в огороде упала, ногу сильно порезала и теперь встать не может. Хорошо, что я её крик услышала, прибежала, перевязала как смогла то бы она вообще кровью истекла.
Пострадавшая, полноватая женщина с крашенными короткими волосами, лежала лицом вниз неподалёку от теплицы.
– Здравствуйте, что случилось?
– Да вот, за доску запнулась и прямо голенью на плоскорез упала. А теперь даже на спину не могу повернуться, нога болит и вообще не слушается. Может парализовало меня?
– Нет, не думаю.
Осмотреть пострадавшую и оказать помощь я решил в машине. Ведь согласитесь, было бы, мягко говоря, неправильно проводить манипуляции в непосредственном соприкосновении с землёй. Чтоб не искать помощников для переноски, мы поступили весьма просто: пострадавшую довезли до машины и загрузили в неё на складных каталке-носилках. Благо, дорожка до калитки была ровной, выложенной бетонной плиткой.
После того, как сняли повязку, стала видна подкравливающая рана неправильной формы. Но, хоть и была она достаточно глубокой, однако не могла послужить причиной непослушания ноги. Далее, обратил я внимание на то, что стопа повёрнута наружу и пострадавшая не могла даже немного приподнять ногу. В наличии был симптом «прилипшей пятки». Он означает, что пострадавший не может оторвать пятку от поверхности, она как бы прилипла к ней. Но в то же время, способность сгибать-разгибать ногу сохраняется. Всё это говорило о переломе шейки бедренной кости. К сожалению, в данном случае прогноз был безрадостным. Вряд ли пострадавшую будут оперировать в её солидном возрасте, да ещё и с букетом серьёзных заболеваний, таких как ишемическая болезнь сердца, сахарный диабет, гипертоническая болезнь, плюс инсульт в анамнезе.
– Доктор, ну что, ходить-то я буду? – спросила пострадавшая.
– Это уж вы сейчас у травматолога спросите, – уклончиво ответил я.
В общем, свезли мы её в травматологию.
Обеденное давно уже прошло, но отпускать нас не спешили. Дали психоз у девушки двадцати двух лет.
У подъезда «хрущёвки» нас встретила женщина со свежими царапинами на лице:
– Здравствуйте, это я вас вызвала. У меня дочь психически больная, инвалид детства. Она со вчерашнего дня совсем невменяемая, я не могу с ней справиться. Всю ночь не спала и мне не давала. Из угла в угол ходит как заведённая, с кем-то разговаривает. У меня в ванне было бельё замочено, и она в него целую бутыль подсолнечного масла вылила. Потом по всей квартире свет повключала. Я хотела выключить, а она мне в лицо ногтями вцепилась и по виску три раза ударила. Раньше она тоже чудила, но никогда на меня руку не поднимала. Я теперь боюсь, мало ли чего ей в голову взбредёт.
– А диспансер она посещает?
– Да, посещает, а толку-то что? Таблетки когда выпьет, когда нет. Я же не могу их силой заталкивать.
Мать открыла дверь своим ключом. Больная, невысокая худенькая девушка с ярко розовыми волосами, вышла к нам в прихожую. Лицо её не выражало совершенно никаких эмоций, голова была чуть склонена на бок, а плечи опущены.
– Здравствуй, Настя! Пойдём-ка присядем и пообщаемся.
– А я не буду сидеть, не буду, не буду, – монотонно ответила она.
– И почему же?
– …
– Ну ладно, тогда постой. Насть, как ты себя чувствуешь? Жалобы есть?
Но ответом были лишь широко растянутые губы, по-видимому означавшие улыбку.
– Настя, а зачем ты масло в бельё вылила?
– …Чтобы опять они не пришли.
– Кто «они»?
– …
– А свет зачем включила средь бела дня?
– А вас это <волнует>, что ли?
– Тогда скажи, за что ты маму побила, лицо ей расцарапала?
– И чё? Она за дело получила и ещё получит.
– То есть ты к маме плохо относишься?
– Нет, хорошо. Я её всегда защищаю и вообще за неё кого угодно пришибу. Мне не слабо.
– Настя, а ты считаешь себя больной?
– Ничего я не считаю.
– Скажи, а ты сейчас к чему прислушиваешься?
– Я их вообще не знаю.
– А что они тебе говорят?
– …
– Всё понятно. Давай собирайся и в больницу поедем.
– Какая, блин, больница? Сами туда ложитесь, <гомосексуалисты>!
Приготовились мы было к битве с надеванием вязок и душераздирающими воплями, но случилось нечто чудесное. Когда мои парни галантно взяли Настю под руки и повели, она послушно пошла, даже не пытаясь сопротивляться.
Настин диагноз был очевиден: параноидная шизофрения с нарастающим дефектом личности. На эту болезнь красноречиво указывали монотонность и отсутствие эмоциональной окрашенности, характерные нарушения мышления с элементами разорванности. Судя по тому как Настя прислушивалась к кому-то или чему-то невидимому, можно предположить, что она галлюцинировала. Ну и конечно же нельзя не обратить внимание на расщеплённость мышления, являющуюся важнейшей составляющей шизофрении. Настя продемонстрировала её дважды. В первый раз она выразила двойственное отношение к матери: стремление причинить ей физическую боль и одновременно хорошее отношение к ней с желанием защищать от кого бы то ни было. Во втором случае расщеплённость проявилась в отношении госпитализации. Настя категорически, в нецензурной форме от неё отказалась, но, когда её повели, полностью подчинилась. И кстати сказать, в стационаре она дала письменное согласие на госпитализацию.
После освобождения, наконец-то разрешили обед. Когда приехали, столкнулись с пренеприятным сюрпризом в виде неработающей микроволновки. Хотя есть ещё и электрическая плита, но на неё пластиковые контейнеры не поставишь. Холодный суп с застывшими частицами жира меня совершенно не привлекал и потому ограничился лишь вторым. А вот фельдшеру Герману повезло больше всех: он окрошку принёс вместо супа.
И вновь, пока я бился над дилеммой прилечь-не прилечь, дали вызов: ОНМК под вопросом у мужчины двадцати восьми лет. Возраст, конечно, молодой для инсульта, но удивляться не приходится, поскольку сосудистые заболевания очень сильно помолодели.
Открыла нам заплаканная молодая женщина и сквозь всхлипы рассказала:
– У него, наверно, инсульт…
– Вы ему кем приходитесь?
– Жена. У него речь нарушена, он как пьяный разговаривает и вообще какой-то непонятный.
– Раньше ничего такого не было?
– Нет, никогда.
Больной расхаживал по комнате, при этом что-то делая в смартфоне.
– Здравствуйте, что случилось?
– У меня что-то язык стал заплетаться, говорить тяжело. И с головой что-то не то, не знаю, как объяснить. Все мысли в разные стороны. Хотел новости почитать, но вообще ничего не соображаю. А ещё у меня мышцы дёргаются.
Больного я осмотрел, но интуиция решительно отвергла вывод об остром нарушении мозгового кровообращения. И тогда нарисовалось предположение: а уж не отравление ли это?
– Вы сегодня что-то принимали? – поинтересовался я.
– Да, принимал вот это, посмотрите сами, я не выговорю, – ответил он и достал из шкафа наполовину пустой блистер кар***пина.
– А кто вам его назначил?
– Невролог. У меня воспаление тройничного нерва, боль жуткая, хоть вешайся.
– Здесь не хватает пяти таблеток. Вы их за какое время съели?
– Точно не скажу, но примерно часа за два. Я сначала одну выпил, подождал, а она не помогла. Потом решил сразу побольше… Сейчас боль прошла, но чё-то в голове такое творится… непонятное.
– Так это у вас отравление, а не инсульт. Кар***пин препарат серьёзный, его нельзя как конфетки есть. Ну ладно, давайте промоем желудок.
– А как это?
– Введём через пищевод шланг и будем наливать-выливать воду, пока желудок полностью не очистится.
– Ладно, давайте…
Медбрат Виталий промывание сделал на совесть, до появления идеально чистой воды. К сожалению, антидота к кар***пину нет, а потому ограничились мы введением бензодиазепинового препарата и таблеткой ингибитора АПФ, поскольку давление было высоковато. Далее, тоном, не терпящим возражений, велел я ему собираться в стационар, но неожиданно наткнулся на решительный отказ. И даже красноречивое описание возможных опасных последствий отравления, не помогло добиться согласия. В общем, взял я письменный отказ и на этом мы распрощались.
Только освободились и сразу получили следующий вызов: в райотделе полиции психоз у женщины тридцати шести лет.
Дежурный рассказал:
– Её гаишники привезли за езду без прав. Они сначала думали, что она уколотая, свозили на освидетельствование, но там всё чисто оказалось. Трезвая, а ведёт себя как дура. Посмотрите её и увозите нафиг отсюда. Сейчас сыщики кучу людей привезут, у нас каждое место на счету.
Женщина с приятной внешностью, подпорченной откровенно вызывающим макияжем, ничуть не тяготилась отсутствием свободы. Держась за толстые прутья, она громко обращалась к полицейским:
– Мальчики, подойдите сюда, ну что вы как неродные! Капитан! Капитааан, а ты мне больше всех понравился! Ты, правда, лысый, но мне же не лысина твоя нужна, а кое-что другое! Угадаешь, что?
Наше появление дамочка встретила восторженно:
– О, блин, «скорая помощь» нарисовалась! Здрааасьте! Вы шестая бригада, что ли?
– Да, она самая, – ответил я. – Ну рассказывайте, Эльвира Михайловна, как вы очутились в этом замечательном месте?
– Гайцы привезли, <нецензурное оскорбление>! Ой, меня же Бог просил матом не ругаться!
– То есть вы с Богом напрямую общаетесь?
– Ха-ха-ха, ну не накривую же!
– И как же вы общаетесь-то?
– Ну как обычно, мысли передаём друг другу.
– А вы лично Бога видели?
– Какие-то глупые вопросы вы задаёте! Конечно видела, причём много раз.
– Где вы его видели? Рядом с собой?
– Нет, он внутри головы, ну как бы во мне сидит.
– Ясно. Ну и какой же он из себя?
– Ой, он такой классный! Брутальный, высокий, весь в белом!
– Эльвира Михайловна, а вы у психиатра наблюдаетесь?
– Да, наблюдалась раньше, но теперь мне это и нафиг не надо! Пусть они этот диагноз в <…> себе засунут!
– А какой диагноз-то?
– Шизоаффективное расстройство. На самом деле у меня не может быть болезней. Болеют люди, а я – не человек, потому что от Бога рождена!
– Эльвира Михайловна, а вы работаете?
– Вы меня за дуру, что ли, держите? Я, между прочим, миллиардерша! Вам сказать, где я видела эту работу или сами догадаетесь?
– Уже догадались. Скажите, а где вы сейчас находитесь?
– Ха-ха-ха! В полиции я нахожусь, так же, как и вы! Ой, какие же вы глупые!
– Ну что же делать, уж какие есть. Скажите, а вы нуждаетесь в лечении?
– Нет конечно! Я не могу ничем заболеть, потому что отношусь к высшим силам!
– Ладно, Эльвира Михайловна, в больницу всё равно придётся поехать.
– Нууу, блин, начинается! Да поехали, поехали! Если мне будет надо, я сразу в параллельный мир уйду, вот и всё!
– Хорошо, договорились.
В ходе беседы больная не только назвала, но и наглядно продемонстрировала свой диагноз. Был у неё маниакальный тип шизоаффективного расстройства. Мания в психиатрии означает неадекватно повышенное настроение, причём на совершенно трезвую голову. Больным в таком состоянии чрезвычайно хорошо и комфортно. Все проблемы становятся мелкими и легко решаемыми, а жизнь – прекрасной и красочной. Мышление становится ускоренным и рождает массу замечательных идей. Но вы не подумайте, что я расхваливаю это болезненное расстройство. Всё здесь написанное отражает лишь внутреннее, субъективное отношение больного к своему недугу. А вот если оценивать объективно, со стороны, то мания никому не приносит реальной пользы.
Что же касается шизоаффективного психоза, то он представляет собой смесь шизофренической симптоматики с грубыми нарушениями настроения в виде депрессии или мании. Но, как бы ни протекала эта болезнь, в промежутках между психозами всегда достигается хорошая стойкая ремиссия. А главное, в отличие от шизофрении, при шизоаффективном расстройстве никогда не формируется дефект личности, то есть её необратимые изменения.
Вот и следующий вызов пришёл: вероятно умер мужчина шестидесяти лет.
В последнее время диспетчер Надежда под конец смены стала давать нам вызовы простые и недолгие. По всей видимости заботится, чтоб не было у меня переработок. Ну что ж, если так, то я ей за это премного благодарен.
Открыла нам рыдающая немолодая женщина:
– У меня муж умер! Ой, господи, да как же так? Ведь он и не болел ничем, был как крепыш!
– Давно заметили, что он мёртвый?
– Да уж наверно час назад.
Плотный полный мужчина с короткими седыми волосами, одетый в «семейные» трусы и майку, лежал на диване. Биологическая смерть не вызывала никаких сомнений.
– Как всё получилось? – спросил я у новоявленной вдовы.
– Мы только поужинали, и он говорит, мол, что-то мне плоховато, пойду прилягу. Я даже и значения не придала, думаю, полежит и всё пройдёт. Минут через пять смотрю, какой-то он неестественный, глаза приоткрыты и рот. Пригляделась, а он мёртвый. Я его давай трясти, Витя, Витя, очнись, приди в себя, не умирай! Да куда там…
– Чем он болел?
– Вот в том-то и дело, что ничем! У него даже голова никогда не болела. Ну бывало спину прихватит, но ведь это же ерунда, от этого не умирают.
Не стал я гадать и выставил смерть по неизвестным причинам. Здесь нужно заметить, что если человек ни на что не жалуется, это ещё не означает, что он здоров. Бывают болячки скрытые, до поры до времени затаившиеся. Они будто в засаде сидят, ждут, когда можно сокрушающий удар нанести.
Вот и всё, на этом завершилась моя смена. Кстати, дождь тоже закончился, поэтому домой без проблем добрался.
А на следующий день, как всегда, был поход в лес. Там ждало меня грибное изобилие, включая белые грибы. Вот только обманчивым оно оказалось. Ведь большинство грибов было безнадёжно червивым. Смотришь – вот сразу несколько красавцев белых стоят, душа радоваться начинает. Но как только в руки возьмёшь, сразу дряблость ощущается, под красивой оболочкой всё изъедено. Из десятка, дай бог, если штуки три хорошими окажутся. И тем не менее, из леса вернулся не с пустыми руками. Полное ведро грибного ассорти принёс: белых, подосиновиков, подберёзовиков, лисичек и сыроежек. Вечером пришёл к нам весьма поддатый, но прекрасно державшийся Фёдор и прямо с порога спел: «Я так хочу, чтобы лето кончалось, чтоб оно за мною мчалось!». Эта песня им была не наобум выбрана. Ведь нынешнее грибное лето Фёдору ощутимый дополнительный доход приносит. Ну а я хочу, чтобы лето не кончалось не из-за грибов, а просто само по себе, как праздник цветущей природы и жизни.
Все фамилии, имена, отчества изменены