Найти тему

Удельный распад Древней Руси.

По законам Русской правды князья были подсудны лишь княжескому суду, по которому высшим наказанием для князя было лишение его волости.[1]

Обычной причиной княжеских раздоров были права собственности, особенно, право ее наследования. По родовому праву наследником был старший в княжеском роде. По феодальному праву – право наследования определялось самим князем, по своему усмотрению наделявшему уделами сыновей. Были и князья-изгои, которым, по ряду причин, ничего не доставалось при разделе феодальной собственности. С.М Соловьев пишет: «При отсутствии отчинного права относительно отдельных волостей дядья смотрели на осиротелых племянников как на изгоев, обязанных по своему сиротскому положению жить из милости старших, быть довольным всем, что дадут им последние, и потому или им не давали вовсе волостей, или давали такие, какими те могли быть довольны».[2]

Многие князья-изгои обращались к разноплеменным степным кочующим ордам, возвращаясь вместе с ними на Русь, одни для грабежей, другие для восстановления своих попранных наследственных прав. В 1160 году половцы, приведенные Изяславом Давыдовичем на Смоленскую волость вывели оттуда больше 10 тыс. русских пленных-рабов.[3]

Правовая основа распада Киевской Руси на генеалогическое сообщество удельных княжений была определена на княжеском съезде в Любече в 1097 году.

К тому времени порядок очередности восхождения многих претендентов на старший княжеский стол окончательно запутался. Поэтому, Владимир Мономах предложил князьям на Любечском съезде установить правило наследственного вотчинного княжения, кроме Киевской Земли, которая должна была оставаться за самым старшим в княжеском роде Руси.

Любечский съезд. 1097 год.
Любечский съезд. 1097 год.

Удельные князья ревниво следили за тем, чтобы Киевское княжение никому не досталось из них как вотчинное, что было своего рода вопросом чести для них.

После съезда в Любече начался распад Руси на обособленные наследственные княжения, сопровождающийся нивелированием власти киевского Великого князя, рядом с которым возникли местные удельные «великие» княжения – Суздальское, Смоленское, Черниговское, Рязанское. Обычно, удельными столицами становились города, издревле бывшие центрами союзов славянских племен. Князья удельных столиц основывали там свои местные династии. «Добывание больших удельных столов» стало движущей силой княжеской политики. Каждое из новообразовавшихся удельных княжеств географически удовлетворяло положению, когда до границы княжения можно было доскакать за 3 дня, чтобы подтвердить мечом права княжеской власти. [4]

Как правило, в новых удельных княжествах появлялся свой епископ. Если удельная Русь измельчалась, то единая церковная Русь лишь богатела. Монастырские земли не дробились по наследству. Монастыри, получавшие большие вклады и пожертвование, торговали и занимались ростовщичеством. Епископами и игуменами нередко становилась крупная боярская и княжеская знать.

«И разъдрася вся Русская земля» - записал в 1132 году один из летописцев. В середине XII века образовалось 15 княжеств, накануне нашествия Батыя – около 50, а в XIV веке – 250.

Историю удельной Руси Н.М. Карамзин описывает с мрачным реализмом, как время «скудное делами славы и богатое ничтожными распрями многочисленных властителей, коих тени, обагренные кровию бедных подданных, мелькают пред глазами в сумерках веков отдаленных».[5] «Сильные утесняли слабых; наместники и тиуны грабили Россию как половцы…. Храбрые умирали за князей, а не за отечество».[6] Русские князья «злобствуя друг на друга, без стыда разоряли отечество, жгли селения беззащитные, пленяли людей безоружных».[7]

В 1147 г. смоленский князь Ростислав сжег город Любеч, как он сам писал брату, черниговским «Ольговичам много зла сотворил», после этого в Любече жили «лишь псари».[8] Летописец дважды вкладывает в уста Игоря Святославича покаянный счет своих княжеских преступлений: «много убийство, кровопролитие створих в земле крестьянстей, яко же бо аз не пощадех хрестьян, но взях на щит (т. е. приступом) город Глебов у Переяславля: тогда бо не мало зло подъяша безвиньнии хрестьани, отлучаеми отец от рожений (то есть детей) своих, брат от брата, друг от друга своего, и жены от подружий своих, и дщери от материй своих, и подруга от подругы своея, и все сметено пленом и скорбью тогда бывшюю, живии мертвым завидять, а мертвии радовахуся, аки мученици святей огнемь от жизни сея искушение приемши» (Ипатьевская летопись, 1185).

За время 1055-1228 гг. на Руси усобицы происходили почти через год, иногда продолжаясь по 12 и по 17 лет кряду. Вести войну, значило причинять неприятельской волости как можно больше вреда – жечь, грабить, бить, отводить в плен, «ненужных» пленников убивали. Обычная терминология тех лет при описании княжеских усобиц: разорить, пограбить, попленить, изъехать, избить.… Уничтожали все живое – людей, домашних животных, сжигали посевы. Н.И. Костомаров пишет: «Церкви княжеские считались тоже достоянием князей, - их грабили; а рабов княжеских делили как скот. У Святослава взяли таким образом до 700 рабов».[9]

На протяжении небольшого времени Киев был дважды до тла ограблен тем и другим из ссорившихся князей: «Всего более должен был страдать сельский народ, который, конечно, играл здесь совершенно страдательную роль… и земледелец не перестает пить горькую чашу и передаёт ее детям и внукам, как завет печальной судьбы своей. Певец Игоря так изображает эту судьбу народа: в княжих крамолах годы людские сокращались. Тогда в Русской земле редко слышалсь ратаев (крестьян – Авт.) крики, но часто каркали вороны, трупы себе деля, и галки свою речь говорили, желая лететь на добычу».[10]

Последняя тризна
Последняя тризна

Обычно, в боевых походах войска князей снабжали себя сами с помощью оружия, грабя те земли, по которым шли, что тогда называлось «воевать в зажитие».[11]

В княжеской практике самым «гуманным» видом отношения к плененным было заточение поверженных противников в «поруб» - перво тюрьму тех лет, представлявшую собой глубокую яму в земле, наглухо закрытую сверху деревянным настилом. «Порубы» легко сооружались по необходимости в нужных местах. Задыхающимся в земляных ямах в смраде собственных нечистот людям, из милости, кидали в подземелье объедки еды.

Ярослав Мудрый первым ввел посажение противника в «поруб», куда он бросил своего оклеветанного брата Судислава. Он просидел там 16 лет до смерти Ярослава и еще 5 лет после, когда, наконец в 1059 году его освободили оттуда племянники, сдавшие его в монастырь «чернецом», где он протянул еще 4 года. Свои «порубы» были и в монастырях.

Один киевский князь, узнав, что его сын взят в Новгороде под стражу, взял в заложники всех случайных в городе новгородцев и посадил их в Пере-сеченский «погреб», в котором за одну ночь задохнулись 14 человек. [12]

Ослепление – также стало одним из обычных способов обезвреживания врага. Его изобрели в православной Византии, отличавшейся самым изощренным садизмом в пытках и наказаниях людей. Ослепление неплохо прижилось и на Руси.

Первый, леденящий душу подробностями, случай ослепления князя Василька Ростиславовича описан летописцем во всех мучительных деталях казни, последующие только регистрировались, да и то, конечно, не все. Обычным орудием ослепления был нож «засапожник», носимый многими людьми как средство самозащиты от недругов и «татей».

Известны случаи массового ослепления. Вернувшиеся в Киев князь Изяслав, отомстил сторонникам Всеслава их всеобщей казнью, при которой были ослеплены 70 человек, многие из которых безвинно.[13] Православные греки, сокрушив Болгарию, вырезали глаза у 15 тысяч пленных христиан.[14] Не случайно летописец отметил, что в своей злобе, даже бес не замыслит того, что «замыслит человек».[15] По-византийски, на Руси применяли и комбинированные казни - отрезали людям уши и языки, зверски калечили, отрубая живым ноги и руки.[16]

Распад раннефеодальных империй, подготовивший почву для национальной государственности, стал закономерным этапом в развитии европейского феодального сообщества.

Политический распад Киевской Руси способствовал развитию русской культуры вглубь множества набирающих силу удельных княжений, феодальная и церковная знать которых не жалели сил и средств на зримое воплощение своего могущества, строя города, крепости и красивые храмы.

В начале XIII века Русь являла собой четыре крупных феодальных региона: южный (киевский, галицко-волынский), центральный (владимирский, суздальский, смоленский, черниговский), западный (полоцкий, турово-пинский) и северо-западный (новгородский и псковский).

Киевское княжение, раздираемое усобицами после смерти Владимира, представляло собой «позорище неустройства». Из 12 сыновей-наследников Владимира в феодальных распрях, уцелели лишь трое. Киевские князья не могли противостоять ни набегам половцев с юга, ни ударам с северо-востока «крещеных ратей» русских феодалов. Погром Киева владимиро-суздальской ратью (1204), совпавший с разгромом Царьграда крестоносцами, стал концом главенства Киевской Руси.

Жители киевщины постепенно переселяются на безопасный галицко-волынский юго-запад и северо-восточное Приволжье. Через Галицко-Волынское княжение проходили общеевропейские торговые пути на Краков, Ганзу, Прагу.

При Андрее Боголюбском набирает могущество центральная Русь. Экономической основой ее силы стал волжский мировой торговый путь в персы (Волга - Каспий - Персия - Восток). Андрей Боголюбский перенес столицу древней Руси и великокняжеский престол из Киева во Владимир, присвоив себе титул «Великого князя всей Руси».

Быстрый процесс европеизации шел в западных полоцком и турово-пинском княжениях, особенно после введения в 1186 году князем Владимиром свободы исповедания. Экономика полоцкой Руси опиралась на торговый путь по Западной Двине, а турово-пинской Руси по Припяти, в Европу. В XIII веке на полоцких землях и вокруг них возникло новое могущественное славянское государство – Великое княжество Литовское.

Возрождение средиземноморского мирового торгового пути, и упадок варяжского на киевской Руси, не подорвали процветания новгородской Руси. Волжский торговый путь через Ладогу и Мсту также выходил к Новгороду. Через Ладогу, Свирь, Онегу и Белоозеро новгородцы контролировали богатейший поморский север, вплоть до Урала.

Экономическое могущество Новгорода, равно как и Пскова, сочетались с их передовым европейским политическим устройством в форме боярской вечевой республики. По своему значению на древней Руси, академик Б.А. Рыбаков уподоблял Великий Новгород великолепной и могущественной средиземноморской Флоренции.[17] С 1136 года, времени изгнания князя Всеволода, новгородцы относились к пришлым русским князьям лишь как наёмным начальникам княжеской военной дружины.

[1] Соловьев С.М. Сочинения в 24 томах. - М., 1989, том III, гл. 1, с. 8.

[2] Там же, том II, гл. 2, с. 352.

[3] Там же, том III, гл. 1, с. 37.

[4] Рыбаков Б.А. Русские княжества XII – начала XIII века. - М., 1986, с. 151, с. 159.

[5] Карамзин Н.М. История государства российского. - М., 2004, том II, гл. IV, с. 109.

[6] Там же, гл. XII, с. 151.

[7] Там же, том III, гл. VIII, с. 246.

[8] Злато слово. - М., 1986, с. 151, с. 200.

[9] Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. - СПБ., 1863, том 1. «Черты народной южнорусской истории», с. 173.

[10] Там же, с. 178.

[11] Соловьев С.М. Сочинения в 24 томах. - М., 1989, том III, гл. 2, с. 124.

[12] Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. «От Корсуня до Калки». - М., 1990, с. 383-384.

[13] История СССР. - М., 1983, с. 73.

[14] Кузьмин А. Падение Перуна. - М., 1988, с. 213.

[15] Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. «От Корсуня до Калки». - М., 1990, с. 387.

[16] Кузьмин А. Падение Перуна. - М., 1988, с. 199.

[17] Рыбаков Б.А. Русские княжества XII – начала XIII века. - М., 1986, с. 151, с. 216.

=====================================================

Полный авторский курс лекций по древнерусской истории можно найти в поисковике по адресу: Яндекс-Дзен-Сергей Михайлов. Там же открыт клуб любителей истории Ленинграда (1924-1991). По каждому году будет представлено 100 уникальных фото.