19 августа актёру Владимиру Конкину исполняется 72 года
Окончание. Начало здесь https://dzen.ru/a/ZKexXS2Tyz1e7aXz
Фотографии из личного архива Владимира Конкина.
«В ИДЕОЛОГИЧЕСКИ НЕВЫДЕРЖАННЫХ РОЛЯХ НЕ СНИМАТЬ»
- Владимир Алексеевич, наверняка после успеха «Как закалялась сталь» от Конкина-Корчагина все ждали новых героических ролей. Так?
- От меня видимо ждали, что я и в жизни буду такой Корчагин. Что я и по улицам буду ходить в одной шинели, в лохмотьях, в сапоге без подметки и галошах без подошв. А я вдруг начал хорошо жить, одеваться. Я очень много работал и через два года купил черную «Волгу». Кто же меня за это будет любить, особенно из начальства?! Этого начальство терпеть не может.
- Ходили разговоры, что в 70-е годы вы двери в ЦК комсомола чуть ли ногой открывали.
- Да глупости это, сами комсомольчики и придумали! Многим казалось, что я обласкан комсомолом. Если бы это было так, я жил бы сейчас по-другому, уверяю вас. Не верил я никогда комсомолии, циничные были ребята. Вот они и разграбили всю страну, а сами почему-то олигархами стали… Я никогда не был членом партии. Была история, когда на съезде хотели с помпой вручить мне партбилет: «Леонид Ильич Брежнев будет в восторге!» Хорошо, что я об этом узнал накануне и примчался в ЦК комсомола: «Ребята, да вы что?! Вы же меня поссорите с поколением!» К тому же комсомол очень раздражало, что я слушаю рок, ношу джинсы и волосы до лопаток. Они, видно, хотели, чтобы я и в обычной жизни ходил в буденовке…
Как-то раз прихожу в общество «Знание», а мне говорят: «Владимир Алексеевич, что же вы на прошлой встрече со зрителями сказали то-то и то-то? Это не совсем то, что ждут от вас». Но, по-моему, интеллигенция вообще всегда должна быть в оппозиции к власти, чтобы та чувствовала, что управляет не обществом холуёв. Не скажу, что я был оголтелым диссидентом, но к власти относился критически всегда. Думаю, что мне этого не прощали.
- Действительно существовало некое негласное распоряжение: Конкина в отрицательных ролях не снимать?
- Это был приказ по Госкино СССР, он существовал в напечатанном виде, от меня скрываемом. Я не понимал, что происходит: меня пробуют очень хорошие режиссеры на роли, противоположные Корчагину, - смешливые, разные… Я вообще-то, если честно, комедийный артист! Играл в театральном училище Шмагу в «Без вины виноватых», Гаврилова – в «Горячем сердце». Мой дипломный спектакль – комедия «Когда цветет акация». Меня мои педагоги на это и ориентировали. Они были изумлены, что Конкин - Корчагин. «Он же смешной артист!» А «приказали» наоборот: отныне Конкин не должен ни петь, ни танцевать, ни смешить с экрана. Теперь это икона! Тем более, что вскоре мы БАМ начали строить… Кстати, потом я понял, что фильм «Как закалялась сталь» не просто так был снят. Это был спецзаказ. Наверху уже решили, что понадобятся строители узкоколеек. И такой фильм подоспел вовремя.
Так вот. Я пробовался у нормальных режиссеров, в сценариях, где не было ни кожанок, никакой корчагинщины. И все были пробами довольны. Через какое-то время вдруг звонок с извинениями: «Володя, мы не можем вас снимать!» Мол, «у нас по-другому пасьянс разложился». Меня это задевало – я не понимал причин. А потом лично увидел под стеклом в секретариате Госкино, куда однажды пришел, документ, где было написано примерно следующее: «Владимиру Конкину не рекомендуется сниматься в ролях, дискредитирующих образ Павла Корчагина». И все!
- Но вы же снимались?
- Это Ленечка Быков, который пригласил меня в «Аты-баты, шли солдаты!», потом Георгий Михайлович Калатозишвили, кто первый снял меня в классике (в «Казаках» по Толстому, где я Оленина сыграл), стали постепенно лодочку раскачивать. Затем и Слава Никифоров позвал в «Отцы и дети», где я в 32 года сыграл 18-летнего Кирсанова, и другие…
Лед был сломлен. Но на это ушли годы. К тому же со временем эта «узда» стала ослабевать. Особенно после «Места встречи изменить нельзя» - как ни парадоксально. Потому что в пятой серии Шарапов – лицедей.
«БЕЗ КОНКИНА НЕ БЫЛО БЫ «МЕСТА ВСТРЕЧИ…»
- Вот и отличный повод подробней расспросить вас правду о «Месте встречи…» В интернете столько всего нелицеприятного опубликовано на тему Володи Шарапова, начиная с воспоминаний авторов сценария – Аркадия и Георгия Вайнеров.
- Находятся некоторые люди, которые с легкой руки покойных братьев Вайнеров, (я уж не знаю, какой их бес там сейчас вилами тычет в бок), но до сих пор какие-то гадости обо мне говорят. Я даже не предполагал, что так будет. Более того, был в полной уверенности, что они благосклонны к моей кандидатуре. Это потом выяснилось, сколько палок в колеса они за моей спиной мне вставляли. Ясно, что улучшению микроклимата на съемочной площадке это не способствовало.
- ?!
- Говорили, якобы «Шарапов – не такой!» Да, он не такой. Но он – такой! Вот такой как это сделал Конкин. Интеллигентный, в костюме. Что же играть одно быдло? И в пятой серии мне хватило вкуса и такта не изображать ухаря, разбойничка какого-то. Не надо! И поэтому для меня, как и для всех, – это характерный Шарапов, а не «шестерочка» какая-то, как они хотели.
Многие забыли, что это я предложил Говорухину, чтобы у Шарапова в комнате стояло фортепиано. Не только у еврейских мальчиков есть склонность к музыке, но и у русских! И они поставили. А как, допустим, Высоцкий, который люто ненавидел милиционеров, надел-таки милицейский мундирчик с орденами. Это же все импровизации были – ничего подобного в романе не было. Он садился за пианино, о котором я говорил, пел «Лиловый негр вам подавал манто…» Вертинского. И это пианино потом в банде «выстрелило» точно также, как и ружье у Чехова! Ведь этого тоже не было – ни в сценарии, нигде.
Да и вообще, если уж начистоту, от самого романа осталось не так уж много. Главное – то, что мой герой не должен быть похож на Жеглова. Мы были во всем очень разные, во всех смыслах. И по-актерски, и по-человечески. Благодаря этому, и получилась самая замечательная пара. Это потом пошли гулять байки-сказки, что Высоцкий хотел, чтобы Шарапова играл Ваня Бортник.
- Это не так?
- Да это паранойя полная! Этого не могло быть ни по каким причинам. Пока у власти были Председатель Гостелерадио Лапин и руководитель объединения «Экран» Хейсин, никаких Бортников быть там не могло вообще.
Теперь я скажу правду! А то почему-то эту правду решили оккупировать некие господа... Это кино вообще бы не вышло никогда и даже не было запущено в производство, если бы не ваш покорный слуга. Потому что у вашего покорного слуги за спиной был Павка Корчагин, был младший лейтенант Суслин («Аты-баты, шли солдаты!») и он их сделал очень хорошо. Это явилось единственным карт-бланшем для запуска. А Высоцкий, Говорухин и Вайнеры все, что угодно могли снимать - на своей кухне. Но никогда им не дали бы возможность снять ЭТО. Повторяю: ни-ког-да! Ни при каких обстоятельствах. Поэтому говорить о каких-то альтернативах Конкину просто неприлично. Конечно, если не в маразме те люди, которые еще кое-что помнят.
Тот же Говорухин! Который сделал свою судьбу на известных актерах – за всю свою жизнь он ведь ни одного актера не открыл. Он только набирал команду из уже состоявшихся артистов и на наших костях вылез. Это не Тарковский, который открыл Солоницына, например. Это мы ему сделали судьбу! Кто бы его знал, если бы у нас не было «Места встречи изменить нельзя»? Таких режиссеров как он пруд пруди! Вот если бы он открыл Мордюкову или Быстрицкую – все было бы понятно!
- Почему в самый разгар съемок вы хотели «уйти по-английски»?
- Был такой порыв. Витя Павлов меня удержал. Самое удивительное, что мы встретились с ним в этот день впервые. Мы уже отсняли большой кусок. Но отношения, как мне казалось, были не супер у всей съемочной группы. И Говорухин, и Вайнеры, и Высоцкий были мной почему-то очень раздражены. Может их раздражало, что на моем месте они представляли рыло или им не нравились мои руки. А я очень тонко чувствую все эти вещи. Некое пренебрежение, дружба не сложилась. Меня выживали жестко! И я решил возвращаться в Киев. В конце концов в моей-то судьбе у меня было все в порядке. «Да пошли они…!» Я уже собирал чемоданы. Вдруг стук в дверь. Заходит Витя Павлов, который только приехал. Мы не были знакомы лично. Когда я рассказал ему причину, Витя, мудрый, тонко знающий жизнь человек, понял, что у меня, конечно, истерика. Он взял со стола сценарий и сказал: «Пошли, подышим!» И вот это меня спасло.
С одной стороны гостиницы «Аркадия», где мы жили, была Высшая партийная школа - там стоял бюст Ленина из белого мрамора, а рядом бюст Карла Маркса из черного мрамора. И вот, пройдя буквально два метра, Витя начал вслух читать сценарий. Причем так, что, если бы не эти два бюста, я бы сразу упал на асфальт - у меня начались корчи, потому что устоять от гомерического смеха, слушая, как Павлов читал серьезнейший текст, сил не было. Да еще облокотясь то на ленинскую лысину, то на нос Карла Маркса… Это было так весело! Он вернул мои мозги на место, я понял, что, если уйду, то проявлю слабость. Плюс разразится грандиозный скандал – ведь половина фильма уже снята. Так что спасибо Вите – я сразу нашел в нем отдушину, недостающее мне доброжелательство и что самое главное, - обрел настоящего товарища. Я успокоился. И это, кстати, стало в хорошую сторону на роли отражаться, и многое получилось.
ПОЦЕЛУЙ БРЕЖНЕВА И ЦВЕТЫ ОТ АНГЕЛЫ МЕРКЕЛЬ
- А каково это - стать знаменитостью в столь молодом возрасте?
- Конечно, было непросто, а порой просто страшно. Спасло то, что в 20 лет я был уже не только семейным человеком, но и папой двух замечательных близнецов. Если бы не это, то у меня могло и крышу снести. В 22 года на меня обрушилась бешеная популярность. Вдруг в газетах меня стали называть «открытием века». В 23 года я стал заслуженным артистом. Первым в Советском Союзе преодолел эту планку в таком возрасте, и пока, кстати, меня еще никто не переплюнул. На меня бросались толпами, я объездил почти полмира. Конечно, началось головокружение. Женщины меня ждали у подъезда, писали, что сходят с ума от любви. Десятки тысяч писем, и охи, и вздохи…
Никогда не забуду, как в 1974 году в Германии, куда я приехал по приглашению тогдашнего партийного лидера ГДР Эриха Хонеккера и ЦК молодежи, «Волгу», в которой я сидел, подняла на руки толпа тельмановцев. Шофер кричал: «Вниз! Вниз!» Боялся, что ее уронят или разберут на сувениры.
- Подтвердите факт, что на 17 съезде ВЛКСМ вас целовал лично Леонид Ильич Брежнев?
- Причем, норовил в губки… (Смеется.) Самое смешное, что не только он. Кто только меня ни целовал: Живков, Хонеккер, Фидель Кастро. Что любопытно, на встрече в Германии мне вручала цветы не кто-нибудь, а девочка-тельмановка, которую все сегодня знают, как… Ангелу Меркель. Вот так-то!
- Попробую сыронизировать. Не каждый может похвастаться, что его целовали такие люди!
- Если честно, когда они меня чмокали, я был в таком ужасе... Ведь это мы сейчас можем с вами хохмить спокойно. А вы на секунду себе представьте: если к вам тянется Генеральный секретарь ЦК КПСС? Ты немеешь, ты просто бюст! Восковая фигура мадам Тюссо, не более того. Я - точно также. Мне потом говорили ребята: «Что же ты не попросил у него квартиру, например? Или хороших ролей без «кожанок»?» А у меня в тот момент даже мысли такой не было...
Причем выглядело все это очень комично. Все подготовили речь - передо мной выступали Сергей Аполлинариевич Герасимов, Лев Яшин и Слава Третьяк. Лежала ковровая дорожка, мы на ней стояли. По этой дорожке должны были выйти на сцену члены ЦК. Первым шел Леонид Ильич. Подошел к нам. «Помню, помню!» Всем пожал руку, а меня поцеловал. И дальше все повторилось точь-в-точь: остальные члены ЦК всем пожимали руки, а меня целовали. Было очень смешно! И поэтому потом надо мной многие подтрунивали.
А в Харькове был случай еще веселее. Ноябрь 1973 года. Заканчивая свою первую в жизни творческую встречу со студентами в харьковском университете, я попрощался и ушел за кулисы. За мной рванули поклонницы. Я – бежать. По неопытности полез на пожарную лестницу. А обезумевшие девушки схватили за брюки и сдернули их. Я висел, ухватившись за ступеньку, а перед ними красовалась моя голая попа. Кошмар! Я этот случай запомнил на всю свою жизнь. А вообще, есть, конечно, что вспомнить… Если бы не ответственность за семью и если бы не моя любимая жена, которая, оберегла меня от всего, мог и дров наломать.
«НА РОЛИ КРЕТИНОВ НЕ ПОДХОЖУ»
- Обычно вас ассоциируют с двумя картинами. В вашей фильмографии есть лента, которую вы считаете самой необычной и дорогой для себя?
- Я боюсь быть банальным, но от этой банальности никуда не уйдешь в нашей профессии. Как детей, все роли люблю, не разделяя. Пожалуй, из всех выделяется только лента Славы Никифорова «Отцы и дети», снятая по одноименному роману Ивана Сергеевича Тургенева. Она примечательна для меня тем, что там в эпизодах снялась вся наша семья – моя покойная супруга Аллочка в роли собирателя крыжовника, наши сыновья и даже наш ушастый спаниель Степан, который в своей собачьей роли безупречен и просто блистателен. В итоге - Государственная премия СССР.
- Вы уже несколько лет нигде не снимаетесь. Почему?
- То ли кино сдохло, то ли считают некоторые, что я умер. Не знаю. Сначала меня это беспокоило. А потом… В конце концов то, что я иногда урывками вижу, я не могу до конца досмотреть. То есть это – просто плохо!
- Так не хотите или не зовут?
- Не буду скрывать, многие события и чувства сегодняшней России меня наполняют, но, к сожалению, может именно это от меня и отталкивает нынешнюю режиссуру, во многом одноклеточную в основе своей. А режиссеры, умеющие что-то делать (не так много у нас их осталось из той старой гвардии), они подстраиваются под моду. Сегодня у нас в кино русский, если он герой, обязательно должен быть с большим изъяном человек. Это должен быть дебил или контуженный, или, например, как Булдаков сделал генерала – полный кретин. А вот такие достойные русские люди как мыслитель Чаадаев или композитор Глинка, собиратель земли русской Ярослав Мудрый или Александр Невский, академик Павлов - не нужны. Пока есть востребованность в дебилах, режиссерам Конкин ни к чему – я под эту рамку, наверное, не подхожу.
- Если оглянуться назад, что было самое сложное в вашей жизни?
- Я не могу об этом судить. Потому что если я живой, значит, это было мне по зубам. Господь выбрал сильного! А испытаний у меня было огромное количество – очень непростых… Но я остался мужчиной, человеком. И я верю в жизнь, люблю Господа Бога. Пытаюсь быть порядочным, и те, кто воистину любит мое творчество и с пониманием относится ко мне как к литератору, режиссеру, актеру, то я думаю, что они не прогадали. Потому что я действительно достоин этой любви и уважения. Я их заслужил.
Когда меня спрашивают, в чем залог успеха моих ролей или что для меня первично - театр или кино, я неизменно отвечаю, что все свои «пьедесталы» отодвинул бы в сторону. Для меня на первом месте сам человек Володя Конкин. А успех – заслуга не моя, а моих корней, моих родителей. Я благодарен своим пращурам, потому что они меня воспитывали еще до рождения, и хорошую кровь давали. Поэтому всеми своими сегодняшними бутербродами с икрой я обязан им. И я хочу, чтобы об этом читатели знали.
- Вы издали семь книг прозы. А когда вы свои откровенные дневники издадите? Ведь даже из того, что вы сегодня рассказали, интереснейшая книжка может получиться.
- Может быть, когда-нибудь. В моей жизни было много экзотических чудес. Господи, и ужасов там было тоже много, конечно! Может, издам посмертно. А боюсь, я их с собой в гроб возьму. (Смеется.) Там много такого, чего другим читать вредно. А может, я последний костер-шашлык на них сделаю. Я всю жизнь пишу, и в этих дневниках вся моя жизнь! А вот если украдут – это будет ужасно. Тогда уж лучше – шашлык!
- И последний вопрос. Честно, какой подарок в юбилей сделал бы вас самым счастливым?
- (Улыбается.) Любовь и деньги! Любовь, которая не закончилась бы, мои дорогие зрители. А деньги – чтобы я творил, продвигал свой эксцентричный, музыкальный и современный спектакль «Муж, жена и сыщик» в память о супруге, а не собирал деньги на свои пилюли. Потому что хотим мы этого или не хотим, но я заслужил другой участи. Я не имею права быть нищим, я – достояние страны!
А что касается подарка... То мне странно и обидно, что меня до сих пор не удостоили звания Народного артиста. Это единственная заноза. Ну, что ж, значит, мне до сих пор завидуют: я хороший и красивый, и неглупый...
Фотографии из семейного архива Владимира Конкина
