Любительский перевод детективного романа кубинского писателя Леонардо Падура. Книга 1. Pasado perfecto / Безупречное прошлое (1991)
(Стр. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 )
------------------------------------------------------------
Он слегка постучал костяшками пальцев и открыл дверь кабинета. Сидя за своим столом, майор Антонио Рангель проводил ритуал зажжения сигары. Слегка наклоняя пламя газовой зажигалки, он вращал сигару, и каждое движение его пальцев сопровождалось нежным выдохом голубого дыма, который парил на уровне его глаз, окутывая плотным ароматным облаком. Курение было важной частью его жизни, и все, кто знал о его приверженность хорошей гаванской сигаре, никогда не прерывали его, когда он закуривал сигару. Коллеги, когда могли, дарили ему фирменные сигары по любому случаю: дни рождения и годовщина свадьбы, новый год и рождение сына или внука, на выпускной его сына. И майор Рангель тогда с гордостью коллекционера выбирал марки сигар для разного времени суток или настроения в соответствии с количеством времени, которое он мог бы посвятить курению. Только когда он закончил зажигать сигару и с профессиональным удовлетворением отметил идеальную корону тлеющего уголька на её кончике, он выпрямился в своем кресле и посмотрел на вновь прибывшего.
– Ты хотел меня видеть, не так ли?
– Можно подумать, что у меня есть выбор? Садись.
И он продолжил свою речь.
– Когда человек напряжен, как я, и чувствует, что не может даже думать, то лучше всего зажечь сигару, но зажечь ее не для того, чтобы раскурить и глотнуть дым, а для того, чтобы закурить по-настоящему, только сигара дает все свои преимущества. Курить сигару и заниматься другими делами это пустая трата шестидюймовой сигары Davidoff 5000 Gran Corona, которая заслуживают вдумчивого курения или просто того, чтобы сесть покурить и поболтать часок, пока горит табак. Та сигара, которую я закурил утром, была катастрофой: во-первых, утро никогда не было лучшим временем для табака этой категории, а во-вторых, я не уделил ей должного внимания и плохо обращался с ней, и, как бы я ни хотел, позже уже не смог это исправить и выглядело так, как будто я курил любительскую самокрутку. Я не понимаю, почему ты предпочитаешь выкуривать по две пачки сигарет каждый день вместо одной сигары. Тебя это преобразит. Я не настаиваю, чтобы это был Davidoff 5000 или что-то в этом роде. Пусть хорошая сигара вроде, Ромео и Джульетта №2 или Монте-Кристо №3 любого размера, но хороший табак с темным покрытием, который тянет ровно и горит ровно. Вот это и есть жизнь, Марио, или что-то максимально на неё похожее. Киплинг говорил: «Женщина – это всего лишь женщина, но хорошая сигара – это нечто большее». И скажу тебе, что этот парень был абсолютно прав, потому что, если я мало что смыслю о женщинах, то в сигарах толк я знаю. Это праздник удовольствий и чувств, дружище, сигара оживляет зрение, пробуждает обоняние и создает приятный вкус, который дополняет чашку кофе после еды. У каждой сигары даже есть своё звучание. Я катаю её между пальцами, и она звучит зазывно. Слышишь? Это такое удовольствие: увидеть хорошо сформированную корочку пепла или снять обертку после того, как выкурил первую треть. Разве это не жизнь? Не смотри на меня с таким лицом, я это совершенно серьезно. Курить действительно приятно, особенно если умеешь курить. А то, что ты куришь – это гадость, и поэтому ты становишься грубым и впадаешь в уныние. И пойми одно, Марио, это дело, такое же как и любое другое, и ты его раскроешь. Но не позволяй прошлому управлять тобой, ладно? А чтобы ты выбрался из этой передряги, я сделаю исключение. Как ты знаешь, что я никому не дарю сигары, но тебе я подарю одну из этих 5000 Davidoff. Сейчас я скажу Маручи, чтобы она принесла тебе кофе, и ты закуришь, как я тебя учил, а потом расскажешь мне всё. И, если это не вернет тебя к жизни, то ты полный идиот.
Список дел.
«Суббота 30-12-88. Ограбление с применением насилия, предприятие муниципалитета Гуанабакоа. Охранник тяжело ранен. Нападавшие арестованы. Дело закрыто.»
«Покушение на убийство, муниципалитет Ла Лиза. Арестован исполнитель: Хосе Антонио Эвора. Жертва: его жена. Состояние тяжелое. Заявление: признает вину. Причина: ревность. Дело закрыто.»
«Нападение и ограбление, Парк-де-лос-Чивос, Ла Вибора, Муниципалитет, 10 октября. Жертвы: Хосе Мария Флейтес и Охильда Родригес. Подозреваемый: Арсенио Цицерон Санкристобал. Задержан 1-1-89. Дело закрыто.»
«Убийство. Жертва: Аурелиа Мартинес. Проживает 21, № 1056, д / У и В, Ведадо, Муниципальная площадь. Причина: неизвестна. Дело открыто.»
«Исчезновение: Вильфредо Кансио Исла. Дело открыто: возможно незаконный оборот наркотиков. Пропавший найден в опечатанном доме. Обвиняется в посягательстве на собственность. Арестован по подозрению в возможной связи с наркотиками.»
«Ограбление с применением силы...»
Он закрыл глаза и сжал веки кончиками пальцев. Разговор с Хоррином затронул ту сверхчувствительность, которую Конде не утратил за столько лет работы в полиции, и которая заставляла его воображать себе каждый из случаев. Список бездумных преступлений заполнил уже три печатных листа, и он подумал, что Гавана становится большим городом. Затем он осторожно понюхал сигару, подаренную ему Стариком. В последнее время, подумал он, кражи и грабежи шли по нарастающей, хищения государственной собственности казались неуправляемыми, а торговля долларами и произведениями искусства была вроде преходящего увлечения. Но все это не имеет никакого отношения к Рафаэлю Морину. Десятки ежедневных жалоб, дела, которые открывались, закрывались или все еще расследовались, странные нити, связывающие подпольную пивоварню с подпольным лотерейным банком, а банк – с подделкой облигаций на бензин, а подделку облигаций – с партией марихуаны, которую, в свою очередь, со складом бытовой техники с брендами на выбор и купленной за доллары, которые иногда невозможно отследить. Ах, если бы эта сигара помогла ему думать, а ему нужно было подумать, после того, как Старик выслушал его историю про Рафаэля Морина и Тамару Вальдемира, в которую он был влюблен, как собака.
– Но разве не прошло двадцать лет? – спросил майор и добавил, – Даже не думай, я не отстраню тебя от этого дела. Мне нужно, чтобы ты занимался этим расследованием, Марио. Я не по своей воле позвонил тебе сегодня утром. Ты же знаешь, что я не люблю дергать людей из-за пустяков и что я не настолько лиричен, чтобы мне мерещились трагедии там, где их нет. Но эта история с исчезновением по мне дурно пахнет. Не подведи меня сейчас, – также тихо сказал он. – Но будь осторожен, Марио, будь осторожен. Подумай, в этом деле должна быть какая-то подсказка, и ты лучше всех сможешь ее найти.
– О чем задумался, Конде? – спросил сержант Мануэль Паласиос, и Конде увидел, как от давления пальцев у него в глазах заплясали несколько светлячков.
Конде встал и повернулся к окну в своих размышлениях и меланхолии. До наступления вечера оставалось три часа, небо заволокло тучами, возможно, предупреждая о возвращении дождя и холода. Он всегда предпочитал холод работе, но эта преждевременная темнота угнетала его и лишала того немногого желания работать, которое у него еще оставалось. Он никогда так сильно не хотел закрыть дело, и даже не давление Старика приводило его в отчаяние, а вид Тамары, двигающейся в желтом платье, стал почти мучением для него, и, кроме того, предупреждением об осторожности. Везде мерещилась опасность. Однако хуже всего было чувство дезориентации, охватившее его: он был таким же потерянным, как Рафаэль, и ему не нравилось так работать. Майор одобрил его первые шаги: дал разрешение побеседовать с испанским торговцем и провести расследование в компании.
– Там может что-то обнаружиться, – сказал он ему. – Поговори с людьми и проверьте документы у специалистов по бухгалтерскому учету из офиса, только придется подождать до понедельника.
Майор не любил ждать. Но, покуривая эту сигару с шелковистым вкусом, Конде убедился, что исчезновение Рафаэля Морина не имеет ничего общего со случайностью и что нужно пройти все логические пути, которые могут привести к финалу этой истории. Вечеринка и предприятие, предприятие и вечеринка казались ему пересекающимися тропами.
– Тамара звонила и рассказала мне кое-что, что может быть подсказкой, – сказал он наконец Маноло, после чего сообщил ему о телефонной книжке.
Сержант прочитал имена, номера, адреса двух женщин, а затем спросил лейтенанта:
– И ты действительно думаешь, что из этого что-то может следовать?
– Меня интересует Зайда, секретарша, и я хочу узнать, кто такая Зойла. Сколько имен на букву «Z» у тебя в записной книжке?
Маноло пожал плечами и улыбнулся, он не знал.
– В словарях буква «Z» занимает всего восемь или десять страниц, и почти ни у кого нет имен, начинающихся с буквы «Z», – сказал Конде, после чего он открыл свою записную книжку. У меня вот только Зенайда. Ты же помнишь Зенайду?
– Послушайте, Конде, брось это. Та девушка для другого рода дел.
Лейтенант закрыл телефонную книжку и положил ее обратно в ящик стола.
– Они всегда для других дел. Нам стоит получше изучить всех этих женщин на букву «Z», так что ступай за машиной.
Субботний вечер не впечатлял совсем. Уже начался холодный моросящий дождь, который продлится до раннего утра, холод все еще ощущался в закрытой машине, и Конде уже загрустил по яркому солнцу, которое сопровождало его пробуждение в то утро. Из-за дождя улицы опустели, и над городом, который жил ради тепла и был окутан этой робкой прохладой и залит водой, господствовал серый туман. Вялая тропическая зима то приходила, то уходила даже в течение одного дня, и было трудно определить точное время года. «Мерзкая зима», – сказал он себе, созерцая улицу, затемненную деревьями, продуваемую морским ветром, который уносил мусор и опавшие листья. Никто не рисковал присесть на скамейки на аллее центрального проспекта, который, по мнению Конде, был самым красивым местом в Гаване, разве что какой-то упрямец, застегнувший дождевик и отправившийся на вечернюю пробежку. Еще бы иметь силу воли на это.
В такой вечер Конде предпочел бы лежать в постели с книгой в руках и заснуть, перевернув третью страницу. В этот поздний час, как ему известно, холод и дождь приводят в ярость людей, обреченных оставаться дома взаперти, и даже кроткие жены могут превратить малейший вопрос мужа в отстаивание женской чести, запустив тому в голову цветочный горшок без угрызений совести. К счастью, в тот вечер серия бейсбольных матчей возобновилась после новогоднего перерыва, и Конде подумал, что, возможно, дождь помешает игре. Его команда «Индустриалес», предмет его страданий и разочарований, должна была сыграть в тот вечер в латиноамериканском кубке против команды «Вегерос», и решить, кто же из них выйдет в финальный раунд плей-офф чемпионата, потому что Гавана уже прошла квалификацию. Ему очень хотелось пойти на стадион, ведь ему так нужна была эта групповая терапия, которая отдаленно напоминала свободу, где можно говорить что угодно, обругать судью или наорать на менеджера команды, а потом уйти оттуда опечаленным поражением или в восторге от победы, но расслабленным и жизнерадостным. В последнее время Конде был свойственен скептицизм: он старался даже не смотреть на мяч, потому что «Индустриалес» играли все хуже и хуже, удача казалось забыла о них, кроме игроков Варгаса и Хавьера Мендеса остальные казались второсортными и слишком слабыми, чтобы вывести команду в финал, уж тем более выиграть. Он даже забыл о Зайде и Зойле, когда они с Маноло вышли на набережную, и к моросящему с неба солоноватому дождю присоединился ливень. Маноло громко чертыхнулся о везении, думая, что ему неизбежно придется теперь мыть машину, прежде чем отогнать в гараж на ночь.
– Ты давно не ходишь на стадион, Маноло?
– Какой стадион? И какой в этом смысл, Конде? Посмотри, какая грязная машина! Я идиот, угораздило меня сесть за руль, – посетовал он, когда они свернули на Пятую авеню. Они остановились перед многоквартирным домом и вышли из машины.
– Стадион вылечил бы тебя от этих истерик.
Зайда Лима Рамос жила на шестом этаже здания, квартира 6D. Лейтенант Марио Конде проверил запись о ней, а затем из вестибюля наблюдал, как Маноло мокнет, пытаясь отсоединить антенну радиоприемника и улыбнулся.
– Борюсь с преступностью, лейтенант. В прошлом месяце у меня скрутили прямо напротив моего дома, – сказал Маноло и они подошли к лифту, где их встретила табличка с надписью: «Не работает».
– Хорошее начало, не так ли? – сказал Конде и направился к лестнице, едва освещенной тусклыми лампочками на некоторых этажах. Поднимаясь, он задыхался, дыша ртом, и чувствовал, как учащается сердцебиение от нехватки воздуха и мышцы ног немеют от физической нагрузки. На мгновение он подумал, что надо бы заняться бегом по улице. На пятом этаже он прислонился к перилам лестницы, посмотрел на Маноло, а затем на два пролета, оставшихся до шестого этажа, и рукой умоляюще махнул Маноло, объясняя тому, что ему нужно отдышаться. Вряд ли кто-то станет уважать полицейского, который стучит в дверь с высунутым языком, со слезами на глазах и просит стакан воды ради милосердия. Конде захотелось присесть и он машинально достал сигару из кармана пиджака, но в итоге благоразумие победило. Он лишь поднес сигару к пересохшим губам, не зажигая, и затем преодолел последние несколько пролетов этой бесконечной лестницы.
Они вышли в коридор уже в полутьме и обнаружили квартиру 6D в противоположном конце коридора. Прежде чем постучать, Конде решил зажечь сигару.
– Как мы с ней будем вести себя? – спросил Маноло, прежде чем начать действовать.
– Меня интересует её отношения с ним по работе, давай начнем с этого. Все очень мягко, как бы вскользь, ладно? Но при необходимости ты будь резче и по существу.
– Будем вести протокол?
Он на мгновение задумался, нажал на кнопку звонка и сказал:
– Пока нет.
Женщина была удивлена, увидев их. Несомненно, она кого-то ждала, и эти двое незнакомцев в дождливый и холодный субботний день не соответствовали её ожиданиям. «Добрый день», – сказали полицейские, они представились, и она ответила дрожащим голосом, что да – она и есть Зайда Лима Рамос. Затем она пригласила их войти, еще более сбитая с толку, пытаясь пригладить взлохмаченные волосы, возможно, она спала, у нее было сонное лицо. Они объяснили ей причину своего визита: ее шеф и коллега Рафаэль Морин исчез.
– Я уже слышала об этом, – сказала она, устраиваясь в кресле. Она села, поджав ноги, и попыталась одернуть юбку, которая едва доставала ей до колен.
Конде отметил, что у нее красивые бедра с легкими поднимающимися округлостями, и попытался остановить водоворот мыслей, который взмыл в его воображении. Женщине было от двадцати пяти до тридцати лет, большие черные глаза и пухлый рот хорошо сложенной мулатки. Она была настолько хороша, что даже растрепанная и без макияжа, показалась Конде очаровательной. Комната в квартире была маленькой, но она была тщательно обставлена и вся сияла. В мебельном шкафу, занимавшем стену напротив балкона, Конде отметил себе цветной телевизор Sony, кассеты, стереомагнитофон и сувениры из разных уголков мира: мозаику из Толедо, мексиканские статуэтки, миниатюрную копию Биг-Бена и Пизанской башни. В это же время Зайда объяснила, что Масикес позвонил ей первого января, когда искали Рафаэля, но она понятия не имела, где он может быть, и после этого сама звонила ему несколько раз, последний раз в тот же день утром. Она волновалась, неужели ничего нового не было известно о Рафаэле?
– Милая квартирка, – заметил лейтенант и под предлогом поиска пепельницы осмотрел её повнимательнее.
– Постепенно коллекционирую, – сказала она и улыбнулась. Она казалась нервной. – Я стараюсь создать уют. Проблема в том, что мой сын со своими друзьями все переворачивает с ног на голову.
– У Вас есть сын?
– Да, двенадцатилетний.
– Двенадцать или два годика? – спросил Конде, искренне смущенный.
– Двенадцать, – уточнила она. – Он ушел погулять со своими друзьями из соседнего квартала. Представьте себе, в такой холод им взбрело в голову пойти поесть мороженое.
– Китайцы говорят, точнее один из них, с которым я знаком, отец моей коллеги, что хорошо есть мороженое холодным, – улыбнулся он, в то время как Маноло хранил молчание. Вот бы он всегда так поступал.
– Не хотите ли кофе? – спросила Заида, она озябла или, может быть, ей было страшно и она дрожала, но она не знала, скрестить ли руки на груди или придерживать короткую юбку.
– Нет, спасибо, Зайда. На самом деле мы не хотим отнимать у Вас много времени. Вы ведь ждали кого-то, верно? Мы просто хотели, чтобы Вы немного рассказали нам о своем шефе. Все, что знаете и что может помочь нам найти его.
– Мне кажется таким невероятным, таким невозможным, что Рафаэль исчез. Я надеюсь, что это не так, но у меня предчувствие… Я не хочу даже думать об этом. Он ведь не скрывается. Нет, потому что, зачем ему прятаться? Это бессмысленно, и все очень странно. Я думала об этом три дня и не понимаю. Позвольте мне закрыть окна на балконе, вдруг станет холодно, а в этом доме уже холодно. Море прямо за окном, и у меня немного болит голова, я так долго спала… Я думаю, что хорошо знаю Рафаэля. Представьте, я работаю с ним девять лет. Я начинала работать на центральных складах министерства, а потом он дал мне место машинистки и очень помог, ведь у меня не было опыта. Это случилось, когда отец мальчика уехал в Майами, я узнала когда он уже был там. Было такое безумие, ничего не сказал мне и уехал в Майами в другим парнем. Подготовил все за моей спиной, не доверял мне и даже не попрощался со своим сыном. Впрочем, тут не о чем рассказывать. Я немного умела печатать, у меня был маленький ребенок… и семейные проблемы, потому что моя мать была недовольна из-за беременности до брака. И тут один знакомый по соседству, он работает в комитете, рассказал, что у него на работе на складе нужна машинистка, и что это несложно: бумага, карточки и тому подобное. Ничего больше. Увы, я всегда теряюсь в догадках. Я приступила к работе, с моей мамой все наладилось, потом записалась на курсы секретарей, а Рафаэль мне очень помог. Он давал мне выходной каждую субботу, чтобы я решала свои проблемы и могла побыть с ребенком, потому что я разрывалась между работой и учебой. А через два года, когда я закончила учебу, то стала его секретарем и я заняла место, которое уже пустовало. Рафаэль сохранил место для меня, потому что в общем, я уже давно выполняла эту работу. Видите ли, я всегда считала его настоящим другом и не знаю, для чего вам может пригодиться моя история, но он хороший друг, уверяю вас. И как начальник не нужно желать лучшего, гуманный, ответственный, он заботится обо всех во все времена. Затем он предложил мне поработать с ним в компании, где всё сложнее, и ему нужны люди, которым он доверяет, а это огромная ответственность, там почти все в долларах и с внешними фирмами… Огромная ответственность, но у него было все четко, как говорится, и самое главное, насколько я помню, у него никогда не было проблем ни с одним работником. Если хотите, спросите Гарсию, профсоюзного деятеля, чтобы убедиться. Нет, у меня нет объяснений происходящему, все было как обычно, в эти дни у нас было много работы по годовому плану, и, поскольку мы заканчивали поздно, то меня отправляли с шофером или даже Рафаэль сам заезжал за мной. Мне кажется невероятным, что Рафаэль исчез, я все еще в это не верю... с ним должно быть что-то случилось. Но, поймите на примере, когда Альфредито, моему сыну, было шесть лет, то он заболел лихорадкой, и я подумала, что он умирает. Так Рафаэль относился ко мне лучше, чем отец мальчика, он даже купил сыну мясо, вызвал машину, чтобы отвезти его в больницу, и выплатил мне полную зарплату. Ну, это не имеет никакого отношения к делу, важно то, как он себя вел, и я не исключение. Я видела, что он ведет себя так со всеми, спросите Гарсию, представителя профсоюза. Звонил ли он первого января? Нет, в последний раз я видела его 30-го числа, потому что 31-го он не работал. Он подвез меня домой сюда, поднялся выпить кофе и сказал мне, что он очень устал, измотан, потом мы немного поболтали, и он подарил мне... шоколадку, такую новогоднюю. Вы же понимаете, столько времени работаем вместе, бок о бок, он для меня больше, чем просто мой начальник, я привязана к нему. Он выглядел таким уставшим. А что вы думаете обо всем этом?
Маноло закончил устанавливать антенну и как будто не слышал, как Конде устраивался в машине. Он знал, что лейтенант нервничает, и поэтому лучше всего было не обращать на это внимания.
– Разве ты не хочешь узнать, что я думаю? Ну, ладно, тогда я тебе этого не скажу, и все. Но я думаю о многом, – сказал он вслух, завел машину и поехал вверх по дороге в поисках туннеля, в то время как Конде делал какие-то пометки в своем потертом карманном блокноте. Он снова пощелкал затвором своей авторучки и, не спрашивая разрешения, выключил магнитолу в машине, которую включил Маноло. Тем не менее, сержант Мануэль Паласиос признался, что предпочитает работать с этим странноватым лейтенантом. Он решил для себя так с тех пор, как был младшим офицером, и его направили в группу, расследующую кражу картин из Национального музея. Тогда эксперт из группы сказал ему: «Смотри, кто пришел, это Конде, начальник оперативного отдела. Только не пугайся того, что он скажет, он наполовину не в себе, но хороший человек, я бы даже сказал, что он лучший». В чем неоднократно убеждался Маноло.
– Расскажи, что ты думаешь? – спросил наконец сержант, не отрывая глаз от тротуара.
– Я ничего не думаю.
– У тебя кризис, приятель?
– Я на грани нервного срыва. Послушай, я знаком с Рафаэлем Морином и чувствую, к чему все идет, но у меня много нераскрытых дел, и я не хочу быть предвзятым.
Машина ехала по 19-й улице, и Маноло решил выкурить свою первую сигарету за день. «Этому я тоже завидую, – подумал Конде, – он курит тогда, когда ему этого хочется.»
– Если ты начинаешь мучаться предрассудками, значит, ты в настоящем кризисе, – заявил Маноло и добавил скорости в поисках нужного адреса.
– Вот этот, – сказал Конде, увидев дом, помеченный номером 568. Остановись прямо здесь, и если ты еще раз снимешь антенну, я подам на тебя раппорт.
– Ладно. Но хотя бы плотно закрой окно, – крикнул ему Маноло, закрывая свое до упора.
Над входом дома горел свет, но дверь и окно на фасаде были закрытыми. Конде постучал несколько раз и стал ждать. Маноло, стоявший рядом с ним, натягивал непромокаемую куртку и пытался застегнуть молнию. Лейтенант постучал еще раз и посмотрел на своего напарника, вознамерившегося застегнуть молнию.
– Плохие новости, старина. Позволь заметить, что здесь никого нет, – сказал он, и с новой силой постучал по дереву двери.
Удары отдавались эхом в глубине пустого дома.
– Поехали в комитет, – продолжил лейтенант.
Они двинулись по тротуару в поисках местного комитета, который, наконец, заметили на углу, почти скрытый в зарослях изгороди и пальм в саду.
– Что плохо в холоде? То, что я становлюсь все более голодным, Конде, – посетовал Маноло, умоляя своего начальника быть кратким.
– А что, по-твоему, у меня? С учетом того, что я выпил прошлой ночью, сегодняшней голодовки и сигары, подаренной мне Стариком, мне кажется, что у меня в желудке дохлая жаба. У меня уже начинает кружиться голова.
Он постучал в дверное стекло, и сразу же собачий лай испугал Маноло.
– Нет, ради всего святого, я пойду в машину, – сказал он, вспомнив свой непревзойденный рекорд по количеству укусов собаками на работе.
– Не дергайся, парень, стой на месте, – и дверь открылась.
Черно-белая собака выбежала, не обращая внимания на голос хозяина. Львенок, так его звали. Забавно называть Львом дворняжку неопределенного цвета, с завитым хвостом и наполовину пятнистого. Пес проигнорировал присутствие Марио Конде и старательно обнюхал брюки и туфли Маноло, как будто они когда-то были его собственными.
– Он вас не тронет, – предупредил мужчина с гордостью хорошо воспитанного владельца собаки. – Но он хороший сторож. Добрый вечер.
Конде представился и спросил о председателе комитета.
– Это я сам. Не хотите зайти?
– Нет, мы только хотели узнать, видели ли вы сегодня Зойлу Амаран, просто мы ищем ее для проверки…
– У нее какие-то проблемы?
– Нет, нет, только проверка.
– Я думаю, что вам ее не поймать. Чтобы схватить Зойлиту, нужно накинуть на нее лассо, потому что она почти тут не бывает, – прокомментировал председатель. – Львенок, иди сюда, оставь в покое товарища или он тебя арестует, – сказал он и улыбнулся.
– Она живет одна?
– И да, и нет. В ее доме еще живут брат и его жена, но они врачи, и сейчас их отправили в Пинар-дель-Рио, но они приезжают каждые два-три месяца. А так она живет одна, но на днях в булочной я услышал, как она кому-то сказала, что уезжает. Я не знаю куда, но ее не будет около трех дней.
– Три дня? – спросил Конде и едва улыбнулся, увидев облегчение Маноло, когда Львенок потерял интерес к его туфлям и ушел в сад.
– Да, примерно на три дня. Но послушайте, я буду с вами откровенен, я наблюдал как она росла. Зойла была непокорная и даже её мать, которая уже умерла, не могла с ней справиться. Я даже думал, что из неё выйдет сорванец. Ладно, она ведь не сделала ничего плохого? Может она ненормальная, но она неплохая девочка, скажу я вам.
Конде выслушал мнение мужчины и полез за сигарой в карман пиджака. Его мозг хотел оценить тот факт, что Зойла пропала из дома ровно три дня назад, хотя внезапно он почувствовал усталость от всего: от Зайды и Масикеса, защищающих Рафаэля; от Зойлы и испанца Дапены, который тоже исчез первого января; от Тамары и Рафаэля. И он ответил:
– Нет, не волнуйтесь, проблем нет. Мы просто хотели бы узнать еще кое-что. Сколько лет Зойлите? И где она работает?
Президент оперся предплечьем на дверную раму, наблюдая за псом в саду, когда тот безмятежно и обильно писал, и улыбался.
– Я точно не помню. Мне нужно бы посмотреть в реестре…
– Нет, примерно хотя бы, – оживился Маноло.
– Примерно двадцать три года, – сказал он. – Когда человек стареет, он кажется таким же двадцатилетним, как и тридцатилетний, верно? А что касается другого вопроса, то она работает прямо там, у себя дома. Она занимается рукоделием из семян и ракушек, и, поскольку она зарабатывает хорошие деньги, то работает, когда ей это нужно. Представьте, сколько работы у нее в конце года, она очень занята. Так сложно достать любую мелочь, не так ли?
– Что ж, приятель, большое спасибо, – сказал Конде, прерывая поток слов, который грозил захлестнуть их. – Мы просим Вас оказать нам услугу. Когда она придет, позвоните нам по этому номеру и оставьте сообщение для лейтенанта Конде или сержанта Паласиоса. Договорились?
– Напротив, товарищи, будут рад вам услужить. Но должен заметить, лейтенант, почему вы, ребята, не проходите? Присядьте, и тогда я смогу угостить вас только что сваренным кофе. Думаю, когда двое полицейских заходят, то стоит это отметить. Верно?
– Я тоже так думаю, но не волнуйтесь. Некоторые полицейские боятся собак, – сказал Конде и пожал мужчине руку.
– Как мило, – сказал Маноло, когда они пошли к машине. На нем была куртка, распахнутая от холодного воздуха. – Ты сегодня весьма остроумен. Как будто это грех – бояться собак.
– Должно быть, поэтому они тебя и кусают. Посмотри, как ты вспотел, приятель.
– Можно сколько угодно говорить о страхе, запахе, но факт остается фактом – собаки всегда кусают меня.
Они сели в машину, и Маноло сделал глубокий вдох, положив обе руки на руль.
– Что ж, мы уже имеем представление о том, кто такая Зойла. Дело усложняется, не так ли?
– Усложняется, но ничего не происходит. Давай сделаем кое-что. Я поищу список приглашенных на вечеринку заместителя министра, а ты пока поручи двум людям провести расследование в отношении Зайды и Зойлы. Особенно Зойлы. Я хочу знать, куда она подевалась, и какое она имеет отношение ко всему происходящему.
– А почему бы нам не поменяться местами? Я ищу список, а ты остальное.
Маноло продолжал пристально смотреть на улицу.
– Я говорю с тобой, Маноло, – повторил Конде.
– Я думаю, что не бывает случайностей, и то, что случилось с Зойлой, слишком большое совпадение, тебе не кажется? И еще я думаю, что тебе нужно поговорить с Масикесом. Этот человек знает гораздо больше.
– Увидимся в понедельник в участке.
– Я бы увиделся раньше.
– Завтра, если будет время, хорошо?
– Ладно.
– А теперь включи музыку.
– А вот и не могу я включить музыку.
– Что с тобой, старик, ты все еще боишься этой дворняги?
– Нет, просто из-за тебя мы не можем больше слушать музыку, потому что у меня украли антенну перед домом Зойлы.
(Продолжение следует...)
Фото - Набережная в Гаване