Сашок, белобрысый друг детства, вырос и увлёкся медитацией. Не модой на неё, не игрой в погружения, не рисовкой и имитацией для поднятия и поддержания своей значимости в глазах окружающих.
Нет, он подошёл к делу серьёзно и основательно. Обложился тематической литературой, проштудировал множество книг, походил на встречи с разными восточными гуру. Даже в Индию автостопом сгонял с группой безбашенных девчонок, а потом в Гималаи и Тибет смотался тем же способом. Жил там в ашрамах, стал вегетарианцем.
Кстати, для таких вот паломников на Восток в разных странах существует целая сеть адресов и явок, где милых бродяг, странников-автостопщиков принимают единомышленники, отмывают, отстирывают, кормят и всегда с собой дадут и еды, и чуток денег. А если кого в пути обворуют, то помогут выправить документы и снабдят авиабилетом до родного города.
В общем, с очень мимишным братским сообществом романтичных пилигримов познакомился Саша и прикипел к ним всей своей большой русской душой.
Хороший кусок своей молодости провёл он в таких вот путешествиях. И научился там медитации. На своё горюшко.
В тридцать лет он покончил с кочевьем и стал оседлым. С тех пор Сашку мало кто видел вне стен его квартиры. Дверь в однушку его никогда не была заперта, потому что он потерял интерес к жизни и ему было наплевать, обворуют его, обнесут ли жилище или его самого прикончат. Да и нечего там было красть. Телевизор он давно сам вынес на свалку. Стол был колченогим, стулья рассохлись, скрипели и вихлялись. Одежды в шкафу не водилось. Гаджет куда-то в щель диванную заталкивал под себя и пледом закрывал.
Однажды мы зашли к нему с подругой Олей. Саша лежал на своём ложе и... отсутствовал. Его рука свисала с дивана, словно плеть. Мокрое от пота и просохшее лицо казалось блестящей маской мученика, которого наконец-то отпустила боль. Красивое лицо было совершенно восковым.
Мы долго друга тормошили, хотя, как потом узнали, этого делать было категорически нельзя. Он не реагировал. Вызвали скорую. Когда приехала бригада, нам устало объяснили, что этот тип их уже забодал своими уходами в транс. Медицинскими мерами его выдернуть оттуда не представлялось возможным.
Мы так и не дождались возвращения его в сознание. Но когда ещё раз зашли - из принципа, то угадали момент, когда он проголодался и собирался в магазин за снедью. И нам повезло его разговорить.
Может, потому, что мы расплакались, когда увидели его не спящим. Пустые глазницы. Ну где, где, спрашивали мы, твои огнистые зелёные глаза? Они выцвели. В них пустота. Во-вторых, где твоё атлетическое тело? Вместо него – пустой кожистый мешок, облепивший скелет и кости. "Сашенька, – вопрошали мы с Олей, – ну и где, где ты путешествуешь? Расскажи, это ведь не секрет? А мы тебя промотивируем вкусным обедом". На том и порешили.
Поев – довольно вяло – восхитительного овощного рагу с нутом и фасолью, Саша милостиво поведал нам о своих странствиях в самогипнотическом, изменённо-расширенном сознании. А их особо и не было. Мы просили его не сочинять. Он честно сказал, что летает и плутает между какими-то бесконечными заборами и стенами, часто облупленными, в трещинах. Зависает в лабиринтах, на чердаках, перемахивает через тыны и плетни. Он всё время боится влезть в чей-то огород, сад, обходит стороной частную собственность, куда-то стремится, и наконец, находит закуток и забивается в него. Редкий случай, когда вылетает на какое-то пространство, но оно тонет в тумане песочно-палевого цвета. Он бродит там совершенно один. Вокруг нет никого. Всё белёсо, серо, сизо. Какие-то тени иногда видит, шорохи и отзвуки слышит, но кричи ни кричи – всё как в вату.
"Тогда зачем ты туда возвращаешься?" – спросили мы.
"А тянет, – ответил он. – Как будто там мой дом".
Мы с Олькой были в командировках и не смогли присутствовать на его похоронах. Он умер спустя полгода после нашего с ним разговора. Просто взял и не влетел обратно в опостылевшее тело, и кто-то тонкую ниточку перерубил.
С тех пор я боюсь самого слова "медитация". Никогда не пробовала и никому из самых близких и любимых не посоветовала бы. Но и разубеждать тех, кому она нравится, не собираюсь. Считаю, у каждого свой путь, и топать или не топать по нему нам дана полная свобода.
А для себя я усвоила чётко: медитация - это уход от реальности.
Человек на земле обязан духовно расти и развиваться, а для этого ему надо всё время карабкаться на кручу, иногда обдирая колени и локти, оцарапываясь и ранясь. А это больно.
Медитация чем притягивает? Правильно, обезболивающим эффектом. Но это банальное сбегание от живой жизни. Отлынивание. Желание найти спокойную лагуну, улечься на тёплый песок и переждать. Пересидеть. Перележать. Успокоиться, отрешиться, выключить все рецепторы и нервные окончания. Тишина, покой, полусон-полуявь. Безмятежье. Нирвана.
Полусмерть.
Это отбегание в сторону от столбовой дороги, на которую нас направил Господь. Съезд в кювет, к букашкам, к мурашкам, в их копошенье.
А собратья-человеки пусть карабкаются. Вот дурачьё, там ведь стрессы, травмы, муки. А нам не больно, мы в нирване.
Но это застывание в коллоиде. Полная статика, уход от шумного и яркого цветенья жизни в сизый туман обездвиженности и пустоты.
А нам велено Богом двигаться! Да, это не всегда просто! Одни срываются в пропасть и оттуда, все переломанные, окровавленные, начинают медленное, тяжелейшее восхождение. Другие задерживаются у края пропасти и лезут на гору без переломов и вывихов. Третьи хватаются за руку ангела и топают узенькой извилистой тропкой среди скал, колючих зарослей и буреломов, потому что нашли в себе духовные силы и никуда не скатились.
Но по-любому все эти люди находятся в движе! Они шапортаются! Они дёргаются. Конвульсируют. Их шатает, их сносит ветрами. Они делают потуги и рывки, рвут жилы. Но упрямо совершают восхождение.
А медитирующие валяются на своих лежбищах и думают, что так будет вечно. Не, не будет.
Их рано или поздно возьмут за шкирку и выдернут из нирваны. И отведут на точку перепутья. Сбежавших с урока жизни возвратят к доске и потребуют ответа. И строго спросят: ну так что, вниз или вверх?
И хорошо, коли вверх. Но ведь они уже отвыкли от боли. Даже комариный укус потребует от них быстрее запрыгнуть обратно в нирвану, где нет боли. Но нет и радости, и ликования, и триумфа жизни. Там полное бесчувствие. Дыхание ровненькое, пульс едва прощупывается. Дрёма. Полусон-полуявь.
Родина медитации – Индия. Это особенная страна на карте. Мистически одарённая. Индия тысячелетия болеет вопросами вечности. Православный святой Николай Сербский говорил, что если бы христианство пришло в Индию, то оно бы там ещё как мощно засияло!
Махатма Ганди считал Европу заражённой бездуховностью. Когда приезжал туда на форумы, то всегда брал с собой козу, чтобы пить молоко. Потому что европейскую воду считал отравленной, мёртвой.
Коллективный Запад давно отвернулся от Христа, но всё большее число европейцев интересуется восточными практиками. Вот как раз для них нирвана - намного лучше, чем полнейшая бездуховность и сопутствующий разврат всех со всеми. Пусть уж будет передержка в отрешённости....
Ведь это всё равно какая-никакая, а тоска по Небу, пусть и через слой ваты. Медитация – не богодухновенное состояние, а скорее умственное действие, направленное на приведение психики человека в состояние глубокой сосредоточенности.
Внешне это кажется поэтичным. Человек сидит в позе лотоса, погружённый в транс! И в это время он точно не убивает, не крадёт, не прелюбодействует и ни на кого не клевещет, что уже есть хорошо!
Медитация представляет собой самопогружение в собственную бездну. А вообще по-настоящему медитировать способен не каждый. Сие должны делать только очень-очень подготовленные люди - аскеты, мастера, учителя-гуру, йоги. Или те, кого они собственноручно обучили. Ведь там есть подводные камни, опасности. В состоянии транса к человеку может прилипнуть подселенец, потусторонняя сущность или неупокоенная душа.
Сама же я глубоко и твердолобо убеждена в том, что
самый крепкий мост с мирами – тем и этим –налаживает только молитва. Горячая, сердечная молитва Господу нашему Богу.
Наталия Дашевская.