"Федотова умерла, в сущности, очень давно. И в забытой старухе, которая так беспомощно и ненужно доживала свой долгий век, невозможно было представить бесконечно талантливую артистку, которая заставляла зрителей так много переживать в театре, которая создавала на сцене такие яркие и обаятельные образы. Вспоминается далёкое прошлое, когда Малый театр был художественным центром Москвы. В Малом было настоящее искусство... и больше всего он был театром Федотовой и Ермоловой. {...} Талант был у этой артистки необычайно гибкий, разносторонний, живой, тонкий и всегда пленявший своеобразной теплотой и женственностью..." — писал А. Ценовский в "Новом зрителе" на смерть великой русской актрисы в 1925 году.
Портрет, о котором пойдет речь, был заказан Валентину Серову Московским обществом любителей литературы и искусства двадцатью годами раньше, как раз в тот роковой сезон, когда у Федотовой отнялись ноги. В то время она ещё надеялась продолжать сценическую карьеру: выезжать на сцену в коляске, сидеть в кресле... лишь бы оставаться в труппе! Её громадный, редкий, замечательный актёрский дар, искренняя любовь публики ("знаменитейшая и любимейшая", "одним видом своим вызывающая приветливую улыбку", исполненная "огня заразительного одушевления"); стойкость, трудолюбие, неугомонный темперамент ученицы Михаила Щепкина — всё позволяло верить в успех. Увы... Болезнь суставов вылечить не удалось, и 27 февраля 1905 года Федотова играла в последний раз. Серов как раз писал портрет М. Н. Ермоловой и часто посещал Малый театр. Ему не раз приходилось видеть игру Федотовой, встречаться с ней за кулисами... О чём говорили тогда два великих человека?
Болтала Гликерия Николаевна без умолку, болтала симпатично, по-старомосковски. И Серов поддерживал разговор. Он, если надо, мог и поговорить — с кем угодно, и о чем угодно, и даже как угодно. А здесь надо было. Гликерия Николаевна вся была в разговоре. И не догадывалась бедная старушка, что говорит с ней этот человек не без подвоха, а только для того, чтобы выведать ее сокровенное и показать его всем. И он выведал. И показал. Показал «ее свиной глазок» (Из книги "Валентин Серов" М. Копшицера)
Серов никогда целенаправленно не стремился работать в жанре парадного заказного портрета, но по иронии судьбы именно ему довелось возродить этот жанр в России на рубеже XIX-XX веков. В то время он самый востребованный русский портретист (в числе заказчиков — императорское семейство), но эта слава его отчасти тяготит. Исследователи объясняют этот парадокс особенностями творческого метода художника. Его портрет — это всегда зоркость (порой недобрая, почти жестокая), точность характеристики, иногда ироническая; заострение, почти шарж... "Свиной глазок" Гликерии Федотовой, её чуть поджатые губы, приподнятые брови, жест, которым актриса придерживает шаль, будто закрываясь от зрителя... как это не похоже на "казённое" полотно, призванное восхищаться моделью! При этом сам художник признавался, что вовсе не испытывает к своим персонажам неприязни. "…Что делать, если шарж сидит в самой модели, — чем я-то виноват. Я только высмотрел, подметил!" — оправдывался он.
Актриса, и особенно талантливая — всегда чуть-чуть лицедейка, какой бы ни казалась простой и честной на сцене. На портрете Федотова лишена торжественной "актёрской стати", но и абсолютно бытовой её позу не назовёшь. И взгляд этой добродушной на первый взгляд пожилой женщины... очень уж пронзительный, необычайно живой, выдающий темперамент и остроту ума. Холодноватые чёрно-серые краски, которые Серов предпочитает для своей модели, полукруглый срез холста в виде арки, выраженный акцент на крючковатых пальцах... всё это вместе как бы подсказывает — перед нами не милая Лушенька (так ласково называли поклонники Федотову), а властная и своенравная фигура, сильная личность; и в первую очередь — великая артистка, умеющая носить маску. Вероятно, потому и не понравилось ей готовое произведение, что слишком глубоко художник заглянул ей в душу, не обманулся в ней, разглядев игру... какая актриса простила бы такое?
О Федотовой написано столько — и современниками, и историками — что хватило бы, пожалуй, на целую библиотеку. Сама она тоже публиковала "Записки", тщательно выстраивая, как сказали бы сегодня, личный бренд, создавая миф о самой себе — необыкновенной женщине, талантом и упорным трудом прошедшей путь от бедной сироты до ослепительно сияющей "звезды" московской сцены. И творился он не на пустом месте. Восхождение Федотовой на Олимп всероссийской славы оказалось возможно, благодаря её уникальному дару, самоотречению и целеустремлённости. Валентин Серов на момент их встречи годился по возрасту ей в сыновья, и не мог видеть её расцвета (хотя с ролью Катерины в "Грозе" Островского Гликерия Николаевна распрощалась в 52 года), но знал, что Федотова — легенда, объект всеобщего поклонения. Она могла позволить себе не просто выбирать роли (они ей не назначались, а почтительно предлагались), но ещё и заставить автора пьесы уговаривать её сыграть... К. С. Станиславский признавался в том, какое огромное влияние оказала на него Федотова, когда помогала ему, начинающему режиссеру, не только советами, но и практической работой с артистами. А в музее Бахрушина в Москве хранится переписка Федотовой с директором императорских театров В. А. Теляковским, нежная дружба с которым продолжалась и после 1917 года, когда общение с бывшим царским чиновником было нежелательно, и даже опасно...
Когда Серов выставил портрет в Москве, Петербурге и на вернисаже в Париже в 1906 году, мнения об этой работе высказывались разные, порой диаметрально противоположные. Один из критиков назвал его "истинным шедевром в изображении человеческого лица, и особенно глаз, совершенно живых и глядящих", другой упрекал художника в том, что недостаточно выписано платье, а больные артритные руки выглядят "ненастоящими". Грабарь писал, что "Серов взял Федотову чуть-чуть в виде сватьи, чем немало огорчил бедную старушку". Головин утверждал, что портрет неудачный, "да он наверное и сам недоволен своею работой..."
В портрете, несомненно, ощутимо влияние портретных образов Василия Тропинина. Серов оказался среди тех русских художников, на которых сильное впечатление произвела устроенная Дягилевым портретная историко-художественная выставка в Таврическом дворце, особенно та ее часть, где демонстрировались работы старых русских портретистов пушкинской поры (Из каталога "Русский музей: виртуальный филиал")
15 ноября 1906 года Гликерия Николаевна написала Серову письмо с приглашением посетить её усадьбу в Тульской области. В нём содержится несколько строк и о том, как шла работа над этим портретом. "Так мы хорошо проводили время, — пишет актриса, — и вдруг расстались. Неужели навсегда? Так вы мне и представляетесь на низкой табуреточке, из-за которой была такая сильная трагедия у старой нянюшки!" Серов почувствовал иронию в этом тексте, и ответил лишь четыре месяца спустя: "Портрет Ваш вернулся из путешествия... В Париже в некоторых рецензиях писали, что Вы — Режан русского театра. Уж не знаю, понравится ли Вам это сравнение..."
Режан была знаменитой французской актрисой, и её считали "номером вторым" после соперницы — великой Сары Бернар. А в Малом театре соперницей Федотовой считали Марию Николаевну Ермолову...
