Де бон тамбур де баск
Дерьер ле монтанье.
— Русская народная пословица
Сколько филологов нужно, чтобы понять Джойса? Один, не больше. Двое уже запутают друг друга. Ладно еще «Улисс», а «Финнегановы поминки»? Главное, не могут решить даже, помер все-таки Финнеган, или всего лишь проснулся с похмелья.
Любит знаменитый ирландский писака подразнить книжников: то поток сознания ввернет, то эстетику неприкаянности — без аллюзийки хотя бы ни дня прожить не может, этот mad yoke. В «Похоронах Финнегана», вот, решил всех удивить, смешав в одном романе слова из как минимум шестидесяти разных языков, включая выдуманные. Вышло нечто нечитаемое, непереводимое. Единственная радость, которая из него произошла — это то, что самый оригинальный его перевод на русский был превращен в сну подобную аудиокнижку с музыкальным сопровождением за авторством Лёньки Фёдорова и Волкова Вовы.
Но будем к Джойсу снисходительны. В его тяге к многоязычности наверняка повинны гены. Вдруг бабка его была не просто ирландкой, а ирландской цыганкой и говорила на шелти? Этот шелти есть смесь ирландских и шотландских слов, положенная на английскую структуру предложения — пример смешанного языка, со сложившимися лексиконом и грамматикой.
В статье же мы поговорим не о самих смешанных языках, а о их прообразах — языках «макаронных», то есть насыщенных едва адаптированными заимствованиями — макаронизмами. Именно «макаронным» языком написаны джойсовские «Поминки Финнегана».
«Макаронной» по первости называли только забавную вариацию итальянского языка, сложившуюся вскоре после распада Римской империи. Латынь отмирала, итальянский язык становился все более похож на современный, и когда носителями латыни остались одни монахи, среди поэтов стало модно кстати и не кстати вставлять в свои стихи латинские слова. А раз сочиняли эти стихи «макаронники», то и известными в европейском мире они стали под названием «макаронных».
Чуть позже, но тоже после распада Римской империи, а именно в 1996 году, еще один макаронник по имени Диего Марани взял и расхотел работать. Был он тогда переводчиком в Совете Евросоюза. Казалось бы, профессионал, а тут вдруг из рук все валится.
Дело в том, что день за днем синьора Марани мучил один и тот же вопрос: почему он должен все время переводить с английского и на английский? Разве не договорятся итальянец с французом или немец с испанцем без использования этого костыля? Ведь большинство простых людей знает английский ничуть не лучше, чем любой другой европейский язык.
Тогда синьор Марани создал Европанто. Лучше всего его описывает он сам в интервью:
В основе европанто лежит, грубо говоря, упрощенная структура английского языка, потому что английский все европейцы, как правило, учат в школе. Далее, я пытаюсь выявлять слова с латинскими корнями, пользуясь тем, что они существуют во всех наших языках, включая германские. Ну и, наконец, использовать слова, которые в каком-то смысле не имеют границ: такие как мучача, базука, сайонара, блицкриг, мама, Наполи, мафия, пицца, шофер, куафёр.
Чего только не придумает умный человек, чтобы не работать — не переводить, в случае Марани. Но создатель европанто утверждает иное:
...хочу повторить: европанто — это лингвистическая игра. У меня нет намерения предложить его как новый универсальный язык. Мне нравятся настоящие языки — те, на которых говорят люди.
Зреет вопрос. Получается, что «по-макароньи» могут говорить только итальянцы, пастафарианцы и примазавшийся к ним выпендрежник Джойс? Отнюдь. И доказательство тому — богатство макаронизмов в языковой среде любого российского города.
Русская речь бывает полна таких сырых заимствований. Когда-то давно они были в основном немецкими и французскими, с XX века они все чаще английские:
«... Тудой пройдете четыре блока,
потом
сюдой дадите крен.
А если
стриткара набита,
около
можете взять
подземный трен.
Возьмите
с меняньем пересядки тикет
и прите спокойно,
будто в телеге.
Слезете на корнере
у дрогс ликет,
а мне уж
и пинту
принес бутлегер.
Приходите ровно
в севен оклок, —
поговорим
про новости в городе
и проведем
по-московски вечерок...»
В. В. Маяковский «Американские русские», 1925 год.
https://www.culture.ru/poems/20332/amerikanskie-russkie
И как же не вспомнить классику:
«Во-первых он великолепный человек, его дизайнс могут носить любого возраста, любого шейп, сайз, хайт, и он таймлес. я его вещи... я его имею вещи, ещё я помню первый сьют, когда мне было 18 лет. Мой джобинтервью сьют. У меня еще он есть просто с фан ту ремембер...»
Интервью Зои Виксельштейн, 2009 год
https://youtu.be/kOhQUGPIJTU
Обратная ситуация: едете вы на работу и на всю маршрутку раздается: «Тез орада уйга қайтаман, пятнадцать минут!» На постсоветском пространстве русские заимствования то и дело проникают в речь людей, для которых русский — второй язык.
Особенно ценят, как можно заметить, русскую обсценную лексику за ее неповторимую выразительность. Но и остальным словам находится свое место.
Макаронизмы появляются неизбежно, ведь людей никогда на самом деле не останавливал языковой барьер. Было бы желание, а там уже хоть жестами.
Вот и выходит так, что из вавилонского варева языков то и дело кажут головы химеры. Пытаясь объясниться на втором или третьем своем языке, мы рано или поздно прибегнем к помощи языка родного. Или наоборот, захотев блеснуть знаниями, вставим в свою обычную речь что-нибудь эдакое «по-ненашенски».
Макаронные языки — явление, как правило, вызывающее улыбку или смех. И пускай он всегда будет добрым. Напоследок же я хочу с вами поделиться примером того, как многоязычность может быть не просто комедийным, а полноценным художественным приемом.
Можно ли закончить статью чем-то более прекрасным, чем двуязычный дуэт Фредди Меркьюри и Монсеррат Кабалье?
Публикация сочинена и напечатана в рамках проекта «Что ты мелешь?» Для тех, кто любит играть в слова в широком смысле.