ПРЕДЫДУЩАЯ СТАТЬЯ НА ДАННУЮ ТЕМУ:
Ко времени появления троих путешественников из Венеции – Марко Поло, его отца Николо и дяди Маффео - в Восточной Азии большие морские джонки давно уже строились за пределами Китая – во Вьетнаме, Малайзии и на близлежащих островах. Насколько давно – можно предположить, читая, например, записки китайского пилигрима Фа Яня, возвращавшегося в 413 г н.э. из Индии морем. Он, во-первых, сменил в пути несколько кораблей, и сделать это было нетрудно: уже существовали «нахоженные» морские маршруты и регулярно посещаемые порты. Во-вторых, с Цейлона на Яву путешественника доставил корабль, на борту которого находились не только разнообразные ценные грузы, но и 200 пассажиров. Корабль этот – как и тот, на котором Фа Янь отплыл потом с Явы и добрался до родины - был, по всей видимости, не китайским.
Итак, на морских путях юго-восточной Азии у китайцев имелись в XIII в достойные соперники. Но японцы, чья страна, по теории таких «светил геополитики», как Х. Маккиндер и Н.Стариков, просто обязана была представлять из себя «цивилизацию моря» (как же – лежит на островах, значительная часть населения живёт рыболовством... ), пребывали, как сказали бы сейчас, «не в тренде». Хотя в Европе традиционные японские суда тоже именовались «джонками», они не имели почти ничего общего с известными под тем же названием китайскими, вьетнамскими и иными судами. Внешний облик и кое-какие конструкционные особенности «джонки» из Страны Восходящего Солнца «намекают» на очень длинную её «родословную». Палуба судна, например, настилалась на поперечные балки (бимсы), выступавшие за обводы корпуса возле кормы – вероятно, в месте, где раньше помещались рулевые вёсла.
В середине XIX в, когда корабли западных стран стали чаще появляться в водах Японии, там плавали парусники местной постройки, практически ничем не отличавшиеся от сделанных за 6 веков до того. Уже во времена Поло японская джонка, как и китайская, имела кормовой руль; сама корма, при большой кривизне надводного борта, поднималась высоко. Парусное вооружение судна было очень примитивным: одно большое прямоугольное полотнище на стоявшей в центре корпуса главной (грот-) мачте и ещё один маленький (тоже прямой) парус на передней (фок-) мачте, располагавшейся наклонно и напоминавшей, скорее, бушприт. Возможно, эта последняя мачта была съёмной.
"Джонки" японцев могли иметь очень внушительные размеры, а потому производили порой на незнакомых с восточным судостроением людей обманчивое впечатление. В записях иезуитов есть упоминание об увиденных ими в 1580 г в японских гаванях кораблях, не уступавших по величине знаменитым «чёрным карракам» – самым крупным в ХVI в европейским грузовым судам. Раз в год «чёрная каррака» принимала на борт в азиатских портах экзотические товары и везла их в Португалию мимо мыса Доброй Надежды. К 1580-м годам водоизмещение таких кораблей достигло 900 т, а к концу столетия увеличилось до 1200 тонн.
Но каковы бы ни были габариты японских "джонок", это были плохие суда, не предназначавшиеся для дальних плаваний. Военных же кораблей, даже в средневековом понимании, в стране вообще не было.
В 1271 г трон Китая занял Хубилай – внук Чингиз-Хана и 5-й Великий Хан монголов, основавший династию Юань. Завоевание страны степными кочевниками не могло, казалось бы, стимулировать развитие в ней кораблестроения и мореплавания. Однако именно по повелению Хубилай-хана были совершены 3 самые известные в истории Китая (до плаваний Чжэн Хэ) военно-морские экспедиции. Правда, 2 из них окончились не просто неудачно, а полным провалом.
Хубилай-хан не удовольствовался владычеством над крупнейшей азиатской империей: он стремился покорить, как минимум, всю Азию. Поход против южных островов представлялся тогда монголо-китайскому монарху трудноосуществимым предприятием. Как писал Марко Поло, остров Яву, купцы с которого торговали с большой выгодой для себя гвоздикой, перцем, мускатным орехом и иными пряностями, хан «никак не мог захватить, потому что путь сюда далёк, да и плавание опасно». Кроме того, Ява имела собственный флот хорошо построенных морских джонок с лучше, чем китайцы, знающими местные воды командирами и экипажами.
Более лёгкой добычей виделась Япония. Правда, от Китая её отделяет 500 миль океанских вод, но хан считал, что такой переход имперским судам вполне по силам, а противодействия на море не имеющие военного флота японцы оказать не смогут (что, кстати, было совершенно верно).
Подготовка к вторжению началась ещё в 1268 г, когда Хубилай подчинил себе только северную часть Китая и Корею. В гаванях этих стран и стали собираться, по воле хана, суда, предназначенные для переправы десанта на Японские острова. В общей сложности удалось собрать 900 кораблей, на которых разместили более 40 тыс. монгольских, китайских и корейских воинов и моряков.
Флотилия подняла якоря в ноябре 1274 г – вскоре после покорения Хубилаем южно-китайских земель. Высадившись на берегу залива Хаката на острове Кюсю, ханские войска в первом же бою одержали победу. Но интервенты не развили свой успех: приближалась ночь, а идти в темноте вглубь незнакомой страны было слишком рискованно. Воины отступили назад, в бухту, и укрылись на своих судах. Вечером разразился шторм. Из-за сильного ветра, грозившего оборвать якорные канаты, суда пришлось вывести в море. Неистовый тайфун раскидал их и, как потом выяснилось, потопил более 200 кораблей. Где лежат сейчас их останки, подводным археологам пока не удалось установить.
Так бесславно закончилась первая антияпонская кампания монгольского повелителя Поднебесной империи.
В то время китайцы, по-видимому, мало плавали по Тихому океану и были не очень хорошо знакомы с сезонными изменениями тамошних ветров и особенностями волн и течений. Представления о самой Японии были в «юаньском» Китае, в значительной их части, совершенно неадекватными. Это видно из описания страны в книге Марко Поло, явно опиравшегося на услышанное от подданных Хубилай-хана:
«Золота, скажу вам, у них великое обилие: чрезвычайно много его тут, и не вывозят его отсюда: с материка ни купцы, да и никто не приходит сюда, оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много. Опишу вам теперь диковинный дворец здешнего царя. Сказать по правде, дворец здесь большой и крыт чистым золотом, так же точно, как у нас свинцом крыты дома и церкви. Стоит это золото – и не счесть! Полы в покоях, а их тут много, покрыты также чистым золотом, пальца 2 в толщину; и всё во дворце, и залы, и окна покрыты золотыми украшениями.
Дворец этот, скажу вам, безмерное богатство, и диво будет, если кто скажет, чего он стоит!
Жемчугу тут обилие; он розовый и очень красив, круглый, крупный; дорог он так же, как и белый. Есть у них и другие драгоценные камни. Богатый остров, и не перечесть его богатства».
Такие «в разы» преувеличенные сведения о сокровищах соседней с Китаем страны сообщали Хубилаю его немногочисленные шпионы. Своим враньём они, надо полагать, рассчитывали придать себе и собственной деятельности дополнительную значимость и заслужить расположение хана, узнававшего от них то, во что ему самому хотелось бы верить. Не бывавший, по современным данным, восточнее Южного Китая Марко Поло также принял эти россказни «за чистую монету»: полученная от него и вроде бы подтверждавшаяся слышанным от арабов информация стала одной из причин возникновения в Европе стойкого интереса к Азии и вдохновила многих путешественников и мореплавателей на поиски путей к сказочным богатствам, в том числе, и Японских островов.
Ещё больше эти басни распаляли в 1270-х годах воображение Хубилай-хана. Он и без того – из-за своих амбиций – не отказался бы от планов завоевания «Жибэньго» (так китайцы называли Японию: отсюда слово «Чипунгу» в книге Марко Поло и другие вариации того же названия: Чипингу, Зипунгу, Сипанго) после одной неудавшейся попытки. Второй – воистину гигантский – флот был собран на побережье Кореи и Китая к весне 1281 г. Он включал 4400 (!) судов со 140 000 воинов на борту.
Монголы и китайцы сделали выводы из ошибок предыдущей кампании. Поняв, что в тихоокеанских морях следует опасаться осенних ветров, властитель отправил в море свою вновь созданную армаду летом. Марко Поло, тогда ещё не выехавший из Китая обратно в Европу, оставил не вполне достоверное описание того похода.
«Послал он (Хубилай-хан – S.N.)... двух князей со множеством судов, с конным и пешим войском. Одного князя звали Абатан, а другого Вонсаничин (военачальники А-цзе-хань и Фэнь–вень-ху – S.N.), были они и разумны, и храбры. Что же вам сказать?
Вышли они из Зайтона и Кинсая [Цюаньчжоу и Ханчжоу], пустились в море, доплыли до острова и высадились на берег. Захватили они много равнин да деревень, а городов и замков не успели ещё взять, как случилось с ними вот какое несчастье; зависть была промеж них, и один другому не хотел помогать...».
По мнению современных историков, события развивались так. После нескольких недель плавания на горизонте «нарисовались» очертания японских берегов. Но когда корабли приблизились к суше, на них увидели, что прежнее место стоянки флота – залив Хаката – теперь недоступно для десанта. За время, прошедшее между двумя монголо-китайскими вторжениями, японцы успели огородить бухту каменной стеной протяжённостью около 20 км и высотой примерно 2,5 м. Ханскому войску пришлось искать другое место для высадки.
К концу июля 1281 г люди Хубилая овладели островом Такасимой (Takashima). Обрадованный А-цзе-хань послал своему повелителю донесение с почтовым голубем; всё, мол, в порядке, разбиваем лагерь, готовимся к сражению.
Остров Такасима отделялся от большого японского острова Кюсю лишь нешироким проливом, через который монгольские воины переправились под прикрытием огня со своих кораблей. Они действительно оттеснили поначалу самураев и захватили часть прилегавшей к морю территории, но то ли из-за упомянутого Поло раздора между полководцами, то ли из-за яростной контратаки оправившихся от удара японцев, закрепиться на Кюсю не смогли. А тут ещё, как пишет Поло, «подул раз сильный ветер с севера, и стала ... говорить рать, что следует уходить, не то все суда разобьются: сели на суда и вышли в море...»
Этот «сильный ветер» был лишь предвестником страшного тайфуна, обрушившегося и на Такасиму, и на китайские корабли. Разгром, учинённый им, был чудовищен: 12 августа 1281 г флот Хубилай-хана перестал существовать.
По мнению большинства ориенталистов, монголы с союзниками потеряли тогда свыше 100 тыс. человек и до 4000 кораблей. О спасшихся Марко Поло рассказал следующее:
«... не проплыли и четырёх миль, как прибило их к небольшому острову; кто успел высадиться - спасся, а другие погибли тут же. Высадились на остров около 30 тысяч человек, да и те думали, что погибли, и очень тосковали: сами уйти не могут, а уцелевшие суда уходят на родину. И плыли те суда до тех пор, пока не вернулись к себе».
Достоверность истории об оставшихся на острове в высшей степени сомнительна. Они, если верить венецианскому путешественнику, умело обманули пытавшихся взять их в плен японцев и даже захватили и удерживали какое-то время столицу «большого острова город Лорк». Но, во-первых, город с таким или похожим названием не значится ни на древних, ни на новейших картах Японии, и во-вторых, сведений о подобной военной операции нет ни в одном из других источников. Вероятно, история эта была либо выдумана приближёнными Хубилай-хана, либо домыслена самим Поло на основании каких-то отрывочных и бессвязных сообщений об обоих походах на Японию.
Вызывает сомнения и общеизвестная версия гибели ханского флота. Согласно этой больше похожей на легенду версии, то ли боги услышали молитвы японцев о спасении от ужасного нашествия, то ли некомпетентные в морских делах монголы опять выбрали для своей экспедиции неудачное время, но армаду Хубилая уничтожила именно стихия - Божественный ветер (по-японски КАМИКАДЗЕ). Это, в принципе, достаточно правдоподобно. Странно лишь то, что в самых давних, написанных непосредственно после провала монголо-китайской операции 1281 г хрониках ничего не говорится ни о каком шторме или ином природном катаклизме, похоронившем планы "Великого Хана" по завоеванию Японии. Может быть, «камикадзе» - действительно сочинённая позже легенда, а на самом деле пришедший к берегам Страны Восходящего Солнца вражеский флот погубило что-то совсем другое?
Ответ на этот вопрос мог быть получен только под водой. В 1980 г морской археолог японец Торао Модзаи приступил к систематическим работам у берегов Такасимы. Формально целью этих субсидировавшихся министерством образования страны работ было тестирование новой аппаратуры для подводных исследований, но Модзаи не случайно выбрал для испытаний именно этот прибрежный район. Издавна рыбаки и ныряльщики обнаруживали здесь осколки фарфоровой посуды, чаши из камня, кувшины из глины... Дно возле острова сулило пытливому исследователю едва ли не сенсационные открытия.
«Предварительные результаты были многообещающими, – свидетельствовал Торао Модзаи. – С профиломером, установленным на шлюпке, мы вдоль и попёрек избороздили море, где когда-то рыбаки находили предметы древнекитайской и монгольской культуры. Когда профиломер сканировал участок на глубине 30 м под уровнем океанского дна, вмонтированный в прибор самописец отображал нижний горизонт скалы, вырисовывая маленькими чёрточками то ли обломки скал, то ли колонии морских раковин. Хотя профиломер действительно выявлял среди крупных скальных массивов и мелкие объекты, он не позволял определить их характер. Требовался иной прибор, способный различать подводные объекты».
Известно, что геологи для поисков полезных ископаемых в море используют специальный прибор – профиломер (по-другому сонарный зонд), – фиксирующий с помощью создаваемых им звуковых волн осадочные и скальные породы, скрытые под поверхностью морского дна. Для археологов, как понятно из вышеприведённого отрывка, он не очень-то подходит. Команда Модзаи имела в своём распоряжении аппарат компании «Кокусай Когио» из Токио.
Было решено прервать изыскания у острова Такасима до окончания работ над экспериментальной моделью нового аппарата – с вмонтированным в него цветовым зондом. Экран последнего отображал в розовом цвете объекты, материал которых был наиболее твёрдым (металл, камень, керамика), в оранжевом - деревянные предметы и т.п., в светло-зелёном или жёлтом – сыпучие вещества (песок, ил) и, наконец, в голубом – воду, самое мягкое из перечисленных веществ.
С таким прибором дела у археологов пошли намного быстрее. Вернувшись на остров летом, они, как отмечал Торао Модзаи, «почти сразу наткнулись на затонувшие предметы. С помощью ручных инструментов и воздушных насосов они (легководолазы – S.N.) очищали океанское дно в окрестностях Такасимы и мало-помалу извлекали на поверхность различные предметы китайской и корейской утвари XIII в, а также старинное оружие…» Со дна было поднято множество интереснейших артефактов: от железных брусков и гвоздей, медных гвоздей и массивных круглых каменных ядер до металлических наконечников копий, каменных якорей и глиняной и фарфоровой посуды (чашек, горшков, ваз, блюд)...
«Цветовой зонд всё ещё проходил испытания, - пояснял Модзаи, - поэтому во время поисков мы больше полагались на наших водолазов. Самая распространённая находка – увесистые каменные чаши – особенно заинтересовала меня. Каждая из этих посудин имела на краю характерную выемку, через которую, очевидно, высыпалось её содержимое.
Я предположил, что чаши могли использоваться для смешивания пороха, поскольку в некоторых исторических источниках имеются упоминания о том, что для этого как раз служили каменные сосуды».
Особого внимания исследователей удостоились кирпичи. Они отличались от привычных нам сегодня немного меньшей толщиной, но у учёных возник вопрос: зачем их вообще погрузили на суда? Скорее всего, как строительный материал, но для чего? Высказывались 2 мнения: либо для святилищ монгольских божеств, которые планировалось возвести на чужом берегу, либо для миниатюрных кузниц, в которых можно было бы прямо на кораблях перековывать повреждённое оружие и части доспехов, а то и делать лошадиные подковы.
Но находки экспедиции Модзаи не давали, при всей их ценности, ответа на главный вопрос: что же всё-таки послужило причиной столь скоропостижной гибели монголо-китайского флота? Да и флот-то как таковой археологи не нашли: они осмотрели лишь часть прибрежного дна у острова Такасимы и обнаружили там предметы, перевозившиеся кораблями, но не сами корабли. Не располагая достаточными средствами, Модзаи с его командой не смогли извлечь и основательно изучить даже многое из того, что попалось им на глаза. Так, изделия из дерева и (по большей части) железа оставили на дне, потому что на поверхности они рисковали просто рассыпаться.
Японец Кензо Хаяшеда считается ведущим подводным археологом страны и, пожалуй, единственным в ней авторитетным специалистом, которого не устраивает гипотеза о «божественном ветре, и только». Занимаясь в течение 15 лет расследованием обстоятельств постигшей флот Хубилай-хана катастрофы, Хаяшеда посвятил бόльшую часть этого времени изысканиям на суше – в музеях и архивах. Ведь для того, чтобы организовать работы на месте крушения, нужно было, как минимум, относительно точно определить это место. Но ураган, если он действительно пронёсся тогда над прибрежными районами Японии, мог разбросать 4000 потопленных им судов по огромной подводной территории!
Неизвестно, куда бы отправился Хаяшеда, не узнай он о каком-то странном предмете с непонятными надписями на нём, случайно вытащенном из воды рыбаком у того же острова, возле которого работал Модзаи. Прибыв на место и осмотрев находку, археолог сразу же понял, что это – бронзовая печать, принадлежавшая, судя по тексту на ней, командующему подразделением из тысячи солдат. На обратной стороне печати значилась дата её изготовления – сентябрь 1276 г. На 2 года позже 1-го монголо-китайского нашествия и на 5 лет раньше 2-го.
Значит, всё-таки Такасима! Но где конкретно лежат суда?
В начале 1990-х Кензо Хаяшеда и собранная им международная группа занялись тщательным обследованием приостровного дна. Карта вычерчивалась по показаниям эхолокатора, который, между прочим, зафиксировал на 30-метровой глубине несколько близко расположенных массивных объектов. Вскоре здесь было раскопано нечто очень большое и однозначно рукотворное. Несмотря на то, что находка была деревянной, археологам на этот раз удалось не только благополучно поднять её на поверхность, но и доставить в лабораторию. Помещённый, с целью консервации, в насыщенный раствор сахара предмет оказался корабельным якорем – причём, как показал произведённый Кензо анализ, сделанным из китайской древесины. А вскоре раскопали, один за другим, ещё целых 9 таких якорей! Это уже было похоже на обнаружение флота.
Последние сомнения в том, что именно нашла группа Кензо, исчезли с извлечением из глубины клинков монгольских мечей, наконечников стрел, воинского шлема характерной формы и, наконец, человеческого черепа без нижней части. Теперь можно было сказать с уверенностью: под водой покоится флот Хубилай-хана.
Тогда Хаяшеда решил перейти к тому, ради чего, в общем-то, и была затеяна экспедиция – изучению останков затонувших судов. Он исходил из предположения, что тайфун стал роковым для ханской армады не из-за своей «экстремальности», а из-за каких-то конструкционных недостатков китайских кораблей.
Многие из последних были, как показали расчёты Хаяшеды, впечатляющей величины. Так, водонепроницаемая переборка одного из затонувших транспортов достигала в ширину почти 4,5 м, что, при известных специалистам пропорциях, подразумевала длину корпуса более 80 м. Рангоут китайских судов в ХIII в был, насколько сегодня известно, прочнейшим в мире. Казалось бы, сокрушить такой флот мог действительно только очень сильный шторм, если хотите, «сверхтайфун». Подобные явления - не редкость у побережья юго-восточной Азии. В сравнительно недавних сводках тамошних новостей сообщалось о ветрах, несущихся со скоростью 240 км/ч, и о вздымаемых ими волнах 20-метровой высоты.
Монголы были «никакими» мореходами, а китайцы, повторюсь, не имели, вероятно, во времена Юаньской династии достаточного опыта тихоокеанских плаваний. Неудача 1274 г научила подданных Хубилай-хана лишь воздерживаться от осенних военно-морских экспедиций к японским берегам, но опасностей, которые могут подстерегать мореплавателей в тех же водах летом они, похоже, в полной мере себе не представляли. Если тайфун обрушился на интервентов, когда они находились на судах, монгольские военачальники, по-видимому, просто растерялись и не смогли ничего предпринять, а китайские моряки, ожидая приказа от тех, кому боялись не подчиниться, потеряли необходимое для манёвра время. Если же, как пишет Поло, перед приближением тайфуна войско находилось ещё на берегу и вернулось на суда лишь с усилением северного ветра, тогда, при многочисленности флота и поспешности, с которой производилось снятие с якорей и отчаливание, в проливе между Кюсю и Такасимой, возможно, возникло столпотворение. В любом случае, корабли могли утонуть или разбиться о прибрежные скалы.
Более того: когда 10 найденных группой Хаяшеды якорей были отображены на карте дна в том положении, в каком их обнаружили, выяснилось, что все они лежат одинаково – развёрнутые к югу, тросами к берегу! Это можно было счесть характерным признаком однонаправленного ветра колоссальной силы.
Возникало ощущение, что результаты затеянных Кензо Хаяшедой раскопок лишь подтвердят не удовлетворявшую его версию. Но археолог продолжил изучение обломков судов и в конце концов наткнулся на нечто необычное. У одного из кораблей мачта была установлена явно с нарушением правила! Сама она, правда, не сохранилась, но стояла когда-то, судя по местоположению её опоры, не там, где ей положено быть, т.е. в середине корпуса, а чуть-чуть поодаль. Это ухудшало остойчивость корабля, особенно при большом волнении. Данный факт послужил основанием для предположения, что в армаде были и другие «неважно» построенные суда.
Это могло означать одно из двух: либо китайские судостроители сознательно старались навредить правившим их страной иноземным завоевателям, либо суда построили так, как смогли в определённые «наверху» недопустимо короткие сроки. Хаяшеда склонялся к первому, но мне, автору статьи, представляется более вероятным второе. Конечно, у порабощенных китайцев были причины ненавидеть монголов и лично узурпатора трона их страны – Хубилай-хана. Но крайне сомнительно, чтобы эта ненависть дошла у мастеровых до намерения саботировать предприятия владыки, чья жестокость и беспощадность к каждому, становившемуся у него на пути, была известна всем покорённым им народам. Тут требовалась не меньшая готовность к самопожертвованию, чем у японского самурая...
А вот вынужденная халатность по причине спешки в общую картину событий очень даже «вписывается». Потомок Чингиз-хана был таким же «экспертом» в области судостроения, как и все его соотечественники. Он поставил перед корабелами невыполнимую задачу: построить флот для завоевания довольно большой страны за неполный год. Для нормального строительства нужного хану количества кораблей требовалось, при тогдашнем уровне развития технологий, минимум 5 лет. Неудивительно, что боявшиеся монаршего гнева китайские мастера стремились, главным образом, не добиться наилучшего качества, а уложиться в отведенное им время – а потому много чего не доделали, не заметили, не перепроверили...
Далее. Из 4400 судов армады не все были новой постройки. Хан хотел перебросить на Японские острова как можно больше своих воинов – пеших и, заметьте, конных (естественно, с лошадьми). Задавшись такой целью, он наверняка мобилизовал для похода почти все оказавшиеся доступными старые суда, в том числе речные.
Вспомните, что рассказывалось в предыдущей статье о гигантских плавучих крепостях китайцев. На взгляд монгольских немореплавателей, сооружения такого типа очень хорошо подходили для транспортировки конницы. И это действительно было так – на реках.
А в море эти тяжёлые, громоздкие и тихоходные платформы изводили своих пассажиров жуткой килевой качкой, плохо держались на курсе и вообще слушались руля, затоплялись волнами из-за малой высоты борта и, «на сладкое», могли ломаться, потому что большие габариты при типично «речной» структуре корпуса не обеспечивали им достаточную прочность. Представьте, что мог с ними сделать шторм даже средней силы.
Вот и получается, что тайфун-то был, но он лишь усугубил и без того плохое состояние флота – добил, так сказать, уже больного зверя. Саму же «болезнь» породили иные факторы: неудачный подбор старых судов, торопливое и потому небрежное строительство новых, некомпетентные в морских делах и, возможно, не ладившие друг с другом командиры...
Короче говоря, ничего сверхъестественного, никакого Божьего вмешательства. Но японцы тогда, в 1281 г, похоже, всерьёз уверовали в расположение Небес к ним и их стране. Эта вера в них, видимо, в дальнейшем лишь укреплялась, потому что в течение последующих 600 лет они не предпринимали попыток создать нормальный, отвечавший требованиям той или иной эпохи, военный флот. Так, в 1592 г, когда жители страны Восходящего Солнца решили сами отправить в плавание суда с десантом (к побережью Кореи), их делегаты замучили португальцев просьбами о предоставлении в распоряжение этой экспедиции двух «настоящих» кораблей. Португальцы отказали, и это основательно осложнило их отношения с Японией.
А для Хубилая и монгольского владычества в Китае авантюры 1274 и 1281 годов возымели роковые последствия. Они похоронили утвердившееся было в азиатских странах представление о неодолимости монголов и бессмысленности сопротивления их нашествиям. 18 февраля 1294 г умер сам Хубилай-хан, а в 1368 г пришёл конец правлению в Китае династии Юань.
А теперь о морской экспедиции, отчалившей от берегов империи «Великого Хана» под самый «занавес» его царствования. Она стала известной, в основном, потому, что явилась предпоследним этапом многолетнего путешествия по Азии троих венецианцев Поло. Если отплытия второго антияпонского флота Марко лично не наблюдал и знал о случившейся с тем флотом беде по чужим словам, то в плавании, о которой пойдёт речь, он был одним из начальников, и его книге в данной части можно, в целом, доверять.
Предыстория этой вошедшей в историю мореплавания и географических открытий экспедиции такова. В течение 11 лет Николо, Марко и Маффео Поло состояли на службе у Хубилай-хана. Повелитель Китая был так ими доволен, что, несмотря на неоднократные просьбы венецианцев, не хотел отпускать их домой. Возможность уехать из страны представилась им только в 1292 г. Правитель Персии Архун, тоже монгольский хан, через своих послов попросил у Хубилая руки его дочери, и Хубилай согласился на такой брак. Но чтобы доставить невесту со свитой и по-царски обильным приданым из Китая в Персию, нужно было проехать через «промежуточные» страны, жители которых в то время постоянно восставали против власти монголов. Короче говоря, сухим путём караван далеко не ушёл: он повернул обратно, едва успев покинуть пределы Китая.
Более безопасным виделось путешествие по морю. Узнав, что при дворе хана служат трое знающих навигацию иностранцев, персидские послы стали настойчиво просить Хубилая отправить царевну, её слуг и сопровождающих к Архуну на кораблях, а командование последними поручить этим троим путешественникам. Хан не сразу, но уступил их просьбам. По его приказу были снаряжены 14 4-х мачтовых джонок; экипажи и пассажиров обеспечили всем необходимым на 2 полных года плавания.
Корабли вышли из уже упоминавшегося здесь порта Зайтона (Цюаньчжоу), посетили область Чампа в современном Вьетнаме (зависимую от империи Хубилай-хана и платившую ему дань ... слонами), острова Ява, Сендур и Кандор (эти два – у побережья Камбоджи) и так называемую Малую Яву – Суматру, где из-за противных ветров задержались на 5 месяцев. Марко отметил, что на острове очень тучная почва, много «богатств и всяких пряностей», обитают дикие слоны, единороги (носороги), маленькие обезьянки «с человеческим лицом». Видел он здесь и сахарный тростник, и камфарные и сандаловые деревья, и кокосовые пальмы. Чрезвычайно заинтересовали его саговые пальмы: «Кора у них тонкая, а внутри одна мука; из неё делают вкусное тесто».
Как только ветры переменились, флот покинул Суматру и взял курс на Цейлон. Там, уверял М.Поло, можно найти лучшие в мире драгоценные камни. «Самый красивый рубин у здешнего царя, такого никто не видел, да и увидеть трудно; ... в длину он в пядь, а толщиной в человеческую руку. На вид самая яркая в свете вещь, без всяких крапин, и красен, как огонь, а дорог так, что на деньги его не купить».
Восточнее Цейлона лежал Коромандельский берег Индостана, где традиционным промыслом издревле была добыча жемчуга. Поло писал о колдунах, с которыми ныряльщики за жемчужинами делились заработанным, потому что те «заколдовывают рыбу (акул – S.N.), чтобы не вредила она людям, ныряющим в воду за жемчугом». Упоминал он и об освящённых индусской религией чудовищных обычаях; например, о том, что при похоронах царя «все князья, что были его верными друзьями», сжигают себя в одном костре с его телом, о самоубийствах «из любви к ... идолам» и др. Брахманы (привилегированная каста духовных наставников), по его словам, живут очень долго «оттого, что воздержанны и едят мало», а йоги «всякой твари боятся ... учинить что-либо грешное; скорее умрут, а не сделают того, что за грех почитают... Спят они на земле: ничего нет ни под ними, ни над ними; и просто удивительно, как они не умирают, а ещё долго живут». Говорится в книге Поло и о священном быке, которому поклоняются и йоги, и брахманы.
Завернув опять к Цейлону, флот двинулся затем к индийскому порту Кайл (Каял), где можно было встретить суда из самых разных стран Востока. Оттуда путь Поло лежал мимо Коморина (самый южный мыс Индостана) к Малабарскому берегу, где было несколько крупных торговых портов, например, Коиллон (Куилон). Те места изобиловали пряностями (индиго, перец и др.) и сандаловым деревом, тамошние крестьяне выращивали рис. «Водятся тут совсем чёрные львы без всяких отметок» (имелись в виду пантеры), много было разноцветных попугаев, павлинов и иных птиц. «Здесь, скажу я вам, очень жарко; солнце палит так, что еле-еле вытерпишь; опустишь яйцо в реку, не успеешь отойти, оно сварилось».
От Коиллона корабли следовали вдоль индийского побережья на север, приставали в Мелибаре (Малабаре), Гозурате (Гуджарате) и Макоране (Макране). В «Открытии Земли» Жюля Верна утверждается, что, выйдя из этого - последнего на северо-западе Индии – порта, Марко Поло не повёл флот в Персию, а сделал большой крюк, потому что ему, мол, очень хотелось посмотреть Мадагаскар и Абиссинию (Эфиопию). Историки ХХ века отвергли эту версию: судя по тем нелепостям, которые Марко рассказывает о вышеназванных землях, сам он в них никогда не бывал. У него, например, сказано, что на Мадагаскаре «едят ... только одно мясо – верблюжье; кто не видел, тот и не поверит, сколько верблюдов убивается ежедневно...» В XIII веке на этом острове не могло быть верблюдов, тем более – в большом количестве. Не было там и перечисляемых Марко африканских животных: леопардов, медведей, львов, оленей, антилоп и ланей. Очевидно, эти подробности путешественник позаимствовал из не внушающих доверия азиатских источников.
А потому примем как факт, что, покинув Индию, флот поспешил в порт Ормуз, куда Поло уже наведывался по пути в Китай. Здесь завершилось плавание венецианцев: они благополучно доставили дочь Великого Хана к персидской границе. Выяснилось, однако, что, пока царевна была в пути, её жених, хан Архун, умер. Хуже того: в Персии в 1294 г трое Поло узнали о смерти своего покровителя - Хубилай-хана. Препоручив дочь покойного заботам Гассана, сына Архуна (в 1295 г он занял персидский престол, но о дальнейшей судьбе царевны история умалчивает), Николо, Марко и Маффео, не мешкая, выехали по «сухопутью» к Чёрному морю. Так начался следующий – финальный – этап их путешествия, завершившийся прибытием в Венецию в 1295 г.
Корабли, которыми командовали Поло, являлись, конечно же, результатом многовековой эволюции джонки, хотя основные (скажем так, типообразующие) элементы конструкции оставались у них прежними, теми же, что у первых китайских морских судов. Джонка XIII в имела уже внутренние переборки, делившие её корпус (понтонного типа) на водонепроницаемые отсеки, в каждый из которых можно было попасть через люки в палубе. При длине судна 54,9 м и ширине 9,1 м таких отсеков у него насчитывалось 20. Подобные джонки, использовавшиеся в основном для перевозок лесоматериалов, риса и пищевых продуктов, тканей и металлов у побережья Китая и по его самым полноводным рекам, имели по 4 мачты без вант (каждая несла один парус с рейками), но при необходимости можно было быстро установить ещё две дополнительных мачты. Экипаж судна состоял из 8 - 10 человек, однако, согласно книге Марко Поло, некоторые суда его флота везли в плавании 1292 – 1294 гг не менее 250 человек.
Продолжение темы см. :