- Мама, ты меня любишь?
В ясных Шунечкиных глазах легко просматривается желудок — разумно устроенный и хорошо наполненный. Я ещё не успела снять рабочую одежду, а она уже тут, обнимает и прикладывается щечками к моему уставшему телу.
- Мам, а ты меня правда любишь?
- Конечно. Как тебя не любить?
- Мур. А я тебя, знаешь, как люблю! Вот так люблю! Нет, больше: примерно вот так. Я только о тебе и думаю. Лежу — думаю, хожу — думаю, потом пойду поем и снова думаю. На горшке сижу и то думаю — там о тебе особенно хорошо думается. Кстати, напомни, ты меня любишь?
Я её обнимаю и целую в лобик.
- Если бы я о тебе не думала, это даже не знаю, чем бы занималась. У нас тут сама понимаешь: событие дня — Фуся пукнула. Вот сегодня батарея два раза гудела, голубь прилетал на крышу, да немножко дрались соседи. Чуть-чуть совсем и без огонька: одного упаковали в ментовку, второго в морг. Кстати, ты на лавочку не садись — там кровищи натекло, а потом наркоманы соль рассыпали. Слизывали наперегонки с бабками и танцевали на теннисном столе под «Металлику».
После обеда стало ещё скучнее: пенсионеры жгли пух, спалили передвижную библиотеку и бочку с квасом. Дети рисовали на асфальте что-то патриотическое, и вызвали Сотону. Тот обругал дворничиху, плюнул серой в прилетевших инопланетян и…
- …сгинул в Богучаны, - добавила Монюня. – Мам, ты её не слушай, она от нечего делать всякую фигню придумывает. Дурочка, она и в Африке дурочка.
- Мам, - Шунечка прижимается ко мне всем телом, - а ты бы меня больше любила, если бы я была умная?
- Нет, Шуня, ты прекрасна как есть, без извилин. Не слушай Моню.
- Я и не слушаю. Она вон говорит, что бумагу жрут только дебилы.
- Нууу….
- А на деньгах вообще куча микробов, и на вкус они отвратительные.
- Нуууу… Тут Моня права.
Шуня пожимает плечами и ещё крепче прижимается к моему боку:
- Не знаю. Та тыща из твоей сумки была вкусная.