Картина снята в уникальном жанре отечественного кинематографа — «истерн» (от английского слова «восточный»). Режиссер был вдохновлен классическими вестернами с Клинтом Иствудом. Сюжет фильма (в отличие от повести) разворачивался на фоне событий Гражданской войны — далеко не первый в этом жанре. «Белое солнце пустыни» и «Неуловимые мстители» взяли эту кинематографическую планку несколько ранее. Объединяет все эти картины, перенятые у голливудских аналогов, широкие просторы «диких, диких» земель (степи, пустыни), погони на лошадях, поездах и неугасаемая революционная романтика.
История съемочного процесса достойна отдельного сценария. Место для съемок подсказал Махмуд Эсамбаев — близкий друг семьи Михалковых, сказав, что более подходящей натуры ему не найти: имелась в виду Чечня. Уникальная местная природа и колоритные жители впечатлили Михалкова настолько, что он даже использовал их в процессе съемок. Его покорило умение чеченских мужчин легко и непринужденно вписываться в специфику сценария, что вызвало немало зависти у профессиональных каскадеров. Взаимоотношения с местными как раз и стали поводом для разбирательств на высшем уровне, вплоть до вмешательства Михалкова-старшего. Многие приглашенные актеры из числа местных жителей неправильно истолковали слова администратора картины, посчитав, что за съемку нужно платить от 5 до 10 рублей в зависимости от наличия лошади. В итоге поднялся большой скандал, режиссера обвинили во взяточничестве, правда, в итоге все удалось решить без серьезных последствий. Кроме того, во время съемок режиссер сделал предложение манекенщице Татьяне Шигаевой. Свадьбу сыграли там же в Чечне практически без отрыва от съемочного производства.
Середина 70-х — эпоха новых актерских имен: Михалков рискнул, пригласив на съемки малоизвестных еще тогда актеров Константина Райкина, Александра Кайдановского, Юрия Богатырева, посчитав, что они станут настоящими звездами. Так оно в итоге и вышло. С Богатыревым Михалков был знаком по Щукинскому училищу, он же сыграл в его дипломной работе, а затем еще в шести картинах.
Константин Райкин, который блестяще сыграл юродивого казаха, вспоминает о сцене сплава Шилова с Каюмом на плоту по горной реке: «Во время съёмок мы тонули по-настоящему, прямо во время дубля. На Аргуне страшное течение: 12 метров в секунду, 40 с лишним километров в час! Попадаешь до колена в воду ногой, тебя тут же сбивает, словно дали подсечку, и уносит в водоворот. А вода — ледяная! С Аму-Дарьи был вызван специалист по плотам. Когда он соорудил нечто, все принялись нас тут же хоронить — по Аргуну плоты никогда не ходили. После съёмок в чеченской водичке у меня начался страшный фурункулёз».
В качестве главного антигероя выступил есаул Брылов (Никита Михалков) — предводитель банды, собранной из отъявленных головорезов. Циничный и жестокий, эстетствующий герой Михалкова в глубине души мечтает о возврате к помещичьему прошлому, в котором он представляет себя в весьма комфортной роли дворянина.
Обаятельный злодей органично встроен в романтический легкий стиль картины, где-то напоминая своего же персонажа в рязановском «Жестоком романсе». Его судьбу решила шальная пуля, а не идеологическое противостояние, в которое искренне верил главный герой Егор Шилов (Юрий Богатырев), чей светлый образ был омрачен в самом начале приключенческой саги, вызвав подозрение у близких товарищей. Ему пришлось добиваться правды, став чужим среди своих, и отчасти, своим среди чужих, внедрившись в банду грабителей. Но Шилов остается самим собой даже в тех ситуациях, когда нужно пойти на уловки, чтобы выжить. Убежденность в собственной правоте не раз спасает главного героя от пуль, обмана и собственного страха.
Оператор картины, Павел Лебешев, привнес объемность и масштаб всем режиссерским задумкам: парящие в небе камеры, словно управляемые дроны, кружились вслед за героями, привнося динамизм в каждый кадр. Перманентное переключение с черно-белой пленки на цветную, тонкий намек на многослойность картины, где герои то и дело вспоминают прошлое, оживающее как архивная съемка. А в совокупности с гениальной музыкой Эдуарда Артемьева все это делает «Свой среди чужих…» картиной, актуальной и по сей день — живой, органичной, на которую практически не влияют законы времени.
