Сколько ты слышал историй о том, как смельчак или дурак, а понятия эти нередко пересекаются, на спор проводит ночь на кладбище? Десятки, сотни, тысячи? Насчет тысячи, я, конечно, загнул, но все же много. И, знаешь, нисколько не удивлен данному факту. Однако моя история станет для тебя особенной. Почему? Просто садись и слушай.
Призом за те восемь часов, что мне предрекалось провести в старом городском некрополе не менее старинного города, уготовили целый ящик отменного виски, между прочим, именно он сейчас ласкает твой вкус. Сторож, благо был менее разборчив в напитках, и вопрос о его уходе со смены разрешился дешевой водкой. Так я остался совсем один в однокомнатной караулке. Дабы не заскучать, а спать мне категорически воспрещалось, я скрасил свой досуг пачкой папирос, кофейным ликером и трактатом Гегеля.
Пытаясь осилить «Логику» под мерный шум ветра и падающей разноцветной листвы, я не заметил, как кто-то подошел к двери, обозначив свое присутствие двумя глухими ударами о дерево. Я замер, по спине пробежал холодок, но посмотрев на обложку книги, вновь пришел в себя. Ну конечно! Старик вылакал премию и решил вернуться за добавкой.
— Эй! Так мы не договаривались! Что стоишь, входи!
И он вошел, только не дряхлый мужичок, а гость из царства вечного холода и мрака. Если бы не опустошенная наполовину тара спиртного, я либо упал в обморок, либо сошел с ума, с невероятным отвращением созерцая его ужасный облик. Истлевшая одежда уже не покрывала прогнившее, частично лишенное кожи тело, демонстрируя невольному наблюдателю желеобразные мышцы, сухожилия и кости. Нос, уши, большая часть щек также не выдержали проверку временем и сырой почвы, обнажив челюсть с остатками зубов. В животе зияла дыра, в которой усердно копошились черви и прочие гады. Я попытался закричать, но лишь открыл рот, даже не пискнув. Покойник, с трудом волоча ногами, оставляя за собой следы разложения, сел напротив, неуверенно взял бутылку и опорожнил ее содержимое через глотку на пол. Затем попытался взять табаку из пачки, только ловкость пальцев ушла вместе с жизнью. Пустые глазницы уставились на меня, намекая на действие с моей стороны. Безвольно, преодолевая отвращение, я вставил сигарету в черно-желтые зубы и поднес огонь. Булькающий вдох обозначил дымом лишние отверстия в теле.
— Роман, — просипело существо и протянуло руку.
— Коля, — ватные ноги не оставили выбора, сдерживая позывы к рвоте я прикоснулся к склизкой конечности.
— Молодец, вежливый мальчик.
— Сп-пасибо, — голос дрогнул.
— Ты, наверное, сидя здесь воображал о подобной ситуации. Расскажи свою фантазию, готов поспорить все представлялось иначе? — усопший попробовал рассмеяться.
— Д-д-да.
— Ха! Угадал! Ну что ж, хочешь, взамен я удовлетворю твое любопытство, пожалуй, это моя единственная разменная монета. Согласен?
— Д-да, — также безропотно, не до конца осознавая происходящее, ответил я.
— Валяй, спрашивай, любой вопрос.
— Как такое воз-з-зможно? — скорее я адресовал слова себе, чем оппоненту напротив.
— Зришь прямо в корень. В большинстве случаев, когда умирает человек он попадает в странное место, где ни жарко, ни холодно, ни темно, ни светло, лишь бескрайнее безжизненное поле с остовами сооружений причудливых конструкций, охраняемое некими грозными сияющими сущностями, глядя на которые, душу охватывает страх, только сторожат они не место, а людей — невероятную очередь из почивших, что идут на суд, после которого, сам понимаешь, либо вверх, либо вниз, а пока есть время подумать о прошедшей жизни, и время там течет иначе, глядя на твой вид, это становится очевидным, а для более тупых достаточно почитать даты на надгробьях. Иногда, особо сильная душа, обладающая тайными, древними, как вся привычная тебе реальность знаниями, если соблюдет правильный порядок, может вернуться назад, пройдя катакомбы под Мертвым городом, но только на один день, с заходом последнего солнца середины осени, когда природа Северного полушария умирает, а на Южном, наоборот, полностью оживает после зимней комы.
— То мес-сто, в котором вы б-были, что-то вроде л-л-лимба?
— Какой умный мальчик. Глядя на твою книгу, скажу, что древнегреческих философов, как Данте, я не встречал, к слову и Гегеля тоже, хотя он же вроде был христианином, хоть и протестантом, только явно не праведным, да и вообще, пойми, дело не в вероисповедании, многие живущие все слишком буквально понимают, все гораздо сложнее. Мне кажется, я бродил по останкам старой, отжившей свое вселенной, ставшей перевалочным пунктом, только речь идет не о факте, а о предположении.
— И з-зачем вы вернулись?
— Не строю иллюзий, мне уготовано место не в лучшей части загробного мира, и я слишком ясно представляю, чего ждать от скверного места. Есть единственная альтернатива для моей порочной души — жить дальше в твоем мире, и для этого мне нужно…
— Тело.
— Правильно, не зря книжку читаешь.
— И как же ты заберешь его? — я отошел от первоначального безволия шокирующей встречи и, собрав всю волю в кулак, приготовился дать бой. — Ты не в лучшей форме, скорее тебе придется вернуться обратно.
Мертвец вновь рассмеялся.
— Я уже забрал его, смышленый, но крайне невнимательный мальчик. Пустил меня внутрь — первая ошибка. Вторая — пожал покойнику руку. И третья, роковая, — согласился на обмен.
— Врешь, ни на что я не соглашался!
— У меня много грехов, только никто и никогда не нарекал меня лжецом. Вопрос — ответ, сделка заключена, рукопожатие ее печать и свидетель, спросил — и я поведал, а теперь изволь забрать принадлежащее по праву.
***
— Коль, честно признаться, слышал истории и пострашнее, ну так и быть — на троечку сойдет. Давай развязку, как же ты в итоге выкрутился?
— А с чего ты взял, что Николай смог?
Повисшую тишину разбил звук бьющегося бокала.