Писатель Виктор Ерофеев советует тем, кто не был в Бразилии, туда не соваться. Потому что всё после Бразилии покажется бесцветным, нервным, туманным. Пока читаешь о том, что творится в обычном бразильском трамвае, — желание соваться в Бразилию начинает несколько колебаться. Но это до того момента, как появится она, Зоя, в красном платье.
Saida — по-португальски «выход». Если вы когда-нибудь были в Бразилии, то наверняка заметили, что там это самое главное слово. Тысячи, десятки тысяч табличек Saida висят повсюду, от автострад, где слово означает «съезд», до магазинов, гостиниц, гаражей, баров, туалетов. Но не только таблички. Все только о выходе и говорят. Давайте выйдем из кризиса, нищеты, беды. Но никто никуда не выходит, потому что выходить некуда. Obrigado — по-португальски «спасибо». Это второе по частоте употребления слово. Оно на слух взывает к какой-то бригаде. «О, бригада!» — произносят на свой манер русские туристы, но русских туристов в Бразилии я почти не видел. И это правильно — в Бразилию ездить не надо. Тому, кто никогда не был в Бразилии, туда лучше не соваться, потому что после Бразилии все кажется бесцветным, нервным, туманным. Бразилия, по сути дела, и есть трамвай желаний. Сел в него, едешь, всем говоришь «О, бригада!», и выходить из него не хочется. И хотя мысли невольно летят на родину, не торопись лететь вслед за мыслями, посмотри на мир из этого далекого трамвая, выйди из привычного забытья, займись делом.
Впрочем, мой бразильский трамвай тоже нашел свой туман. Меня все отговаривали ехать на нем на гору в Рио-де-Жанейро в туманный день, потому что в туман закутался всем известный Христос с распростертыми руками. Но все-таки я поехал, и не пожалел. На высокой площадке стоял разочарованный народ, потому что вообще Христа не было видно. Но вдруг промелькнуло его лицо, и все стали прыгать как дети. Промелькнуло и — скрылось. Потом из тумана высунулась правая рука, потом — левая. Опять проступило лицо, и опять все пропало. А потом на минуту он неожиданно появился весь, и люди ахнули, тоже стали расставлять руки в разные стороны, как сам Христос, и фоткать друг друга с распростертыми руками, все дурачились и дико ржали, пока Он снова не исчез, и на этот раз надолго. В Рио, конечно, каждый может почувствовать себя Остапом Бендером, но, наверное, даже Остап проникся бы туманным Христом.
Об этом, собственно, я и сказал в тот же вечер, потому что трамвай желаний устроил мне в Рио презентацию моей книги. Я неловко отмахнулся от почестей, сказав, что если книга стала бестселлером, то, видимо, потому, что у вас тут, в Бразилии, продали три экземпляра, тогда как другие книги продаются на один экземпляр меньше, но тут великий бразильский читатель мрачно притих. Я же немедленно сделал вторую ошибку. Я сказал, что только в Бразилии могло такое случиться, а именно: в местном университете я читаю лекции на французском языке, и их тут же переводят синхронно на португальский, и это мне напоминает стихотворение Мандельштама:
«И, может быть, в эту минуту
Меня на турецкий язык
Японец какой переводит
И прямо мне в душу проник».
В трамвае шутку не оценили. Тогда я сделал третью ошибку. Я рассказал о Христе в тумане и хотя не провел параллель с ежиком, кто-то воспринял это именно так. Поднялась буча. Один лысоватый бразилец выкрикнул, что я — скандалист и враг человеческого рода.
— Я не буду покупать вашу книгу! — заявил возмущенный читатель.
— Я рад, что моя книга не будет стоять у вас на книжной полке! — хладнокровно парировал я.
Но тут встала местная русская женщина и сказала, что я — представитель жалкого меньшинства, потому что у нас, на нашем прекрасном Севере, дескать, все верят в святые вещи!
Моя бразильская издательница, молодая симпатичная издательница, стала белой как снег. Казалось, она прямо сейчас грохнется в обморок, но я нашел то, что называется saida. Я сказал, что если Ницше сказал, что Бог умер, то значит ли это, что его надо запретить. Наша местная соотечественница выкрикнула: «Конечно!», но тут возмутился весь благоразумный бразильский трамвай. Мои гонители мрачно сошли на следующей остановке, а ко мне в трамвае желаний подошли два здоровых московских парня и сказали, что у них есть для меня ночной подарок.
Когда наш трамвай покинули читатели с моими книжками и вагон опустел, два московских парня подобрали на улице двух девиц. Девицы влезли в опустевший трамвай и тут же стали ругаться с моими новыми друзьями относительно продолжительности своих услуг и денежного вознаграждения. Вагоновожатый потребовал, чтобы девицы свалили. Но мои новые друзья угостили его деньгами.
Трамвай несся по ночному Рио. Одна девица была в медицинской маске и черных очках, так что ее практически вообще не было, но по кистям ее рук было видно, что она чернокожая. В Бразилии огромное разнообразие всяких пальм, столько же и оттенков кожи. Другая барышня была скорее злой белокожей феей. Они лениво разделись. Черная оказалась толстой, белая — худощавой, костистой.
— Ну, чего стоите, давайте не теряйте времени! — заявили парни.
Девицы надвинулись на меня, чтобы давить и давать. У черной оказались маленькие груди, а у тощей — большие. Я поинтересовался: как вас зовут? Все, включая девиц, стали смеяться и говорить, что я очень вежливый. В конце концов они назвали свои имена, но я сразу же их забыл, потому что я… ну в общем, понятно почему. Я поднял руку и для начала осторожно погладил черную в медицинской маске по голове, и это тоже всех рассмешило, и все сказали, что я очень ласковый.
— Obrigado! — скромно сказала черная и даже приподняла черные очки, чтобы меня разглядеть.
Мои новые друзья раздали девицам и мне по банке пива, мы стали говорить о достоинствах «Хайнекена», кажется, это был именно он, потихоньку как-то расслабились, но тощая вдруг заявила, что время закончилось и пора снова платить. Москвичи возмутились, а я стоял вялый и думал про Ницше. Девицы остановили трамвай и вылезли, корча нам морды. Мы поехали дальше на трамвае желаний с пивом. Но тут парень, кажется, его звали Костя, говорит: остановите трамвай! Он вылез и куда-то побежал. Мы вышли с другим, с Мишей, и помочились на бразильскую луну. Была звездная ночь — дневной туман исчез. Мы сидели с Мишей и обсуждали разные дела: где, собственно говоря, saida de um beco sems saida, как говорят бразильцы, то есть где выход из тупика? Эти бессрочные очаги нищеты, фавелы, где правят пыль и произвол, разрушают любые надежды. Я признался, что в Бразилии на меня нашло искушение самоубийства.
— Тут что-то такое есть, — зябко повел я плечами. — Недаром один немецкий писатель, ну вы знаете, о ком я говорю…
В этот момент Костя влез в трамвай и подал в темноту кому-то руку. Костя втянул в вагон девушку. Она поднялась и осветила собой трамвай желаний.
— Костя… — озадаченно пробормотал Миша.
— Знакомьтесь, — твердо сказал Костя, — это моя жена Зоя.
Зоя стояла в красном платье.
— Вот вам и saida, — улыбнулась она.
— Мы отвернемся, — хором сказали Миша и Костя.
И они отвернулись.
Колонка опубликована в журнале "Русский пионер" №115. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".