Читать предыдущую главу
Читать сначала
Безумие 2. Катарсис и шоколад
В этой главе вы узнаете: почему ванна – это совсем не страшно, как называется самый опасный чай и в сколько лет пора становиться послушником в Храме Тука.
* * *
– Я, в принципе, сам тоже могу идти! – с гордостью заявил Морен, волочась по полу, как большая и неуклюжая игрушка.
– Э-э, нет! – покачал головой Спящий Шаман. – В пятый раз со мной этот фокус не пройдёт!
– В пятый раз? – удивился Морен. – Какой ещё фокус? Я никаких фокусов не планировал, честно!
– Нисколько не сомневаюсь, – успокаивающе отозвался монах. – В этом же вся соль твоей силы: никто не может предугадать твои действия и прочитать твои мысли наперёд!
– Ого! – обрадовался Морен. – А почему?
– Потому что даже ты сам не можешь их предугадать! – засмеялся пожилой Учитель. – Никакие подземные духи Ку́ки не смогут разобрать, что творится в твоей голове! Поэтому с тобой так трудно драться. Это всё равно что сражаться с генератором случайных чисел, которым управляет шимпанзе, вооружённый волшебной палочкой!
– Всё равно не понимаю! – гордо заявил Виктор.
– Немудрено! – усмехнулся тибетец. – С твоим сознанием, постоянно общающимся с ментальным полем Земли, очень трудно сосредоточиться на чём-то насущном. Конечно, иногда ты можешь выдавать гениальные и мудрые вещи, но при этом большую часть времени ты сущий ребёнок с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Это издержки твоей способности, Морен.
У нас, Спящих Шаманов Ту́ка, примерно также. Но мы хотя бы приходим в состояние безумия лишь на короткое, чётко означенное в графике время. А ты в любой момент можешь стать этой бестией. Понял?
– Прости, я плохо слушал, – смутился Морен, который в этот самый момент внимательно разглядывал изображения разных животных на стенах храма-дворца.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Шаман Тука. – Узнаю старого доброго Морена! Когда говоришь что-то важное и касающееся его судьбы, он не слышит. А стоит только упомянуть о сладких лепёшках…
– Каких лепёшках?! – автоматически выпалил Морен, а изо рта у него потекли слюнки. – Да, кстати, в моих фантазиях о супергероях не было и намёка на всяких духов и шаманов!
– Неудивительно, – хмыкнул шаман. – Ты же был воспитан в материалистическом восприятии… впрочем, неважно.
– А где мы сейчас находимся? И куда ты меня так долго тащишь? – решился уточнить Виктор.
– Мы в Центральном Храме Спящих Шаманов Тука. Я буддийский монах-шаман. Я несу тебя к своему телу, – объяснил Учитель.
– Что-что? – изумился Морен. – А чем ты тогда меня несёшь, если твоё тело где-то там? И зачем мы идём к твоему телу? Ты хочешь сделать со мной что-то нехорошее?
– Не волнуйся, Господин-Миллион-Вопросов, скоро ты всё, что нужно, узнаешь, – вздохнул Мастер. – Я хочу научить тебя управлять твоими превращениями. Также, как ты когда-то научил меня управлять моими.
– Что-о-о?! – только и смог выдавить Морен.
Вскоре они пришли (вернее, пришёл шаман, а лично Виктора принесли) в большой зал, освещённый масляными лампами и украшенный прекрасными росписями и буддийскими священными изображениями, которые называются та́нки.
В зале находилась небольшая постель, на которой лежал тот самый шаман, который тащил сейчас Морена. Шаман немного похрапывал.
Возле его кровати на полу лежали две большие красные подушки. На подушках сидели мальчик и юноша, оба на вид тибетцы. Мальчику было где-то четыре года, а юноше около двадцати лет. Младший сидел слева, ближе к ногам шамана, а старший справа, ближе к голове. Одеты молодые монахи были в красные халаты и белые накидки. Хотя оба были бриты, но мелкие волосики уже выросли на их головах и требовали новой порции бритья. Их ноги были сложены в позу лотоса. Малыш держал руки в позиции намастэ. Юноша же перебирал красные чётки.
Оба ученика-шамана сидели с закрытыми глазами. Они были настолько погружены в себя, что не заметили, как в комнату вошли Абау и Морен. Виктор прислушался и понял, что они тихонько напевают хором какую-то странную песню. Слова были на современном тибетском языке, и Морен их понял:
– Явись, о нежный хранитель моих дум!
О, прекрасный небесный лебедь!
Ты очарователен в своей игре,
Которая и есть наша Вселенная.
Ты несёшь меня в своих сильных руках.
Я твоё дитя, и ты мой родитель.
Ты величайшее из сокровищ,
Которое я храню в лотосе моего сердца.
Ты великий властитель всех моих дум.
Ты творец Вселенной, ты очаровательный принц.
Для тебя распускаются на небе цветки звёзд.
Для тебя ночь поёт свои нежные песни.
Приди и защити моего верного друга,
Который отправился на поиски истины
Через все преграды туманного мира.
Защити его своей сияющей любовью.
Вошедшие в залу шаман и Морен на цыпочках прошествовали прямо к кровати. Не разжимая своей светло-коричневой руки, Спящий Шаман улёгся в кровать, проходя прямо сквозь собственное тело. Морену было довольно неудобно. Но его больше волновало увиденное: только сейчас он заметил, что тело несущего его шамана было чуть-чуть бледнее и прозрачнее, чем тело спящего. Но, может, оно только сейчас таким стало?
Как только прозрачная рука соединилась с настоящей, настоящие пальцы Мастера сомкнулись на загривке Морена и крепко стиснули ворот его трико.
Шаман, соединившись воедино, глубоко втянул носом воздух. Сосредоточенные на песне молодые монахи открыли глаза и вскрикнули от удивления: в руках их Учителя появился какой-то парень! Да ещё и с синей кожей! Это вызвало у старшего ученика поистине нечеловеческий ужас. Младший же был только очень удивлён и заинтересован.
– Бу-у! – загудел Морен, по-дурацки махая руками. Видно, чтобы бедному старшему ученику стало легче.
– Учитель Аба́у! – закричал тот из монахов, которому было около двадцати лет. – Это что? Злой дух Куки? Вы его поймали и заставили быть видимым? Никогда не видел ничего подобного!
– Какой он смешной! – пискнул маленький монашек и захихикал.
– Осторожно, Гаму́ни! – предостерёг его юноша. – Злые духи Куки очень коварны!
– Я заберусь в твою комнату и съем твоё печенье! – взвыл Морен так страшно, как только мог. Пожилой Шаман всё ещё крепко держал его, теперь уже своей физической рукой.
– Откуда ты узнал про печенье?! – ещё больше перепугался молодой монах, хотя, казалось, больше уже некуда.
– Я знаю всё, всё-о-о! – продолжал выть Виктор. Ему сейчас было так весело, как не было ещё никогда в жизни. – Всё, что только есть в интернете и в головах глупеньких молодых монахов, которые вовремя не ложатся спа-ать!
– О, Великий Будда Шакьямуни! – в ужасе возопил молодой монах, чем ещё больше развеселил своего маленького товарища. – Прошу, Учитель, уймите его, уймите!
– Замолчите, ребята, – сонно ответил Учитель Абау. – Всё в порядке, он не опасен, я его держу. А вот вы кое-что забыли, Анага́т и Гамуни. Когда Шаман возвращается из духовного мира, вы должны поблагодарить духов-защитников. Иначе они больше не будут помогать. Вы ведь знаете, чем это опасно?
– Простите, Учитель! – воскликнули оба монаха и одним прыжком очутились на подушках и запели уже благодарственную песню. Гамуни сложил руки в намастэ, а Анагат стал перебирать чётки.
– Хотите, чтобы я в следующий раз не вернулся в своё тело, или чтобы духи обиделись на меня и больше не помогали мне в их мире? – тихо ворчал шаман, видимо, чтобы не отвлекать их. – Без ритуалов вы рискуете превратиться в нечто подобное… – с этими словами он покосился на всё ещё болтающегося у него в руках Виктора.
– Почему ты меня не выпускаешь? Уже всё тело затекло! – жаловался Виктор.
– Извини, рука застыла. Погоди, я сейчас. Вот так, – Учитель Абау наконец-то отпустил Морена.
– А теперь помогите мне вернуться в своё нормальное состояние! – потребовал Виктор так, словно имел на это полное право. – Что со мной не так?! Почему я синий и облетаю Землю за полсекунды? Я знаю, что в восемнадцать лет с телом человека много всего странного происходит, но не настолько же!
– Великий Будда, сто слов в секунду, – вздохнул Учитель Абау, чуть-чуть посмеиваясь. – Я рад до глубины души, что ты к нам вернулся. Но исчезновение всякой тишины – это одна из тех издержек твоего светлого присутствия здесь, о которой я неблагоразумно позабыл. Для начала, посмотрись-ка вот в это зеркало, – Спящий шаман Абау подошёл к одной из разукрашенных богатыми золотыми и терракотовыми узорами стен и откинул серую ткань с огромного зеркала во весь рост. Ткань лениво и тяжело упала на пол, подняв небольшое облачко пыли.
Морен сначала с усмешкой поглядел на зеркало, а потом выражение на его лице резко переменилось, и он опрометью бросился к зеркалу, едва не сбив с ног молодого монаха Анагата. Конечно, он уже видел себя в виде Морена в зеркале, но то зеркало было совсем маленькое.
Из превосходного золотого зеркала на Виктора злобно выпучил глаза высокий и невероятно странный амбал. Всё его упругое мощное тело было обтянуто синим трико, на нём были серебристые перчатки и сапоги, идеально подогнанные по размеру. Его кожа была цвета медного купороса. На щеках, правда, был едва заметный нежно-розовый румянец. Он был вызван, вероятно, долгим висением в руках Шамана. На груди юноши, ровно и красиво изображённый на трико, красовался известный знак, состоящий из двух изогнутых стилизованных капель: чёрной и белой. У каждой из капель было что-то вроде глаза противоположного цвета. Вместе капли образовывали круг, переходя друг в друга в вечном вращении… у Морена даже голова закружилась, хотя капли не двигались.
Слава Богу, у него хотя бы не было дурацкой супергеройской маски на глазах. Он эти маски терпеть не мог с тех самых пор, как в первом классе наряжался Человеком-Косиножкой на новогодний праздник. Эта противная маска мешалась, чесалась, царапала веки и лезла в глаза. В самый ответственный момент (когда Дед Мороз и Снегурочка давали детям подарки за рассказанное стихотворение), его лицо уже было потное и липкое, маска перекрутилась, закрывала обзор, и в итоге он больно врезался носом в ляжку Деда Мороза и не смог хорошо рассказать стихотворение (слава Богу, хотя бы подарок ему дали*). С тех пор он и не любит маски.
*Наверное, чтобы он перестал плакать. Прим. физика.
О чём это он? Ах да, зеркало…
Но, Господи, что за ужасные волосы у него стали! Нет-нет, то есть, волосы, конечно, прекрасные, но… Почему они такие длинные и лохматые? Вместо его тёмно-русой, неподстриженной, но всё же мужской шевелюры, на голове у этого безумного парня удобно устроилось теперь что-то вроде огромной пушистой черной лисицы или другого пушного зверя. Волосы были ему по бёдра, они были чёрные, как глубокий космос и блестели так, как будто в них втёрли бочку оливкового масла. А как мыть всё это, они не подумали?! (Те, кто сделал его таким). У придуманного им Морена хотя бы до плеч волосы были. Он, Виктор, думает о людях. Но тут нет, дудки.
– А если я обрежу все эти волосы, чтобы сделать нормальную мужскую причёску, то меня ударит током? – капризно спросил Виктор.
– Если хочешь, я с лёгкостью побрею тебя на лысо! – с радостной готовностью заявил старший из двух учеников-монахов и сделал соответствующие движения рукой, словно бы работал опасной бритвой.
–Хотите сказать, третьего варианта не дано? Ну уж нет! – испугался Виктор*. – Лучше тогда мне быть «девчонкой»! Господи, а что это за штукенция у меня на голове?!
*Он где-то слышал, что лысые люди сильно мёрзнут. Прим. Озеро.
– Это часть твоих волос собрана в пучок на макушке, – объяснил Абау. – Такая причёска называется джата. Её носят преданные Бога Шивы в Индии. В твою джату вставлено украшение, изображающее две молнии, расставленные в разные стороны, подобно рогам священного животного – Оленя. Этот амулет защищает тебя и, видимо, позволяет летать быстрее молнии. Хотя в твоём случае сложно с уверенностью что-либо утверждать, – он задумчиво потёр свой лысый затылок.
– Подожди! Какое ещё «видимо»? – обиделся Морен. – Неужели, вы обо мне вообще ничего не знаете? Несмотря на то, что я у вас, как вы говорите, уже был?! Что вы за тибетский учитель такой? Вы должны говорить что-то вроде: «Я всё о тебе знаю, но тебе не расскажу».
– Хорошо, я всё о тебе знаю, но тебе не расскажу, – послушно повторил Абау. – Хотя это и не совсем правда.
– И ещё вы должны говорить: «Ты двигаешься как беременный як!» * – продолжал подсказывать Виктор.
*Морен смотрит слишком много фильмов о кунг-фу.
– Вообще-то не может быть беременного яка, – возразил Абау. – Як женского пола называется «нак». Но это сейчас неважно. Итак, ты спрашиваешь, почему я о тебе мало что знаю? Как я уже говорил, твоя природа непостижима. Даже для мудрейших из мудрейших, а что уж говорить о нас, простых монахах? Ты непонятный, примерно, как электрон для физика-ядерщика, или, скажем, как кварки*. Вот как ты, скажем, победил ту могучую пантеру о шести лапах?
*Кварки – это частицы, составляющие протоны и нейтроны, а также родственные им частицы. Как и любые другие частицы, кварки обладают свойствами. И вот эти самые свойства своей загадочностью уже давно сводят с ума многих физиков, пытающихся хоть что-нибудь в них понять, разделить их, соединить или ещё что-нибудь с ними сделать. Прим. физика.
– Я плюнул в неё! – без запинки отрапортовал Морен. И тут же осёкся. – Я… что сделал?! А, ну да, я же всегда плюю в лицо опасности! – самодовольно осклабился он, найдя подходящее объяснение. Он постоял так немного, потом осознал собственную глупость и завопил: – Ну, я и болван! О чём я думал? Какой ещё плевок?! А-а… как вы об этом узнали?
Мастер Абау задумался, а потом сказал:
– У нас свои методы. Особые техники, медитации, дыхание и волшебный чай. Если захочешь, а ты захочешь, то я тебя научу.
– Нет, ну вы только послушайте! – не унимался Виктор, дрожа от ужаса. – Я в неё ПЛЮНУЛ!
– Но ты же победил! – заметил маленький монах Гамуни.
– Да, но чудом! – воскликнул Виктор. – Мои шансы на успех равнялись нулю!
– Наконец-то ты понял! – обрадовался Абау. – В этом и состоит твоя сила! И хватит уже болтать. Пора научить тебя договариваться с Мореном, Виктор!
– Договариваться? – опешил Виктор. – То есть, вы не будете лечить меня от шизофрении?
– Эх, Виктор, Виктор, – немного грустно вздохнул Абау. – Нередко, когда человеку ставят диагноз «шизофрения», врачи имеют ввиду, что у одного человека стало сразу две личности. А мы, монахи Тука, сказали бы, что это ещё один дух вселился в тело человека, и они попеременно захватывают его тело. Часто мы, в таком случае, способны изгнать духа-подселенца и вылечить человека.
– Так чего же вы ждёте?! – обрадовался Виктор. – Выгоните скорее этого Морена из моего тела! Я не хочу быть как Человек-Косиножка, в которого вселился Веномэн!
– Это тебя надо выгнать! – пробурчал Морен обиженно теми же самыми губами.
– Вот только, дорогой Виктор, это не твой случай, – заметил Учитель Абау. – Ты не шизофреник, и у тебя нет духа-подселенца в теле. У тебя одна душа получила способность как бы одевать две маски: маску Виктора и маску Морена. Но это не болезнь и не проклятье! Это дар, Виктор. Ты рождён, чтобы спасать всех живых существ от ужасных монстров, чтобы защищать равновесие в мире! Для этого тебе лишь надо найти равновесие в тебе самом, и только. Это и символизирует китайский знак Тайдзи на твоей груди! Ты герой, Морен!
– Ага, значит, я избранный! – засмеялся Виктор. – Лицо у меня синее, как у тибетского злого духа, причёска у меня индийская, а знак на груди китайский! Ага, вот какой я мульти- и кросс-культурный азиатский герой в европейском нижнем белье! Оки-доки, папаша! Но откуда тогда я вам известен с давних времён? Обо мне, что, пророчество было, так? Вот сто процентов было пророчество!
– Конечно! – не выдержал Анагат, старший из двух учеников. – С древних времён есть предание о тебе! И все мы, монахи, ждали встречи с тобой!
– Ладно, как скажете, вот только равновесия вам никакого не будет! – гордо заявил Морен.
Монахи удивлённо переглянулись.
– Сейчас я вам всё объясню! – Морен сам не знал, какой бред нёс. – Ваш, извините, то есть этот китайский символ намекает типа на гегелевскую диалектику, да? Вроде единства и борьбы противоположностей, перехода количества в качество, и, конечно, гегелевская спираль! Знаю, учил на философии! Тезис, антитезис, синтез. Это когда у нас есть тезис, например, что человеку для счастья нужно жить в комфорте. Потом данный тезис разрушается, когда мы видим, что какой-нибудь человек в комфортных условиях жизни менее счастлив, чем бродяга с улицы. Тогда появляется антитезис: «Комфортные условия жизни не обеспечивают человеку стопроцентного счастья». А потом, ещё подумав, мы говорим: «Тот бродяга, на самом деле, тоже не вполне счастлив и, вообще-то, мечтает о горячей ванне». После этого у нас рождается антитезис ко второму тезису, то есть антитезис к антитезису. И происходит их синтез. То есть ещё один, третий тезис, который согласен отчасти с самым первым тезисом, не согласен со вторым, но не остаётся в их рамках, а выходит на новый уровень! Синтез будет такой: «Для счастья человеку желательно жить в комфортных условиях, но это ещё не всё». А потом наш синтез, добытый с таким трудом, становится новым тезисом для оспаривания. И так до бесконечности в стремлении к совершенству, чтобы абсолютное «Я» смогло познать себя в единичном, как вещь в себе… или это уже Кант?
Морен отдышался и оглядел присутствующих. Вопреки его ожиданиям, немецкая классическая философия пришлась по вкусу буддийским монахам. Более того. Абау стоял, глубоко уйдя в себя и спрятав сложенные руки в огромные алые рукава, Гамуни записывал что-то карандашом в маленький блокнотик*.
*Или рисовал? Впрочем, он ещё очень маленький, чтобы уметь писать. Прим. Отто.
А вот Анагат… О, Анагат просто упал на колени, сложив молитвенно руки. По его светло-коричневым щекам текли слёзы восхищения.
– Неужели вам так понравились старина Кант и старина Гегель? – немного испугался Морен, пытаясь не захихикать. Он сейчас почти что экзамен по классической философии сдал. – А я думал, вы больше любите Будду.
– Так это же одно и то же, – улыбнулся Учитель Абау. – Скорее даже, это отражения одного и того же солнца в разных зеркалах.
– Это уже учение о мире идей и мире вещей Платона, друг! – улыбнулся Морен.
– Все философы говорят об одном и том же, Морен, – сказал Абау. – Просто, по нашему мнению, Будда рассказал об этом наиболее точно, – он задумался на секунду, потом усмехнулся. – Но мы не считаем, что он был правдивее или лучше прочих. Он не бог. Хотя многие из нас всё же верят в него, как в бога.
– Дай угадаю! – сказал Морен. – Он вам сам сказал, чтобы вы не считали его богом?
– Понимаю, к чему ты клонишь, – улыбнулся Мастер Абау. – Да, мы наивные религиозные люди. Но пришло время нам отвлечься от нашей беседы и заняться твоим превращением в Виктора.
– Давно пора! – согласился Виктор.
– Ну, давай, поговори с Мореном, попроси его дать тебе вновь контроль над телом, Виктор! – сказал Абау.
– Что?! Нет, он меня не слушается! – запротестовал Виктор. – Помогите мне вы! Вы в этом разбираетесь! Он даже не полетел домой, когда я туда хотел. Он никого не слушает!
– А ты точно попробовал с ним поговорить? – с хитренькой улыбкой спросил Учитель Абау.
– Н-нет, это же бессмысленно! – Виктор напрягся и стал трясти сжатыми кулаками. – М-м-м! Видите, он упрямится!
«Даже не знаю, кто тут больше упрямится», – подумал Абау.
– Ладно! Мы тебе поможем, – согласился он. – Гамуни, ты иди к Тэнг Пу и попроси его взять свои лучшие иглы. А ты, Анагат, иди в банную комнату и приготовь Ванну Тысячи Смертей. Я же с Мореном пойду в Маленькую Чайную и дам ему Чаю Двадцати Богов и Демонов.
Юноша и малыш с поклонами побежали выполнять приказания Абау.
Морен вдруг занервничал:
– «Чай Двадцати Богов и Демонов»? «Ванна Тысячи Смертей»?! И ещё один человек со странным именем в придачу?! А зачем ему иголки?!
– На самом деле, Тэнг Пу просто китаец, хотя и наполовину, – ответил Мастер. – Не бойся, трусишка! Это просто различные методы помощи тебе. Не подействует одно, так другое попробуем.
– А это безопасно? – с недоверием спросил Виктор.
– Не более опасно, чем драться с гигантской пантерой, – задумчиво ответил Абау. – Девятнадцать из двадцати монахов, выпивших Чай Двадцати Богов и Демонов, выживали, Морен.
– Девятнадцать из двадцати?! – возопил Морен.
– Да шучу я! – успокоил его Мастер.
– Ну, ладно… – расслабился Морен.
В это время они пересекли зал и вышли в богато украшенный коридор. Потом нашли не особо богатую дверь и зашли туда. Затем резко повернули налево, потом направо по двум ещё менее привлекательным коридорам. Пока они спускались по древней каменной лестнице, освещённой горящими масляными лампами, Абау думал:
«Да, на самом деле из выпивших Чай Двадцати умирают все монахи. Но это если принимать смерть их личности как настоящую смерть. Я и сам через это прошёл, и вот, жив-здоров…»
Абау взял одну из ламп и повёл Морена по тёмному земляному коридору, укреплённому камнями и деревянными балками. Они прошли несколько дверей, которые были наглухо запечатаны воском. Двери были разные: одни огромные, в два человеческих роста, другие такие крохотные, что туда мог пройти только человек, скрючившийся и идущий гусиным шагом.
– Как я погляжу, у вас тут целый лабиринт! – восхитился Морен.
– Ага, – согласился Абау. Подумав, он добавил: – Сейчас ты хочешь спросить, что за теми маленькими дверьми?
– Да, а как вы узнали? – изумился Морен.
– Это довольно очевидно, – улыбнулся монах, глядя себе под ноги. – Ну, а ещё я учусь читать мысли.
– И как, получается? – поинтересовался Виктор.
– Немного, – смутился Абау. – За большими дверьми мы сами не знаем, что спрятано. Нам древними Шаманами Тука сказано открыть их через тысячу лет после того, как их запечатали.
Почти на всех дверях были загадочные тибетские надписи и алхимические символы. Морен не смог понять, что они означают. Видимо, его языковые способности тоже действовали хаотически, как и он сам.
– Ого! Какая интрига! – восхитился Морен. – А когда пройдёт эта тыща лет?
– Не знаю, – пожал плечами Абау. – Акаи Ика знает.
– Акаи Ика? – переспросил Морен.
– Он у нас будущий астролог, – пояснил Абау. Затем он замялся: – Я надеюсь, что он сможет расшифровать эти древние надписи. Хороший астролог, но не очень хороший шаман. По крайней мере, пока. «Акаи Ика» – это его прозвище. По-японски это значит «красный кальмар».
– А за что вы его так зовёте? – удивился Виктор,
– Ты сам поймёшь, когда его увидишь. Ты ещё придёшь к нам и не раз, – уверенно заявил Абау.
В этот самый момент они достигли огромной полукруглой деревянной двери в конце коридора. Но, только Морен к ней подошёл, как Абау вдруг быстро свернул вправо и направился к маленькой дверце, которую Морен даже сначала не заметил, столь непримечательной она была.
Абау повернул в замке ключ и открыл дверцу. За ней оказалась небольшая лестница, ведущая наверх.
– А почему не туда? – спросил Виктор, указав рукой на большую дверь.
– А вот там, мальчик мой, – ответил Абау. – Начинаются уже настоящие лабиринты. Говорят, там есть подземные пути в другие Храмы Тука. Мы идём туда, куда надо. Легко запомнить, Виктор. Кстати, я тебе не рассказал о маленьких дверцах! Почти за каждой из них маленькая комнатка, как шкафчик. В комнатках стоят ящики. А в этих ящиках…
– М-м-м, помидоры? – предположил Морен. – Нет, это глупо. Во! Кирпичи! А нет, там ваши старые игрушки, да? Всякие игрушечные яки и… и во что там ещё играют дети-тибетцы?..
– Там монахи, Виктор, – каким-то надтреснутым и более холодным, чем до этого, голосом, сказал Абау.
– Что, серьёзно? – обалдел Виктор. – Зачем? Зачем вы их туда засовываете?!
– Они там в состоянии особой глубокой медитации, Морен, – тихо ответил Абау.
До Морена наконец дошло, что Мастер пытался замаскировать под спокойствием какую-то свою печаль. Но маскировка эта Абау удавалась плохо.
– Они там выполняют секретную практику монахов Тука, – продолжал он. – Не едят и не пьют по несколько месяцев и даже лет. Иногда по несколько десятков лет, – Абау тихонько вздохнул, пряча от Морена глаза. – Но сейчас у нас другие дела, не так ли?.. – с этими словами он распахнул следующую дверь, к которой они поднялись по лестнице, и Морен зажмурился от яркого света.
Оказалось, что лестница вела в небольшой внутренний дворик. Он был прямоугольным, почти квадратным. В одной из стен были устроены ниши с маленькими статуями будд и каких-то божеств. В дворик выходило всего три двери: две с одной стороны, одна – с другой. Четвёртая стена была занята сеткой с каким-то плющом. Под ним была устроена небольшая клумба, даже садик. Там был маленький белый заборчик, всего две-три грядки с какими-то тёмными побегами и крошечный прудик с кристально чистой водой, маленький сад камней и небольшая статуя в виде свернувшегося клубочком спящего кота. На статуе была парочка листиков от плюща и сидела маленькая белая бабочка. Когда Морен и старый Мастер подошли, бабочка встрепенулась и улетела куда-то мимо плюща и вверх, пока не вылетела из дворика.
Где-то с минуту оба молчали, глядя ей вслед, в небо. Оно было синее-синее и рделось от жарких лучей, ласково жгущих веки.
Морен решил прервать молчание:
– У вас прекрасный маленький прудик! – похвалил он. – Удивительно, что в нём такая прозрачная вода. Когда я делал запруды, у меня вода всегда была… э-э… коричневая.
– Опусти туда руку, – ответил Абау хрипло.
– Что? – не понял Морен.
– Сними перчатки, попробуй температуру воды, – сказал Абау уже более обычным своим добрым и спокойным голосом.
Морен снял перчатки и спрятал за пазуху. Он ещё не привык к новому виду своих рук, синих и больших, с длинными изящными пальцами. Морен попробовал опустить правую руку в воду и даже вскрикнул. Вода была ледяная!
– Это горный источник, – пояснил Абау. – Из него я и поливаю здесь цветы. Вода настолько чистая, что в ней можно промывать хирургические инструменты.
– Но я её коснулся, мои руки не особо-то чистые, – заволновался Морен.
– Нет, не бери в голову, – сказал Абау. – Наоборот, окуни туда обе руки, затем набери воды в ладони, умойся и выпей немного воды. Эта вода священна. Она очистит и благословит твоё тело.
Помедлив, Виктор подчинился. Вода была нестерпимо холодной, горькой и солоноватой на вкус. Она пробирала все его внутренние органы и заставила его мускулистую спину покрыться мурашками.
А мама говорила ему буквально неделю назад, что надо умываться только тёплой водой, чтобы не было прыщей!
– Эту воду подвёл сюда мой друг, Учитель Анатари, – тихо сказал Абау. – Он и устроил этот дворик, провёл систему подачи воды из источника. Он был великим человеком. И отличным другом…
Они немного помолчали.
Морену стало неловко. Он стал раскачиваться взад-вперёд на своих сапогах. Они чуть слышно поскрипывали. Виктор где-то читал, что подобные действия называются «тремор» или как-то так, и с их помощью животное или человек пытается сбросить накопившееся напряжение, не имея лучшего способа занять своё время.
Абау словно очнулся ото сна и позвал Морена к одной из дверей дворика, которая оказалась не заперта. Войдя в неё, Виктор обнаружил маленькую кухоньку, уютно обставленную. Но он не нашёл никаких серьёзных продуктов на ней. Только какие-то бесконечные мешочки и ящички с разными порошками и странными мелкими предметами, напоминающими водоросли и орехи. И множество чайников и чайничков самой разнообразной формы, цвета и материала.
Абау жестом указал Морену на маленькую табуретку, а сам взял ступу и пестик, нашёл какой-то мешочек и принялся усердно толочь пестиком в ступе горсть какого-то чёрного песка. Когда это было сделано, Мастер Тука взял странную бронзовую конструкцию с полочки и стал крутить её в воздухе, над ступкой против часовой стрелки. Он зажал конструкцию, похожую на два мячика, соединённых перемычкой, между большим пальцем и сложенными вместе средним и безымянным пальцами правой руки.
Мастер осторожно выписывал круги один за другим, бормоча себе под нос какую-то песню на непонятном Морену языке. Всё, что он смог разобрать, это: «Агама-сала!» – но это ему ничуть не помогло.
Прокрутив по крайней мере восемнадцать кругов, Абау стал как будто иначе выглядеть. Виктору был виден только его профиль. Абау стал словно мудрее и разом суровее и страшнее. Его движения из мягких и лениво-кошачьих стали точными и резкими, подобно броскам кобры. После этого Абау достал из нижнего шкафчика ещё какой-то мешочек, взял оттуда щепотку красного порошка и бросил в ступку. Остатки порошка на пальцах он сдул в воздух перед собой. После этого палочкой он размешал полученную сухую смесь, вскипятил чайник на маленькой жаровне, которую зажёг спичкой, и заварил в чайнике странную черновато-коричневую массу, которая, оказалось, была вовсе не сухой, а мягкой и пластичной, как шоколад. Затем он налил полученную жидкость в глиняную чашку без ручки. Потом он добавил в чашку ещё каких-то специй, подул на неё, помешал палочкой и бросил в «чай» ещё пару листочков, похожих на мятные.
Затем он молитвенно сложил руки и принялся произносить разнообразные слоги и слова нараспев с необычными интонациями и переходами.
Морену это всё порядком надоело. Он стал ёрзать на табуреточке, после чего спросил:
– Ну, что, когда уже?
– Тихо! – прошипел, как будто в гневе, Мастер. – Если отвлечёшь меня сейчас – умрёшь! Духи должны принять и защищать тебя, Виктор! Иначе ты станешь призраком! – и он продолжил читать свои заклинания.
Наконец, магия была наведена, и Морену было разрешено испить Чая Двадцати Богов и Демонов. Чай оказался на редкость горьким, пряным и слишком горячим.
– Я ничего особенного не чувствую, – сказал Морен через пять минут ожидания его превращения в Виктора. – Я всё ещё в трико! И ваш чай на вкус совершенно отвратительный! В жизни не пил ничего противней!
– Сейчас Двадцать Богов и Демонов откроют все твои скрытые качества, – тихо сказал Абау, пытаясь спрятать волнение. – Лучше ляг на этот диванчик! – добавил он.
– Что, всё так пло… – начал было Морен, а потом он громко чихнул.
* * *
В следующей главе вы узнаете, можно ли доверять маленьким огненным человечкам, что самое красивое в девушке и почему надо следить за орфографией при обустройстве своего кафе.
* * *