День клонился к закату. Вдова полковника Тарутина зажгла лампу в столовой. И лишь мечтательно сказала. «Коленька! А ведь, в Европе, сегодня Рождество. Давай мы отметим. А потом, спустя две недели, и наше уже подоспеет. Как хорошо, что ты у меня есть. Ах!».
Седой Тренёв, подполковник Сумского гусарского полка, едва приобнял хозяйку, которая присела к нему на подлокотник кресла. Он ходил тут в форме, как на дежурстве в полку.
«Машенька! А знаешь, вот десять лет живём под одной крышей, и, кажется, что у меня так и не было никогда жены. А у тебя же – никогда мужа. Это так – придумка из прошлого».
Вдова приобняла его и прижалась к губам. Седой сосед давал смысл жизни. Тогда, когда убили её полковника Тарутина - на японской войне в кровавом 1905 году.
Она вспомнила, как раненый Тренёв, который уже был в отставке, приехал из «Соломино» и привёз целый кивер вкусной чёрной черешни. Ах, а потом?! Спустя год, завертелся их роман.
Благо все её три сына были неженаты и в армии. «Коленька! Без тебя - я пропала бы! Тогда, я аж на стену лезла от горя и от женской доли. Вдова! Жизнь кончилась, а ты меня-то возродил!».
Ленин слушал Феликса Дзержинского. Тот яро докладывал о задачах и первых успехах своего ведомства – ВЧК. «Давай договоримся, что никаких сантиментов к нашим врагам. Все они – сволочи! Если надо убивать детей, женщин и стариков из правящих классов, то нам надо это делать.
Феликс Эдмундович, ты запомни! Французская революция приказала жить, только тогда, когда появилась жалость к врагам. А мы - такую ошибку не допустим.
И будем панов уничтожать везде - по всей бывшей Российской империи. Особенно много этого отребья точно будет прятаться по дворянским усадьбам. Так и палить их надо там».
Был вечер и сидение при свечах. Тарутина тихо играла на гитаре. И они, на два голоса, пели романсы. «Коленька! А, в этом декабре, нашему счастью уже десять лет! Как быстро летит время. Знаешь, если бы не ты, и не знаю, как бы я пережила гибель Семёна. И где? На полях Франции.
Тогда прислали, из военного министерства, бумагу о гибели капитана Тарутина и деньги, как компенсацию матери. Но! Этим его не поднимешь. А, теперь, что? Офицеры армии, мои сыновья Спиридон и Степан, друг против друга штыки точат. Как?».
За окном послышался шум саней. Голоса в передней. Потом, дверь отворилась. И вошёл Степан. Мать вскрикнула. Тренёв встал из-за стола. «Привет вам! Из Москвы - с оказией. Рад, что благополучно добрался. Сейчас, разденусь и расскажу».
А, спустя час, все в доме знали: какую кровь льют большевики в обоих столицах и в городах?! «Мам! А Спиридон наш теперь – и не майор в гвардейском полку. У большевиков в важных чинах. И сам - в расстрелах лютует.
Страсть! Я тут оружие привёз. Узнаю, как наши будут сражаться? И я сюда вернусь. Ясно, что из усадьбы вам надо спасаться. И скоро нам - из России уезжать».
Последний месяц злого 1917 года уходил в историю. Ещё никто не знал, что именно он, уже поделил историю Отечества на «до» и «после». Великое государство, которое наши предки собирали десять веков, будет разрушено - всего за пять лет. И больше семидесяти - продлится диктатура одной партии и мракобесие чуждого строя.
Ох! Большевики создали систему, где уничтожали миллионы людей - ради мифического счастья человечества. Они любили говорить по всему миру: «История - нас оправдает». Увы! Их жертвы, подобно Золя, могут сказать «Я обвиняю!». Декабрь 1917 года заканчивал прежнюю жизнь России.
