Корби, это главный бухгалтер издательского дома.
Дальнейшее походило на картинки в детском калейдоскопе, сменяющие друг друга хаотично и резко. Я отправился к себе домой, помните тот городок, что стал пригородом Большого Лондона, и застал свою квартиру в полном порядке, спасибо миссис Герсон, но какую-то не жилую, больше похожую на музей, у меня и в голове мелькнула такая мысль - мемориальная квартира известного писателя ДжейДжи… Нда-а-а…
Сборы заключались в бросании в чемодан каких-то вещей, большей частью, скорее, не нужных, а как здесь определить, что нужно, а что ненужно, когда времени совсем нет. Наконец, оставив деньги миссис Герсон, чтобы она убирала, хотя, что там убирать, когда никого нет, вызвал такси и уехал, никто не знает куда и насколько.
Было решено, что я плыву сначала в Северо-Американские Соединённые Штаты, в Нью-Йорке надо было встретиться с несколькими издателями, друзьями мистера Бейли и мистера Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)- би, договориться о выпуске моих последних текстов (не смею назвать это рукописями), из-за которых я и был вынужден уехать, а также о постановке пьес, а может и фильмов, на основе моих сюжетов.
Мистер Пи- (самая длинная фамилия на «П» в английском языке, четырнадцать букв, более половины букв в латинском алфавите)- би, выяснил, что британский трансатлантический лайнер «Куин Мэри» уже ушёл, и придётся воспользоваться французским лайнером «Нормандия», что выглядело, конечно, не очень патриотично, но выбор был невелик, ибо другим был германский лайнер «Бремен», что было бы ещё хуже, с точки зрения патриотизма, разумеется.
Правда, я вовсе не был расстроен, я симпатизировал Франции, и «Нормандия» слыла самым стильным лайнером на Северной Атлантике, и лишь совсем недавно уступившем приз «Голубая лента» британской «Куин Мэри». Единственное, что действительно огорчало, так это то, что из-за недостатка времени пришлось садиться на него в Саутгемптоне, а не ехать специальным поездом с вокзала «Гар дю Нор» в Париже до Гавра, но тут уж ничего не попишешь, как говорят французы «a la guerre, comme, a la guerre», «на войне, как на войне».
Поезд плавно отошёл от платформы, провожающие, носильщики и прочий вокзальный люд, медленно поплыли назад. Я сидел один в купе вагона и бездумно смотрел в окно. За последние часы со мной произошло столько событий, сколько раньше не происходило и за целый год. Всё это не укладывалось в голове и всплывало в памяти отдельными фрагментами.
Между тем, поезд, не спеша попетляв на многочисленных стрелках, которых всегда много на привокзальных путях, вышел, наконец, на главный путь и решительно прибавил ходу. Вагон стал меньше дергаться и стал слышнее стук колёс. Ту-ту-тук, ту-ту-тук. Я сидел один в пустом купе, спиной против хода поезда и тупо смотрел перед собой. Я не люблю ездить спиной вперёд, но мне даже не пришло в голову пересесть. Я сидел и не знал куда деть руки: я, то скрещивал их на груди, то клал на подлокотники, то, извините, засовывал их под попу. Неожиданно я подумал, что если бы я курил, то такой проблемы бы не возникло, я бы вертел сигарету, или держал трубку и руки были бы заняты, а так …, наверное, поэтому, многие начинают курить, потому что не знают куда деть руки… Ту-ту-тук, ту-ту-тук, дробно отбивали колёса поезда.
Поезд мчался сквозь ночь, в окне мелькали редкие огни, капли дождя оставляли косые точки и тире на оконном стекле. Наконец я справился со своими руками и стал размышлять о том, что же всё-таки произошло, как же это так получилось, что я, оставив всё... Нет, не так! Не оставив, а бросив всё: уютный дом, интересную и денежную, - да-да, очень денежную! -, работу, привычный образ жизни, трясусь в полупустом вагоне поезда, мчащегося сквозь дождливую ночь. Но выстроить мысли в стройную картину не удавалось, слишком большой их ворох едва помещался в голове. Вспоминалась лишь фраза Глюкауфа, нашего многомудрого «мэтра», сказанная в конце разговора в кабинете мистера Бейли: «Сильные сделали то, что должны были сделать, а слабые пострадали так, как должны были пострадать». А потом он добавил, что это слова Фукидида, древнегреческого историка.
Сильные сделали то, что должны были сделать, а слабые... Да, точнее, пожалуй, не скажешь. А так как я, скорее всего, отношусь ко второй половине этой фразы, то вот я и трясусь в этом поезде.
Порыв ветра отбросил паровозный дым в сторону вагонов, в купе запахло сгоревшим углём. Этот запах и вернул меня к действительности. Сколько же времени? Я отдёрнул левый рукав, чтобы взглянуть на часы. Бог ты мой, уже прошло почти два часа, а я и не заметил. Скоро прибытие, и в самом деле, поезд стал замедлять ход, вагоны заскрипели, заскрежетали, ещё пара минут и вот, я уже на покрытой лужами платформе, навес над которой слабо защищал дебаркадер от моросящего дождя.
Дальнейшие размышления прервало появление носильщика, который принялся помогать мне с багажом. Очень вовремя, хватит размышлять, поздно, время действовать! В конце концов, если вспомнить, как я появился в издательстве на Эдишен-стрит, то это всё очень похоже, тогда тоже был весьма крутой поворот в моей судьбе. Мой дорогой читатель безусловно помнит, как меня тащил из паба под названием «Голова» посыльный издательства Сэм.
Уже совсем стемнело, когда я, вместе с другими пассажирами, попал на специальное судно, короткое ожидание, и вот оно уже лавирует среди других судов и идёт к громадному корпусу «Нормандии», стоящей словно остров в ожидании британских пассажиров на рейде Саутгемптона. Подъём по широким сходням и вот я уже на просторной палубе трансатлантического гиганта, а за спиной остаются многочисленные, но неясные, за пеленой мелкого дождя, огни портового города.
Приняв на борт британцев, «Нормандия» величаво повернулась и устремилась в своё эпическое путешествие к берегам Северной Америки. О корабле, о плавании, о встречах и происшествиях, случившихся в этом рейсе, о Нью-Йорке, я расскажу вам, мой верный читатель, как-нибудь в другой раз, и здесь будет, о чём рассказать, уж поверьте мне на слово.
Наверное, я просто немного устал, пробираясь сквозь тернии пролога, но без этой преамбулы, вам, мой дорогой читатель, было бы, не совсем понятно, как, каким таким манером я оказался в Вест-Индии.