У многих из нас высшее образование частенько спорит с, наверное, врожденным верованием во всякую чертовщину. Каша, в общем, в голове из четких знаний, что ничего такого нет и быть не может, и многочисленных «а вот моя бабушка рассказывала...»
А мне не бабушка — дед говорил, что давно (еще он маленьким был) в нашей деревне жила ведьма, бабка Степанида. Дом у нее на отшибе был. Окна вечно в нем наглухо занавешенными оставались. Чем внутри занималась хозяйка, никому ведомо не было, вот и пошли слухи, одни страшнее другого. То сияние на домом Степаниды видели, то из трубы дым не как обычно выходил, а круги над крышей выписывал. И кольца дымовые эти долго висели и ветер их разогнать не мог. Многие рассказывали, что слышали жуткие звуки возле ведьминого дома. А один мужичок даже поведал, что упал с лошади, лишь только с избой этой поравнялся.
— Зорька моя, кобыла тихая, потому как старая. Резвости в ней никакой. А тут на дыбы встала, меня скинула и в лес поперла. Я ее полдня потом ловил. Ну не просто ж так животина сбрыкнула, напугало ее что-то. Только никого на улице не было. Выходит, почувствовала Зорька что-то своим лошадиным нутром, ну прямо как волка. А может, и был он там, у Степаниды?
Бабы посмеивались над балаболом, мол, тут тебе и ведьма, и оборотень, ну прямо полный набор. Говорили:
— Лень, ты бы проспался как следует, а потом на кобылу свою лез. Она от перегара очумела, вот и скинула тебя.
Смех смехом, а Степаниду бабы побаивались. Говорили, что глазливая она. Что молоко у коровы или козы вмиг пропадет от одного ее взгляда, если хозяйка скотины чем-то раздосадовала эту ведьму.
Многие помнили, как Степанида появилась в деревне, и, рассказывая об этом, говорили, что уж точно ее нелегкая принесла, если не что-то похуже.
В жуткую грозу молодую девушку в полном беспамятстве нашел деревенский конюх. Дед был глуховат, как громыхало, слышал плохо, но зато видел как молнии плясали как раз вокруг того места, где лежала девушка. То ли в нее метились эти огненные плети, то ли наоборот, от кого-то защищали. Как понять?
Перепуганный старик побежал за помощью. Когда вернулся вместе с сыновьями, девчонка поднялась и стояла, словно статуя, неподвижно, ветер только платье на ней трепал. А ведь трое мужчин под его порывами сгибались, так сильно бушевал.
Старший сын конюха осторожно подошел ближе, взял девушку на руки и понес в деревню. Она вдруг обмякла, прильнула к его груди. У мужика сердце чуть не выскочило, дурные мысли в голову полезли, а ведь женатый был. Младший парень тоже на девчонку как завороженный глядел. Красивая уж больно. Только строгий взгляд отца мужиков отрезвил. А то б и подрались из-за нее, уже друг на дружку как петухи взъерошенные смотреть стали.
В доме у конюха ночная гостья проспала до утра. А на заре встала и деда подняла. Сказала коротко:
— Нельзя мне у вас. Беда будет.
Дед и не сомневался, видел, как сыновья ноздри раздували. Отвел девку в пустующую давно избу на окраине деревни. Там знахарка жила. Своих детей у нее не было, и дело свое врачевательное она никому не передала. То ли желающих не нашлось, то ли способных. Вот в дом никто и не вселился, ждали пока новая травница появится.
У бабки во дворе колодец был, огородик остался, зарасти еще не успел. Знахарка-то по весне преставилась, а девку дед в середине лета привел.
Показал ей все в новом ее жилище, наказал, если что, за помощью к нему обращаться и спросил, как зовут.
— Степанида, — ответила девушка.
— Стеша, значит, — сказал дед.
Девка помотала головой.
— Была Стеша, да вся вышла, теперь только Степанида осталась.
— Ну как скажешь, — не стал спорить старый конюх.
Он так в деревне и сказал. Что в доме у знахарки новая хозяйка, зовут Степанидой. Чтобы меньше девку тревожили расспросами, приврал, что она дальняя родня покойницы. Про то, как в деревне появилась, сначала и говорить не хотел, но сыновья уже такого наболтали, что пришлось ему правду рассказать, а то выходило, что девчонка эта чуть ли не с неба свалилась.
Люди удивлялись уже и тому, что молнии ее не убили. Кто-то сразу зашептал: «Только ведьмы нам не хватало». Но интерес к Степаниде был куда больше страха. Мимо дома знахарки теперь многие хаживали и по делу, и без. Все хотели посмотреть на девицу, которую даже гроза боится.
Дед-конюх помог Степаниде обустроиться. Сыновьям к ней ходить запретил строго настрого. Даже невестке наказал, чтобы за мужем глядела, а то он бед натворит. Вот тут бабье царство всколыхнулось в первый раз. От младшего сына деда многие слышали, что девка очень хороша. Ну так и деревенские бабы себя уродинами не считали. Только вот как с ведьмой тягаться? Теперь разговоры о том, что девица с нечистым дружбу водит, уже не шепотом велись.
Кто-то даже начал покрикивать, что надо гнать пришлую из деревни прочь. Но тут случилось неожиданное. У старшего сына конюха мальчонка заболел. Да так сильно, что фельдшер сказал, что и в больницу везти без толку, мол, до утра не доживет. Мать пацана взвыла раненой волчицей. От ее плача волосы на голове шевелились.
За криком ее нечеловеческим стука никто и не услышал. Опомнились только, когда Степанида уже у постели больного была. Все затихли, даже несчастная мать. Девушка поставила на стол бутылку с каким-то снадобьем и сказала:
— Дай сыну, — а после повернулась и прочь пошла.
Бабушка больного ребенка бутылку схватила, но тут же замерла, страшно стало, а вдруг отрава. Вдогонку закричала:
— А что там? Как ребенку-то давать не пойми что?
Степанида даже не обернулась, через плечо сказала:
— Не хочешь, не давай. Тогда утром внука своего оплакивать будешь.
Что было делать бедным родителям? И так беда, и этак не лучше. Решили попробовать. Уже через пару часов жар у мальца спал, он уснул крепко, а проснувшись ближе к обеду есть попросил. Так и сказал:
— Мам, в животе бурчит. Дай хоть пирожок.
Ему и пирожков и супчика свеженького и молочка парного дали. Ну и Степаниде целую корзину в благодарность отволокли.
Мать мальчика сама пришла. Муж ее порывался, да женщина слова свекра крепко запомнила и не пустила.
С того дня потянулись люди к Стеше за травками всякими да настоями и про то, чтобы выгнать ее из деревни уже помалкивали.
Во второй раз шум вокруг нее поднялся, когда у одной из соседок деда-конюха сын из армии вернулся. Алешку невеста ждала, уже и платье к свадьбе сшила, а тут вдруг парень увидел Степаниду. Ну и присох. К невесте ходить не стал. Мать про свадьбу у него спрашивает, а он только отмахивается, мол, не знаю будет ли.
— Как не знаю? — всполошилась мамаша. — Галка тебя ждала честно, а ты ее по боку? Ты мне это брось. Обещал — женись.
Лешка и сам понимал, что нехорошо все это, но поделать с собой ничего не мог. Не выходила из головы черноволосая красавица. Однажды матери сам в этом признался.
— Вот же ведьма! — распереживалась та. — Сынок, забудь про нее. Она тебя погубит. Ты старую знахарку нашу помнишь? Одна всю жизнь вековала. А ведь ребят за ней много ходило, один даже топиться удумал, хорошо спасли. Не бывает так, чтобы у такой как эти с семьей сладилось. У них тогда дар отбирают. Для Степаниды ворожба ее всякой любви дороже, поверь. А Галочка тебя любить до гробовой доски будет, деток тебе нарожает.
Алексей мать не послушал. Пошел вечером к дому знахарки, чтобы поговорить со Стешей, а вдруг глупости все, что о ней говорят. Шел и про Галочку свою даже не думал, словно и не было ее, а она вдруг возьми и окликни его.
Парень оглянулся, да тут же и присел от боли. Сердце сдавило так, что дышать сил не было. Бледный, по лбу холодный пот течет. Смотреть на него страшно.
Галинка крик подняла, люди прибежали. Ну а тут то ли страх свое дело сделал, то ли узнала девка, что Алешка на Степаниду заглядывается и от ревности наговорила, в общем по ее выходило так, что это ведьма во всем виновата.
Мол, Алеша к ней за травами для матери пошел, а она его приворожить решила. Вот он от приворота теперь и загибается.
Силу таких нечистых дел многие бабы в деревне знали. Кто сам привораживал, а у кого мужик от чужих приворотов на стены лез. Разбираться не стали. Кинулись к дому Степаниды, хотели к ответу призвать. А она сама к ним навстречу вышла. Бабы как увидели ее обомлели. Стоит, как вдова, в черном платке. Жуть!
Галя чуть в обморок не упала, подумала, что все, конец ее Лешке пришел. И она, и все кто к дому знахарки ринулись, языки проглотили. Только у матери Лехиной смелости и хватило спросить:
— Кого оплакиваешь, девица?
— Не вашего сыночка, — ответила Степанида. — Алексей к утру оклемается и про меня и думать забудет. А мое горе не вашего ума дела.
Как она узнала, что с парнем беда, уже никто не спрашивал, да и про то, зачем траур надела, тоже. Разошлись все. Галя с матерью кое-как доволокли Алексея до дома. Сидели с ним всю ночь. А он как проснулся, так просиял прямо:
— Галка, ты как тут? Неужто свататься пришла? — засмеялся. — Шучу. Скажи своим, пусть завтра сватов ждут.
Больше он про Степаниду ни разу не обмолвился, да и к дому ее не ходил. Осенью они с Галей свадьбу сыграли. Жили хорошо, душа в душу, троих деток нарожали.
Стеша тоже здравствовала. Одна, но ей словно от этого и легче было. Людям помогала, дурного не делала, с приворотами да прочими глупостями гнала прочь. До самой старости в деревне больше из-за нее шум не поднимался, ведьмой звать перестали. А как умерла, снова это слово вспомнили.
Дедушка мой с дружками на спор залезли в дом знахарки. Хотели доказать друг дружке, что смелые. Свет включать побоялись, думали, что лампочку в окне издалека видно. Родители могут узнать про вылазку эту, вот с фонариком по дому и шарились. Нашли тетрадку, большую, таких в школе не бывает. Вся она была исписана какими-то не то рецептами, не то заговорами.
Почерк в темноте пацаны разобрать не смогли, решили утром прочитать. Почти все из этой бравой компании вернулись домой незамеченными, и мой дед тоже. А вот дружка их Пашку отец в дверях поймал. И как на грех тетрадку эту у него увидел. Павел из всех пацанов один учился сносно, вот ему разбор записей знахарки и поручили.
— Это что? — строго спросил отец Пашку.
— В доме тетки Степаниды взял, — промямлил перепуганный мальчишка.
Он папашу как огня боялся. Тот что трезвым, что пьяным, мог и мать побить, если на пустом месте приревновал, и Пашку поколить, если тот не вовремя под руку попал. Зверь, а не мужик был. Его уже и стыдили, и грозили ему судом, а что толку? Для суда заявление надо, а мать Павлика и думать об этом боялась. Потому и сама битая ходила, и сыну синяки да ссадины то и дело мазью мазала, что знахарка дала. Заживало быстро, но так же быстро вновь появлялось. Отца и мужа из себя выводило, что у жены и сына синяков больше нет. Он тут же руки распускать начинал, метки, что ли, Пашке с мамкой его ставил, мол, мои, что хочу то и делаю...
— Читал? — отец почему-то вместо того, чтобы ударить по привычке, вопросы задавать стал. — Толковое есть что?
Пашка пожал плечами.
— Не успел. Один только листок разобрал. Там какой-то заговор денежный. Глупость полная.
— Глупость или нет, не тебе решать. Марш спать.
Отец отобрал у Пашки тетрадку и даже оплеуху тому не выписал.
Мальчишка, довольный тем, что его не били, уснул только лишь подушки коснувшись. Он спал так крепко, что не слышал, что люди на улице полночи кричали, не видел, как полыхал дом знахарки. Паше снился очень счастливый сон, в котором они с мамой шли по узкой тропинке в лесу. Мама смеялась, у нее на голове был венок из ромашек и васильков. Пашка почему-то подпрыгивал, то ли от радости, то ли потому что легко ему вдруг стало настолько, что даже веса в теле не ощущал.
Только утром мальчик узнал о пожаре в доме Степаниды.
То, что отца и мужа нет дома, особой тревоги ни у Павлика, ни у мамы не вызвало. Они частенько просыпались без него, знали уже, пошел искать бутылку, скоро явится пьяный и будет жизни учить.
Но мужик не появился ни к обеду, ни к вечеру. А потом вся деревня узнала, что кто-то сгорел в доме Степаниды. В деревне тогда пропал только один человек. Пашка сразу понял, что это его отец, рассказал матери и про тетрадку, и про то, что папка как-то странно себя повел, когда про денежный заговор услышал.
Люди потом говорили, что он, скорее всего решил найти что-то, что для этого заговора очень нужно было. Вот и полез в дом Степаниды. Наверное, тоже свет включать не захотел, как и мальчишки. Свечку зажег, а от нее уже и полыхнуло. Почему крепкий мужик не смог выбраться из горящего дома, осталось для всех загадкой.
Его в деревне никто не жалел. Все понимали, плохой был человек, да и в чужой дом не из любопытства полез. Нажива позвала. А вот про Степаниду снова сказали:
— Ведьма.
Только на сей раз никто знахарку не винил. Некоторые тихо (грешно ведь говорить так) вздыхали:
— Извела-таки этого изверга.
Пашка с матерью после похорон заглянули на могилку Степаниды. Потом часто навещали ее.
Люди долго еще говорили о том, что случилось, но уже без страха перед чем-то неведомым. Одному удивлялись, почему Стеша, зная денежный заговор, жила так бедно. Сделали вывод, что не захотела воспользоваться. Видимо, плата за богатство чересчур высока была. Вон Пашкин отец жизнью расплатился.
Не знаю, была ли Степанида ведьмой. Мой дед сам в этом сомневался. Так что думайте, как хотите. А я рассказала все так, как дедушка говорил, и ни слова не приврала.