Любительский перевод детективного романа кубинского писателя Леонардо Падура. Книга 1. Pasado perfecto / Безупречное прошлое (1991)
(Стр. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 )
------------------------------------------------------------
Заместитель министра жил на углу 7-й и 38-й улиц в трехэтажном здании с фасадом из красного кирпича и большими балконами, выходящими на бульвар. Дорожка из вбитых в землю плиток, проложенная по зеленому газону аккуратно подстриженной травы, вела к дому, элегантному и современному, несмотря на тридцатилетнюю историю, и к тому же вполне скромному по сравнению с окружающими его особняками. Конде и Маноло молча поднялись по лестнице и позвонили в дверной звонок квартиры, занимавшей весь второй этаж. За дверью послышались первые трели свадебного марша Мендельсона, пронзительные и ритмичные. Маноло улыбнулся и покачал головой.
– Проходите, пожалуйста, я вас ждал, – сказал хозяин, когда он открыл дверь, и Конде подумал: «А ведь я его знаю». Альберто Фернандес-Лореа был мужчиной чуть старше пятидесяти лет, но, без сомнения, он все еще отлично выглядел. «Он наверняка не курит и из тех, кто бегает в парке Марти», – подумал Конде, пытаясь вспомнить, где он его видел. Атлетическое телосложение заместителя министра, густые прямые волосы, спадающие до висков, и телосложение мужчины в полном расцвете сил навеяли мысль о перуанском прозаике Варгас Льоса на пике славы, и это было в точку.
Заместитель министра пригласил их сесть, извинился: «Секунду, если Вас не затруднит», – и направился к перегородке из неокрашенного дерева, которая отделяла комнату от того, что могло быть кухней-столовой. Гостиная была просторной, возможно, несоразмерной тому, что Конде представлял как часть квартиры, и он вспомнил, что именно здесь танцевал, разговаривал и смеялся Рафаэль Морин во время своего, вероятно, последнего появления на публике. Это было определенно приятное место, откуда через балконные стекла были видны высокие ветви королевского делоникса («огненного дерева»), и Конде прикинул, что летом с его оранжевыми цветами, покрывающими каждую ветку, это будет праздником для глаз.
Фернандес-Лореа вернулся, и Конде был совершенно уверен, что его лицо было очень знакомым: «Но откуда я его знаю, откуда?», – он понимал что, возможно, эта дополнительная информация могла быть ему полезна.
– Что же, спрашивайте, – предложил заместитель министра, и его голос прозвучал на несколько децибел выше, чем того требовала такая встреча. Он устроился в кресле с пластиковой обивкой и мягко покачивался. – Всех нас очень беспокоит исчезновение товарища Морина.
Конде посмотрел в томные глаза этого человека и почувствовал, что не может говорить, на мгновение он задумался, как ему следует обращаться к нему. Товарищ заместитель министра показался ему добродушным, педантичным и довольно вкрадчивым, Фернандес был каким-то безликим. И Конде захотелось как можно скорее закончить этот разговор, который он начал с такими сомнениями.
– Товарищ заместитель министра Фернандес, – сказал он наконец, и только услышав себя, почувствовал желание дать себе пощечину, – видите ли, это довольно необычный случай. Исчезновений как таковых на Кубе практически не бывает, и мы вынуждены вести расследование во всех возможных направлениях. На данный момент мы исключили версию похищения, а также версию незаконного выезда из страны…
– Нет, это невозможно себе представить. Только не с Рафаэлем. Я уверен, что с ним что-то случилось, несчастный случай, – предположил заместитель министра и извинился жестом. – Пожалуйста, продолжайте.
– На данный момент, – продолжил Конде и посмотрел на своего напарника, – у нас осталось только две версии: одна, которая пока что имеет очень мало логики – что Рафаэль скрывается по причине, которую мы не знаем; другая – что его убили по причине, которую мы также не знаем, но опыт подсказывает нам, что это могло произойти по любой причине, даже самой банальной. В любом случае в ночь перед своим исчезновением он был здесь со своей женой, чтобы праздновать Новый год, и, возможно, от вечеринки потянется ниточка, которая приведет нас к Рафаэлю. Вот почему мы здесь.
Заместитель министра отвернулся к перегородке и с некоторой нервозностью пошевелил ногой. Затем Конде уловил нескрываемый запах хорошего кофе и заранее поблагодарил его.
– Ну что ж, товарищи, – сказал наконец Фернандес-Лореа, не переставая раскачиваться, – по правде говоря, не знаю, чем я могу Вам помочь. То, что вы говорите – верно, на Кубе никто не исчезает, и в то же время пропадет всё. Это добавляет пикантности, не так ли? Что ж, если вам нужно моё мнение о Морине, то я могу высказать его. Я думаю, что Рафаэль был лучшим молодым специалистом в нашем управлении, которое отвечает за поставку материалов для промышленности и переговоры о продаже некоторых наших товаров. Я познакомился с Рафаэлем всего два года назад, когда меня перевели из отдела внешней торговли в министерство. И я буду откровенен с вами, с тех пор как я увидел, как он работает, то ни на мгновение не сомневался, что однажды он займет мою должность, – затем он понизил голос до обычного тона. – Я собирался назначить его, потому что сам я не был рожден для этого, ведь должность, которую я занимаю сейчас, это скорее случайность, чем призвание. Я вам честно говорю, потому что предпочитаю спокойствие офиса, где проводятся маркетинговые исследования, ежедневному водовороту министерства. И мне с каждым днем становится все труднее работать, и будет все сложнее и сложнее из-за того, что происходит в стране. Социалистический лагерь, неизвестно когда, но развалится... Кроме того, требуется определенная доля дипломатической работы, которая мне никогда особо не нравилась.
Заместитель министра слегка потер руки, а лейтенант Марио Конде почувствовал себя смущенным и почти разочарованным, потому что Альберто Фернандес-Лореа звучал искренне, несмотря на оболочку, в которую были обернуты его слова. «В конце концов, существуют же люди, которые не хотят быть похожими на Рафаэля», – подумал он.
– Я очень боюсь неудач и вдвойне боюсь насмешек, – продолжал мужчина, проводив взглядом по перегородке, – не знаю, достаточно ли у меня сил, чтобы нести такую ответственность, и я не планирую дальнейший карьерный рост. Тем не менее, работоспособность этого парня впечатляет, и его карьера находится на пике. Что я имею в виду? То, что Рафаэль Морин был безупречен в своей работе и, кроме того, у него было кое-что, чего мне не хватает: он был амбициозен, и я говорю в хорошем смысле этого слова…
И вот наконец из кухни вынесли кофе. Его принесли в трех чашках на хрустальном подносе, и в дополнение два стакана воды, а сзади шла женщина. «Добрый день», – сказала она, немного не дойдя до гостиной. Ей тоже было за пятьдесят, видно, что она торопилась, и выглядела по всей строгости. Морщинки вокруг её глаз образовывали веер агрессивных полос, а шея выглядела обвислой. Это была усталая женщина, в которой не было ни единого следа бодрого спортивного вида ее мужа.
– Лаура, моя жена, – представил ее заместитель министра, они поздоровались, и он уточнил, – Марио Конде и…
– Сержант Мануэль Паласиос, – помог ему Маноло.
Женщина предложила им кофе, и только Конде сделал два глотка воды, чтобы прочистить горло. Это был густой горьковатый кофе, и лейтенант поблагодарил еще раз.
– Это смесь бразильского кофе, который мне подарили, и кофе из магазина. Так на дольше хватает, и я думаю, что благодаря такой смеси становится вкуснее, не так ли? Потому что, в конце концов, качество кофе зависит не только от его чистоты, но и от вкуса, накопленного годами. Несколько месяцев назад в Праге меня пригласили выпить кофе по-турецки, и обещали лучший в мире, но я едва смог допить чашку, хотя я любитель кофе и пью даже тот, что продают в магазине напротив, – сказал он, и они понимающе кивнули.
Конде смаковал свой кофе и подумал, что с Маноло, должно быть, сейчас испытывает то же, что и Фернандес-Лореа в Праге: он предпочитал очень сладкий и легкий кофе в восточном стиле, который все еще готовила его мать.
– Так Вы говорили, что он был амбициозен?
– Да, и как я сказал, в лучшем смысле этого слова, лейтенант. По крайней мере, таково мое мнение, – сказал он и достал из кармана пачку сигарет. – Не хотите ли закурить?
– Спасибо, – сказал Конде и взял сигарету. «Значит, он тоже курит», –подумал он. – А что насчет его личной жизни? Что Вы знаете о Рафаэле Морине вне работы?
– Немного, лейтенант, по правде говоря. Я достаточно измотан работой, чтобы еще и зациклиться на этом, что, кстати, меня никогда не интересовало, уж извините.
– Но вы же были друзьями? – спросил сержант. «Маноло не выдержал», – подумал Конде и увидел, как тот принял позу кота, готовящегося к атаке.
– В некотором смысле, да. Мы встречались по рабочим вопросам и хорошо ладили в роли коллег. Но эти отношения длились всего два года и касались только работы, как я объяснил лейтенанту.
– А 31-го числа? – продолжал сержант, – Вы заметили в нем что-нибудь странное? Вы знали, что у него были проблемы с Дапеной, испанским торговцем?
– Я слышал о случае с Дапена и подумал, что это не мое дело. Я не знаю, какой информацией вы располагаете. Но 31-го числа я виделся с Рафаэлем, он как обычно говорил о работе, шутил или танцевал. Мы уже второй раз празднуем здесь Новый год, собираемся компанией и привозим поросенка из Пинар-дель-Рио, а я готовлю его на барбекю во дворе по соседству. Представьте, мой отец был шеф-поваром, и что-то мне передалось. Я хорошо делаю барбекю.
– Значит, он ни о чем не беспокоился?
– Насколько я видел, нет. Он даже пил немного, сказал, что у него не все в порядке с желудком.
– А не было ли у него проблем на предприятии, чего-то что могло заставить его скрыться?
Заместитель министра посмотрел на Конде, ища смысл этого вопроса. Его глаза засияли ярче, как будто он получил предупреждающий сигнал. Он не торопился с ответом.
– Проблемы могут быть разные, но чтобы такой человек, как Рафаэль Морин, решил исчезнуть, это должно быть что-то очень серьезное. Насколько мне известно, не было ничего такого, но в любом случае майор Рангель попросил у меня разрешения провести обыск на предприятии. Вы начнете завтра, верно? – он развел руками, и Маноло кивнул. – Хотелось бы надеяться, что ничего страшного нет, но последнее слово за следствием. А сейчас, пожалуйста, не просите меня сейчас сунуть руки в огонь. До сих пор Рафаэль Морин был отличным коллегой, и я буду думать так, пока не доказано обратное. Давайте подождем.
– Последний вопрос, сеньор, – вмешался теперь уже Конде, чтобы предотвратить очередной натиск со стороны Маноло. Ему показалась слишком очевидной тревога заместителя министра, чтобы это было простым предположением. Возможно, Фернандес-Лореа что-то предчувствовал или даже знал что-то. – Просто мы не хотим отнимать у Вас дольше время, тем более сегодня воскресенье. На какие средства Рафаэль Морин делал покупки за границей? Я имею в виду подарки, которые он привозил с собой, кроме тех, которые покупал для своего дома.
Фернандес-Лореа выразила классическое изумление: она слегка изогнул брови, а затем переступил с ноги на ногу, как будто ожидал очередную порцию кофе. Однако его голос зазвучал в три раза громче, чем на публичном собрании.
– Были ли проблемы у сотрудников из-за таких привилегий? Да, к сожалению.
Конде почувствовал, что Фернандес-Лореа сейчас заговорит на тему, которая ему неприятна, и уже собрался поблагодарить его, когда услышал Маноло.
– Извините, товарищ Фернандес, но я думаю, что ваша информация может нам очень помочь. Например, представительские расходы и тому подобное, кто назначал их Рафаэлю Морину?
Маноло задал вопрос, и Конде почувствовал, что готов одновременно смеяться и плакать, только бы выйти оттуда и он пнет его. Маноло нажал на нужную клавишу.
– Обычно он назначал их сам. Он же был руководителем, – признался Фернандес-Лореа и встал.
– А что случилось с предыдущим руководителем? – продолжал Маноло, – Кого заменил Рафаэль Морин?
– Он был отстранен примерно по аналогичной причине, неправильное распределение расходов и внутреннее мошенничество, но я действительно не могу поверить, что Рафаэль замешан в этом. По крайней мере, я не хотел бы в это верить, потому что я никогда себе этого не прощу. Как думаете, может быть в этом причина его исчезновения?
– Мы поймали, черт возьми, думаю, что мы поймали его! – почти кричал Маноло и превратил свое ликование в скорость. Они ехали в машине по Пятой авеню, и Конде уперся руками в бардачок машины.
– Расслабься, Маноло, – попросил он сержанта и подождал, пока скорость снизится до семидесяти километров. – Я думаю, теперь мы точно узнаем, почему Рафаэль Морин исчез.
– Ты видел Фернандеса, у него такое же лицо, как у Аль Пачино.
Конде улыбнулся и посмотрел на покрытую листвой аллею проспекта.
– В точку. С тех пор как я увидел его, то все думал: «Откуда его знаю?». Он похож на Аль Пачино. Ты видел фильм, в котором тот автомобильный гонщик?
– Я не запоминаю фильмы, Конде. Куда мы едем?
– Сейчас мы пообедаем, а потом разыщем бухгалтера предприятия. Надо посмотреть, сможет ли наша китаянка Патриция поехать с нами, чтобы именно она поговорила с ним. Хорошей стороной всего этого является тот факт, что все оборачивается так плохо.
Обед был компенсацией и большим преимуществом работы по воскресеньям. Поскольку воскресный обед в Центральном участке готовили примерно на двадцать человек, их ждали сюрпризы, которые иногда граничили с изысканностью хорошего ресторана. В то воскресенье для них приготовили рис с курицей, обработанный до консистенции паэльи, жирный и тяжелый, слегка желтого цвета и ароматный. Кроме того, жареные спелые бананы и салат из редиса, на десерт был посыпанный корицей рисовый пудинг. Даже йогурт был по вкусу, и его можно было выбирать: клубничный или ананасовый.
Конде, покончивший с рисом и курицей, закурил свою вторую послеобеденную сигарету и выглянул на улицу из окна кабинета, но ничего не увидел. Ему казалось, что Рафаэль Морин разговаривал с ним со школьной трибуны, и он слушал его в одиночку.
Вошел Маноло, изрыгая проклятия.
– Не обольщайся, Конде, на данный момент никакого бухгалтера. Вчера в полдень он отбыл в Советский Союз в учебную поездку.
– Держу пари, что это дело рук Рафаэля Морина. Но это не имеет значения, мы можем подождать несколько дней. В любом случае я не ожидал, что бухгалтер нам многое расскажет. Давай, поехали.
– Поехали куда? Но если бухгалтер…
Она попыталась протестовать, когда Конде уже вышел из кабинета и, не произнося ни слова, направился к стоянке машин.
– Поехали в направлении Бойероса, – приказал Конде, когда он занял свое место в машине.
– Так ты скажешь мне, куда мы едем? – спросил Маноло, не в силах понять намерение лейтенанта, хотя в тот момент он вспомнил свое первое впечатление о нем: «Он наполовину сумасшедший, но...».
– Мы встретимся с Гарсией из профсоюза, но не волнуйся, сегодня мы закончим пораньше. Я хочу, чтобы ты послушал, что Гарсия расскажет нам о «великом Морине»… Оттуда ты отправишься к себе домой.
Они свернули в сторону ранчо Бойерос и остановились у светофора на автобусной остановке.
– А как же Зойлита? Что мы будем делать, если она появится?
– Прилетишь пулей за мной со скоростью выстрела. А я навещу Тамару, мне нужно с ней поговорить, а потом заскачу на минутку к школьному другу, который хочет меня видеть, это в двух кварталах от Тощего, так что потом я остаюсь у него дома. Ты найдешь меня в любом из этих мест. Тебе обязательно нужно поговорить с китаянкой Патрисией, и скажи ей, что завтра рано утром мы едем на предприятие.
– Мне ехать прямо, верно?
– Нет, сверни на площадь Революции. Гарсия живет в Крус-дель-Падре, там, рядом со стадионом, – сказал Конде и вспомнил, что накануне вечером Индустриалес проиграли первую игру с Вегерос, и если они проиграют снова, его вечерний разговор с Тощим будет не очень приятным, как минимум с точки зрения лексики. Непрерывный гул, доносившийся со спортивной площадки, был обещанием острых эмоций, которыми Конде хотел бы насладиться. Но по воскресеньям нужно работать.
– Послушайте, возможно, у товарища Морина были какие-то проблемы с представительскими расходами, но то, что вы мне рассказываете… Похоже что Вы знаете об этом больше, чем я, и, возможно, вы правы, но я, Мануэль Гарсия, не поверю, пока не увижу своими глазами. И простите за недоверие… Я дотошный, и давно знаком с Рафаэлем, то есть с товарищем Морином, я ему полностью доверяю. Не хочу потом стыдиться самого себя за то, что был несправедлив. Это очень серьезно, и нужно доказать, не так ли? На предприятии есть люди, которые думают иначе, некоторые говорят, что он слишком контролировал расходы, и его критиковали на нескольких собраниях, но он учел это. Действительно учел, он умел самокритично относиться к вещам, он сам несколько раз указывал на недостатки, и в конечном итоге все снова проходило через его руки. Иногда я думаю, что он делал так потому, что многим было удобно, что он все решает, а также потому, что он не знал, как руководить иначе. Но те же, кто его критиковал, признавали, что у него почти всегда все получалось, и это поддерживало его статус, и я полагаю, что именно это имеет значение. У нас в профсоюзе никогда не было с ним проблем, и я был руководителем с тех пор, как он пришел на предприятие, так что я знаю наш профсоюз. Более того, он сам указал мне, что иногда руководство у нас было немного пассивным, и я сказал товарищу Рафаэлю, что мы собираем взносы и соблюдаем квоты на волонтерскую работу, выполняем запланированные мероприятия, решаем проблемы людей на собрания. Чем еще должен заниматься профсоюз, товарищи? На предприятии не было никаких проблем с тех пор, как три специалиста из валютного отдела устроили скандал, потому что они никогда не выезжали за границу, это было до того, как я стал генеральным секретарем, знаете, около двух лет назад, если мне не изменяет память. И мне стало ясно, что это проблема честолюбия, потому что эти люди не ездили в капиталистические страны. Но на встрече с профсоюзом товарищ Рафаэль объяснил, что административные решения являются делом администрации, и что у администрации были свои причины для принятия такого решения, и вскоре после этого товарищей перевели в новые предприятия. Но однажды Рафаэль сказал мне, что эти парни ему не понравились: «Видишь ли, Гарсия, они лишь хотели путешествовать». Да, с другими товарищами он прекрасно ладил, и это правда, что сказала Зайда. Он заботился обо всех, обо мне, а я простой начальник службы, он устроил мне поощрительную поездку в Чехословакию и очень много хорошего говорил обо мне на собрании. Нет, мы не были близкими друзьями, в моем понимании. Он пару раз приходил ко мне домой, когда жена заболела, а затем организовал поминки и похороны. И, хотя я иногда говорю себе, что он был немного странным, такой жест никогда не забудешь, и я должен быть благодарен, потому что на этой планете нет ничего хуже, чем быть неблагодарным. Так что вы должны простить меня, я не поверю в это, пока не увижу собственными глазами. Странные вещи? Ничего, ерунда, например, чтобы покупали ему овощи для еды, когда он был на предприятии, убирали в кабинете два раза в день, а шоферу он велел поставить тонированные стекла в машину, чтобы никто не видел, кто внутри. Банальности… В остальном спросите любого, даже тех, кто его критиковал, все очень обеспокоены произошедшим, и никто ничего не понимает… Это правда, что его убили, чтобы ограбить?
– Тебе не наскучило слушать комплименты про Рафаэля? Ты не думаешь, что мы ошибаемся и что он действительно отличный руководитель, и у него нет никаких проблем с представительскими расходами? Разве тебе не кажется, что он как «бог-отец» великодушен, непорочен, добр к людям, творит мир, раздает милости и дарит путешествия, как будто он хозяин мира? Или ты все еще думаешь, что он закоренелый мерзавец, который все просчитывал и обожал обладать властью?
– Конде, угомонись уже…
– Не волнуйся, напарник, нервозность становится моим нормальным психическим состоянием.
– Ну что, подбросить тебя к твоей подруге?
Конде кивнул, гадая, что ему сказать Тамаре и действительно ли необходимо снова с ней увидеться. Перспектива снова встретиться лицом к лицу с этой женщиной нервировала и сбивала его с толку. Он хотел покинуть вселенную Рафаэля Морина, но Тамара действовала как магнит, который притягивал его к самому центру этой вселенной и побуждал вернуться, как классического преступника.
– Маноло, еще рано. Я приглашаю тебя выпить. Мне нужно остыть.
– Не слишком ли опасна игра, в которую ты играешь, друг мой?
– Да, лотерея. И я выиграл наручные часы, – сказал он и наконец улыбнулся. – Мы слишком глупо увязли. Сверни за угол и припаркуйся на углу перед Майей.
Сержант Мануэль Паласиос подчинился и припарковал машину между грузовиком и такси в пространстве, в которое Марио Конде никогда бы не въехал даже на велосипеде. Они заперли машину, Маноло снял антенну, и они пошли к площади Майе Родригес, где был подозрительно чистый и хорошо освещенный бар, почти пустой в этот полуденный час. На стойке бара стояли бутылки рома Санта-Крус с поддельной этикеткой, несколько бутылок Гавана Клаб и абсент, которые ни один профессиональный пьяница не осмелился бы заказать даже во времена дефицита.
– Два двойных Карта Бланка, дружище, – обратился Конде к бармену и пододвинул банкетку, которую тут же занял его напарник. В баре было несколько посетителей, наверняка завсегдатаев, которые боролись с унынием воскресного полудня, потягивая ром из маленьких бутылочек, которые заставляли их запрокидывать голову, чтобы допить. А в это время магнитофон бармена играл подборку болеро для любителей выпить днем: Висентико Вальдес, Вальехо и Луис Контрерас, пели про длинную хронику разбитых сердец и трагедий, которые подходили к рому лучше, чем к имбирному элю или кока-коле.
Это был неизбежный ритуал: Конде всегда рассматривал посетителей убогих баров и пытался представить: почему каждый из них был там и что случилось в их жизни, если они тратили время и деньги на то, чтобы годами слушать одни и те же нудные песни, которые только подчеркивали их одиночество, жизненное разочарование, забвение или пережитое предательство. Он исчерпал свои последние усилия как потенциальный психолог и попутно без мучений занялся психоанализом самого себя, задаваясь вопросом, что он сам там делал, чтобы в конце концов выудить из себя правдивые ответы: просто потому, что ему нравилось быть там, чувствовать себя немного обреченным и забытым, просить еще выпить, послушать, что говорят другие, поговорить с самим собой и чувствовать, что время проходит, не мучая его. Иногда он просил выпить, чтобы подумать о деле или забыть о нем, отпраздновать или вспомнить, или просто потому, что эти места делали его счастливее больше, чем бар с высокими бокалами и разноцветными коктейлями, похожий на те шикарные бары, в которые он заходил миллионы лет назад.
– Что бы ты хотел сейчас сделать, Маноло? – спросил он у своего спутника, который чуть не поперхнулся этим вопросом после первого глотка.
– Не знаю, я просто выпью, а потом поеду к Вилме и буду спать до завтра, вот и все, – ответил тот и пожал плечами.
– А если бы ты не поехал к Вилме, то что?
Маноло наблюдал за своим напитком взглядом старого дегустатора, и зрачок его левого глаза аккуратно переместился к переносице.
– Мне бы захотелось послушать музыку. Обожаю слушать музыку. Я мечтаю о хорошей аудиосистеме со всеми эквалайзерами и прочими штучками, и парой колонок, очень больших, чтобы лежать на полу между ними, плотно прижавшись к ним ухом, и часами слушать музыку. Представляешь, мой отец так и не смог дать мне сто сорок песо, чтобы купить мне гитару. С этой гитарой я был бы самым счастливым парнем на свете, но если ты сын водителя, на зарплату которого живут шесть человек, то счастье должно стоить гораздо меньше ста сорока песо.
Конде подумал, что счастье и впрямь может быть совсем не дорогим, и попросил еще двойной ром. Он посмотрел на улицу, солнечную и холодную, по которой почти не проезжали машины, и обнаружил, что она совершенно пустая и тихая. Это было подходящее полуденное время, чтобы выпить и встретиться с женщиной, как это делает его напарник, или выпить с Тощим и поорать несколько часов на стадионе. Это был хороший полдень, чтобы быть живым и счастливым с гитарой или без нее, смакуя ром. И его горло благодарило его за это знакомое, кроткое тепло белого рома. Он думал, что много раз он тоже был счастлив и что когда-нибудь он снова будет счастлив и что одиночество – неизлечимое заболевание, и, возможно, однажды он возродит свои старые мечты: у него будет дом очень близко к побережью, дом из дерева и черепицы с комнатой для письма, и он больше никогда не будет жить в поисках убийц и воров, преступников и пострадавших, и Рафаэль Морин снова исчез бы из его памяти, и на поверхности остались бы только хорошие воспоминания, какими они и должны быть.
«Время спасает и защищает, поэтому прошлое не является неприятным, ужасным бременем, и вам не нужно идти к мосту и бросать свою любовь в реку...», – пелось в песне Висентико Вальда, которую они сейчас слушали.
– Ладно, послушай это, – сказал он Маноло и улыбнулся. – Как только кто-то выпьет пару стаканов, он хочет услышать что-то вроде: «По дороге с моста я пойду, брошу твою любовь в реку, посмотрю, как она падает в пустоту и уносится течением...». Не разве не мило, а?
– Как скажешь, – согласился сержант и снова посмотрел на свой стакан.
– Маноло, а ты косоглазый или нет?
Маноло улыбнулся, не отрывая взгляда от своего напитка, его левый глаз плыл по течению.
– В зависимости от ситуации, когда – да, когда - нет, – ответил сержант и допил свой напиток. Он посмотрел на своего напарника и показал ему пустую бутылку. – И чем бы ты хотел заняться прямо сейчас?
Конде тоже допил свой напиток и на мгновение задумался, чтобы ответить:
– Лечь на пол рядом со своим магнитофоном, растянуться и десять раз подряд прослушать песню «Земляничные поляны».
(Продолжение следует...)
Фото - Гавана (набережная)