О своих сложных отношениях со школой и первой работе Борис Гамиловский уже рассказывал. Теперь о следующем этапе - как он попал на телевидение.
Моё беспечное «авось» привело меня в 1967 году к дверям военкомата. Мама сразу же стала более задумчивой, а папа, приподнимая левую бровь, тяжело вздыхал и приговаривал, целуя меня в макушку, что армия меня научит ценить время, при этом голос его слегка дрожал. Сестра, работавшая в те времена в Алжире, обещала прислать моему командиру джинсы, чтобы не очень придирался. Обзвонил свою записную книжку, сообщив от А до Я, что уезжаю на Дальний Восток на путину (помните повесть Аксенова «Звездный билет», фильм «Мой младший брат») - в армию из нашей компании уходить было не клёво.
В армию не взяли. Приговор медкомиссии состоял из трех слов: вегето-сосудистая дистония. Группа - "Б". Не пригоден в мирное время, во время войны — в обоз, то есть ограничено годен. Да, в те времена вегето-сосудистая дистония еще входила в список препятствующих службе в армии заболеваний.
Эйфории не было, но встал вопрос о трудоустройстве, так как с работы в НИИ Гидрометеорологического приборостроения, где я был младшим лаборантом, уволился. Надоело сидеть в подвале, где размещалась наша оптическая лаборатория, ничего не понимая ни в оптике, ни вы выпрямителях, ни в прочей технике.
Нет, без дела я, конечно, не сидел. Более полугода прокантовался с приятелем-художником, оформляя вместе с ним плакаты к советским праздникам на московских вокзалах. Как-то я заработал там 500 рублей за короткий срок - бешеные деньги. Ездил на недолгие шабашки по колхозам. Как правило, товарищи приглашал меня уже на завершающем этапе строительства, когда нужны были легкие работы - вплоть до уборки мусора. Я не обижался — платили лучше, чем в НИИ. Неженкой не был, но измотался от нестабильности, от сельских неудобств и отлучек из Москвы. К майским праздникам 1968-го вернулся из Малоярославецкого района с деньгами, которые, по моим расчетам, позволяли некоторое время жить, не залезая в карман родителей.
Дачи, кафе, театры, любимый бар в гостинице «Россия» на 21-м этаже, кафешка на 2-м этаже в «Интуристе» с чудным черным кофе и берлинскими пирОжками (в те годы, до пожара в «России», пропусков не спрашивали). При всем при этом постоянно думал, чем заняться в перспективе. И вот однажды...
Голос мамы в телефонной трубке был безапелляционно твердым:
- Будь к 7 вечера дома. Это очень важно!
В тот день я никуда не выходил. С нетерпением дождался родителей с работы. На мои вопросы не отвечали, но я заметил, что мама купила торт, папа не переоделся в домашнюю одежду, на столе появились чайный сервиз «кобальт». Явно кого-то ждали! К семи часам раздался звонок в дверь, я побежал открывать и увидел свою любимую тётю Марину - мамину сестру. За чаепитием разъяснилось всё!
Тётя Марина, я звал ее до самой смерти именно так, работала в комке (комиссионный магазин) на Маяковке: в переулочке за магазином «Эфир» на улице Горького.
Она была простым продавцом, но «схвачено» у нее было не мало.
- Завтра,- сказала она, — пойдешь в Комитет Гостелерадио на Пятницкой, в отдел кадров. Спросишь Таю, она все расскажет. Будешь работать на телевидении. Фотки с уголком и трудовая книжка чтобы были.
Через три дня, без пятнадцати девять, я стоял перед милиционером на Шаболовке, 53, с открытым пропуском, где было написано, что я - Гамиловский Борис Михайлович - помощник режиссера главной редакции народного творчества. Это был июнь 1968 года.
Другие истории Бориса Гамиловского: