В выходные гуляли с младшей дочкой у парка Музеон.
Бойкое место, гоняют велосипедисты, бьют фонтаны, прогуливаются девушки со стаканчиками кофе. Народу очень много.
В таких толпах люблю прислушиваться, что говорят. Так, обрывки фраз, легкий звон непонятных бесед, симфония выходного дня. Кроме слов всегда ловлю интонацию, особенность звуков, течение речи. У меня очень чуткое ухо. Ухо старого москвича, к тому же с филологическим образованием. И я всегда уловлю даже легкий акцент, даже мягкий говорок.
И гуляя среди шумной толпы, вдруг понял: почти не слышно классической московской речи. Сплошь говорок да акценты. Нас с дочкой окружали «понаехавшие». Кажется, мы с ней были единственными москвичами на этом празднике жизни.
Все реже и реже слышу я привычную тягучую московскую речь. Многие мои старые друзья-москвичи разъехались по миру. Зато сколько нового народа прибыло. Из бывшего СССР, из бывших стран нашего «лагеря», да откуда угодно. Все сюда ломанулись. Москва резиновая, она всех принимает. Хоть штабелями, но спать уложит.
И я вдруг задумался: остался ли вообще москвич как таковой? Сохранился ли этот «биологический вид»? Ведь он был, был, я точно помню. Живу давно и всю жизнь — в Москве. Помню этих величавых старушек в темных платьях – со старинной камеей на груди. Помню вальяжных джентльменов на бульваре, что играют в шахматы по воскресеньям. Помню старые московские семьи, где пили чай поколениями из одних и тех же чашек кузнецовского фарфора, а вокруг – до потолка стеллажи с книгами.
До сих пор знаю одну обаятельную даму, немного старше меня, которая с рождения живет в одной и той же квартире в Трехпрудном переулке. В том самом, где когда-то жила Цветаева, о чем писала: «В переулок сходи Трехпрудный, если любишь мои стихи...»
Моя знакомая стихов не пишет, но она – идеальная москвичка. С немного вальяжными движениями, ироничной улыбкой, и всегда – каким-то приколом в одежде. Настоящие москвички, кстати, никогда не одеваются броско, вычурно. Только сдержанно. Но обязательно с трюком: трогательная шляпка или прикольная сумочка.
Но где эти москвички? Нет их, рассыпались, как букетик мимозы в руках Маргариты. Или доживают свой век в панельных домах Бирюлева, вспоминая с тоской уютную булочную, что была возле давно снесенного старого дома в Сокольниках. Даже не булочную, а «булошную».
Ну хорошо, двух-трех коренных москвичей среди знакомых я еще найду. Но и всё. В лучшем случае будут дети тех, кто приехал в Москву в середине прошлого века.
Да я и сам условный москвич. Мама – да, отсюда родом, а папа из вятской деревни.
И к чорту московский снобизм. Которого у меня совсем нет, если кому-то так померещилось.
На самом деле это всегда был город «понаехавших». В чем его сила. Москва всегда была вавилоном, статус обязывал. Все всегда рвались в Москву, даже три сестры, как мы помним по Чехову. Сам утонченный Чехов, между прочим, из Таганрога родом. Булгаков – уж на что обаятельно московский писатель – так он из Киева. Архитектор Щусев, построивший Мавзолей и гостиницу «Москва» – из Кишинева. Великий Иофан, который придумал семь сталинских высоток и Дом на набережной – он из Одессы. Композитор Дунаевский, автор московского гимна («Дорогая моя столица») – из-под Полтавы. Эльдар Рязанов, воспевший Москву в своих фильмах – из Самары.
Да, москвичи еще остаются, которые гордо так: «Я в седьмом поколении». Но их становится с каждым днем все меньше. Размывается слой. Уходит натура.
Сюда врываются новые скифы. Целые полчища. Они жадны до приключений и денег, они готовы много работать, они выносливы и страшно упрямы. Собянин им строит широкие улицы, чтобы все разместились, чтобы каждый скиф мог горделиво цокать по плитке, глядя хищно вперед. Туда – где сияют на закате башни Москва-сити.
Москвичей тут почти не осталось, как бы ни грустила Цветаева. Но каждый новый яростный скиф – он москвич. Потому что примчался, вторгся, завоевал этот город. Он тут навсегда. Он тут главный, лучший, нарядный.
У него где-то в прошлом – Абакан, Нефтекамск, Барнаул, Ташкент и даже – не поверите – Рио. Да, я знаю девушку, которая сюда приехала из Рио, давно вышла замуж и – хоть с португальским акцентом – но все же с русской фамилией.
И все они теперь москвичи. Вполне настоящие. Быть может, куда больше, чем я или те старушки с камеей. Мне и старушкам квартиры-бульвары достались и так, а эти взяли город упрямством и силой.
А победитель, как известно, получает все.
Алексей БЕЛЯКОВ