Аглая принялась будить Захара и Машеньку. И каков был её ужас, когда она поняла: дети не просыпаются! Их тела била дрожь, терзал озноб, кожа горела. Прислушиваясь к тяжелому, учащенному дыханию, мать, поочередно укутав дочь и сына, уложила их в телегу и поспешила к колдунье...
Продолжение.
— Бабушка Матрёна! Умоляю, отворите! — тарабаня в окно, горячо просила Аглая.
В окне отразился свет керосиновой лампы и возникло лицо старухи. Заметив детей в телеге, Матрёна исчезла и уже в следующее мгновение оказалась во дворе. Подхватила девочку на руки, указывая Аглае взять сына и нести в избу.
— Явилась таки! Дошло, наконец, до тебя? — злилась колдунья. — На мою кровать деток уложим. Ох, горят бедняжки из-за мамки своей глупой! Хорошая ты баба, добрая, сердечная, но мать из тебя никудышная, Аглая! Кукушонка чужого пригрела, своих детей в гроб свела!
Услышав последнее, Аглая упала в беспамятстве средь комнаты. Привел женщину в чувства ушат холодной воды.
— Очнулась? — склонилась над ней старуха.
— Они умерли?! — переводя взгляд на лежащие тела детей, застонала Аглая.
— Типун тебе на язык! Тьфу, тьфу, тьфу! — плюнув и перекрестившись, проворчала Матрёна.
— Ну, вы же сказали... — не смогла договорить Аглая.
— Чуть успели! Ежели бы ко мне не пришла на рассвете померли. А теперь бояться нечего, моя изба лечит.
Взяв с печи тюбик пахучей черной жижей, ведьма, капнув на пальцы, помазала ей губы детей. По избе разносились непонятные для Аглаи заклинания. Дыхание детей становилось ровным, спокойным. Жар спал, озноб прекратился. Сын и дочь словно погрузились в безмятежный сон.
Сидя на полу у кровати и утирая слёзы, Аглая усердно молилась.
— Ну, вот и всё. А крепкий сон остатки хвори снимет! — заверила колдунья.
— Благодарю вас, бабушка Матрёна, — упав той в ноги, плакала Аглая.
— Ну, полно! Успокойся, глупая, пойдем за стол. Тебе тоже силы восполнить требуется, — позвала в кухню хозяйка дома и поставила кружку с душистым отваром. — На вот, пей!
Аглая сделала несколько глотков. Отчего по телу расползалось тепло. На душе полегчало, тревога отступила.
— Расскажите мне, прошу вас. Расскажите мне всё! — наконец произнесла Аглая.
— Ох, девонька, поверишь ли? —сверкнув глазами, выжидала колдунья.
— После того, что я видела этой ночью своими глазами, поверю.
— Быть по твоему, — вздохнула старуха. — После гибели мужа, по следам его и твоим слезам пришла нечистая сила. Сама Шишимора, будь она неладна, пожаловала. В народе её Кикиморой болотной кличут. И не одна, а с дитём своим. Порой лесные твари родненьких детёнышей людям на воспитание подкидывают. Обузу свою на чужие плечи возлагают. Точно кукушки подкладывают своих кукушат в чужие гнёзда. И, как всякий кукушонок, тот стремиться избавиться от тех, кто мешает ему откормиться, выкидывая остальное потомство из гнезда на погибель. Получив знания, откормленный и подросший, так или иначе, достигнув одиннадцати лет, в лес сбегает. Так и Егорка твой ненаглядный избавляется от кровных тебе детей. Забирая жизненные силы, нагоняя хвори. И всё ради живота своего. Ежели сыночка с дочерью спасти хочешь, выход один: вернуть кукушонка матери кукушке!
Если бы Аглае сказали подобное раннее, крик бы подняла, скандал учинила с обидчицей. А теперь глаза её очарованные открылись, пелена спала. На всё согласная мать утвердительно кивнула головой.
— Идём. Спешить надо! Детки твои пусть здесь остаются, моя хатка их сохранит. Время у нас до рассвета, — скомандовала Матрёна.
Взяв лампу, две женщины, молодая и старая, засеменили по тёмной улице. Остановившись у избы Аглаи, колдунья вытянула из плетня хворостину:
— Тут оставайся! И смотри, не вздумай на вопли детеныша поддаться и помешать мне! — пригрозила она и скрылась в стенах дома.
В скором времени раздался детский плач, и в дверях показалась колдунья, держащая отпрыска лесной нечисти. Присев на ступени и положив истошно орущее дитя на колени, хлестнула раз хворостиной. Отчего тот завизжал не своим голосом: будь он поросенком. Подождав и оглядевшись по сторонам, старуха хлестнула второй раз. Крик перерос в ещё более оглушительный свинячий визг. Сердце Аглаи ёкнуло и наполнилось материнской жалостью. Женщина сделала несколько шагов, намереваясь остановить колдунью.
— Дура! Стой, где стоишь! Забыла, о чём я тебя предупреждала? Жалея его, своих детей на смерть обрекаешь! — прохрипела старая колдунья.
Аглая упала на колени и горько заплакала. А колдунья тем временем хлестнула подкидыша хворостиной в третий раз. Раздался хриплый мужицкий вопль. Будь на её коленях не малое дите, а крепкий, горластый мужик. В следующий миг послышался шелест травы, с грохотом и треском разлетелся плетеный забор. В свете полной луны показалась та самая полуобнаженная, огромная чудная баба, что уже видала Аглая.
— Отдай! — просипела Шишимора дрожащим голосом, протягивая руки к старухе.
— Явилась, проклятая, за своим кукушонком! — крикнула Матрёна.
И, ослабив хватку, отпустила ребёнка. Тот же, ранее не ходивший, оскалив мелкие зубки на прощанье, вскочил на четвереньки и в считанные секунды примостился на руках Шишиморы.
— Забирай и возвращайся, откуда пришла. И чтобы духа нечистого, ни твоего, ни его, здесь не было! Ещё раз сунешься, клянусь, не пожалею! Сверну шею твою мелкому гаденышу! — пригрозила колдунья.
Сверкая глазами и скрипя от злости зубами, крепко прижимая к себе детеныша, Шишимора попятилась в темноту.
Послышался первый крик петуха, известивший о скором рассвете. А вместе с этим растворилась и лесная нечисть. Зарёванная Аглая, поднявшись на ступени, присела бок о бок с уставшей Матрёной.
— Успели, — тяжело вздохнув, проговорила старуха. — А сейчас поди обмети печь и углы в избе, — и, отдав прут, коим хлестала сына Шишиморы, добавила: — Хворостину не выбрасывай, над дверью в избу повесь. Защитит от нечистой силы.
Аглая поднялась и направилась в дом. Замерев в дверях, она обернулась и тихо спросила:
— Бабушка Матрёна, почему именно меня нечистая сила выбрала в мачехи для своего детёныша?
— Ох, девонька! Мы, люди, часто в других ошибаемся. Не видим истинных намерений. Не замечаем корысти и мерзости, что скрывает человеческое лицемерие. Мы слабы, а нечистая сила зрит в корень. Ежели чёрная душа у человека - нечисть то видит, так же и светлую примечает. Духов не обманешь, не проведешь. У тебя душа светлая, чистая. Сердце милосердное, поступки благородные. По совести живешь, сердечко слушаешь. Потому и приметила тебя кукушка в матери для своего кукушонка. Другая бы избавилась от подкидыша, а ты приняла. Шишимора знает, в чьё гнездышко дите подбрасывать. Кормилицу издали примечает. Ну, ты уже ничего не бойся. Прогнала я стерву окаянную. Не воротится! Детки поправятся, и вернется жизнь на круги своя, — успокоила колдунья Аглаю.
— Благодарю от всей души, бабушка. Если бы не вы... — прошептала Аглая, с трудом сдерживая вновь накатывающие слёзы.
— Ну, полно плакать. Делай, что сказано! — напомнила Матрёна.
С легким сердцем Аглая переступила порог избы. В сердце вспыхнул огонек надежды.
Конец.
