Первая часть рассказа "Личная жизнь министра"
Рассказ второй
Возвращение
В окно заглянули лучи солнца. Ирина зажмурила глаза, затем осторожно посмотрела на часы, стоящие на письменном столе. Половина седьмого, раннее летнее утро. Прислушалась, родители разговаривают на кухне полушёпотом, собираются на работу. С трудом расслышала три слова: «Слава Богу, вернулась». Полчаса лежала молча с закрытыми глазами. Хлопнула дверь, первым на работу, как всегда, ушёл папа, Василий Иванович. Ему на мебельный комбинат ехать через весь город. Мама гремела посудой на кухне, открывала и закрывала холодильник, потом что-то делала в ванной, напевая весёлую песню. Заглянула перед уходом в комнату Ирины, подумала, что ещё спит, будить не стала. Снова хлопнула дверь.
«Вот я и дома», - Ирина осторожно встала с кровати, одела домашние тапочки со смешным пушком, села за стол, посмотрелась в маленькое зеркальце. Ещё два дня назад она жила в далёком селе Михайловка Юрьевского района, работала целый год в малокомплектной школе учителем математики и информатики. Словно кадр из кино, промелькнул уютный домик бабы Фаи, одинокой, доброй старушки, заботившейся весь год об Ирине, словно о родной внучке. С утра баба Фая, наверное, набрала в огороде свежих огурцов, срезала несколько стрелок зелёного лука, сейчас готовит завтрак. Только теперь для себя одной. Уже несколько лет живёт баба Фая одна. Ирина весь год была для неё, по сути, семьёй. По вечерам пили чай с вкусным вареньем, говорили о школьных новостях, о проделках «няумной» собачки Жульки, о городе, в котором Фая была последний раз лет двадцать назад…
Ирина зашла в ванную. Включила воду, подержала в руках флакон шампуня, понюхала душистое мыло. Несколько лет назад папа сделал в квартире ремонт. Ванную обложил нежно-голубой плиткой, поставил новую финскую сантехнику. Ирина потрогала воду, разделась и легла, закрыв за собой шторки со смешными рисунками дельфинов. Вспомнилась почему-то ученица десятого класса разбитная Светка Узлова, сказавшая однажды: «Больше всего на свете хочу съездить в город, полежать в ванной, с головкой окунуться в тёплую прозрачную воду». Ирина улыбнулась. Сама весь год мечтала о городских удобствах. Где они теперь её десятиклассники? Что делают? Куда повели их пути-дороги? Опять вспомнила бабу Фаю, сказавшую как-то о Светке: «Оторва растёт, вся в мать. Та в семнадцать лет принесла её в подоле, и эта того и гляди». Встала под душ. Тёплые струйки побежали по телу. И опять в мыслях далёкая Михайловка. Весь октябрь шли проливные дожди, дороги размыло. Продукты привозили через день на тракторе. Тракторист, дядя Серёжа, коренастый, постоянно улыбающийся, в шутку называл себя отцом-кормильцем для всего села. А в жизни Сергей Сергеевич Колабродов был родным братом школьного завхоза Анны Коронидовны. Точнее, не совсем родным, общая была мама, разные отцы. А ещё отец-кормилец был настоящим отцом Евгения Колабродова, ученика девятого класса, теперь уже десятого. Вчера ранним утром, провожая её до автобуса, покрасневший от волнения Женька сказал, что любит её и поцеловал. А ещё просил, чтобы она обязательно его дождалась, там в городе, и не вздумала замуж за кого-нибудь выйти. Ирина обещала. Конечно она дождётся. Как же иначе, сама уже который месяц любит его, думает о нём каждую минуту. Удивительная всё-таки жизнь. Год назад Ирина со слезами уезжала в эту неведомую Михайловку, словно преступница в ссылку. Она даже завела маленький календарик, чтобы зачёркивать каждый прошедший день и считать, сколько их осталось до возвращения домой. А сейчас уже хочется обратно. Снова почувствовать его прикосновение, его нежные губы, услышать голос. Как стрекотали кузнечики вчера утром, когда они шли молча по просёлочной дороге к указателю «на Михайловку», что стоит на трассе и, где точно по расписанию, останавливается проходящий автобус. Ирина долго смотрела в заднее окно, Женька махал ей рукой, потом превратился в маленькую точку. Ирина представила, как он медленно идёт обратно по той же просёлочной дороге. О чём он думает?
На вокзале её встретили счастливые мама и папа. Дома долго разбирали деревенские подарки, которые собрала ей баба Фая. Связки сушёных грибов, две банки варенья, пакет свежих огурцов и даже три десятка «свойских» яичек. Родители с умилением разглядывали её почётные грамоты. Одна за успехи учеников на районной олимпиаде, другая от администрации совхоза за кружок по основам информатики, который Ирина дважды в неделю по вечерам вела в последние месяцы в сельском клубе. «Ну вот, а мы всё волновались за тебя с матерью, места себе не находили», - произнёс отец и потянулся за папиросой.
Вечером, перед сном, в комнату к Ирине зашла мама, села на край кровати. «Не стала тебе писать, а теперь скажу. Лёшка пару раз приходил. Долго стоял под твоим окном, зайти постеснялся. Вот ведь паразит. Как родного приняли. Оставаться у тебя позволяли. Видимо камень у него на сердце. Не спокойно ему. Ну что же теперь, женился на другой, не пеняй на судьбу». Роман с Лёшкой длился три года, Ирина была уверена, что станет верной женой, а как же иначе, первый мужчина. Сколько же слёз выплакала, узнав об измене. Теперь это не имело никакого значения. И не любовь это была, скорее первая нежность…
Рассказала маме о Женьке. «Ирка, ты с ума сошла! Он же ещё ребёнок!» Как всегда, в подобных случаях, мама вскочила и побежала к отцу. Отец – по-мужски мудро, рассудил: «Молодость, мать –это недостаток, который, увы, очень быстро проходит».
Выйдя из ванной, Ирина едва успела одеться и высушить волосы, как раздался звонок. На пороге стояли однокурсницы – подруги Вера, Света и Лариса. Долго охали и ахали, разглядывая загоревшую и похорошевшую Ирину. «Ты прямо как с курорта». Внимательно изучали покупки, сделанные за год Ириной в сельском магазине. Там, в ту пору, в отличие от города, где был страшный дефицит всего и вся, особенно одежды и обуви, можно было купить много чего хорошего. Ирина к тому же получала неплохую зарплату с сельскими надбавками, а тратить особенно было не на что. Вот и купила себе две пары модных румынских туфель, красивый костюм, зимние сапоги на высоком каблуке и кое- что так, по мелочи. Подруги, в отличие от Ирины, кто как, разными способами, остались в городе, но особого счастья в их глазах заметно не было. Светка сильно располнела, начала курить. У Лариски разладились отношения с молодым человеком. Веруша, как всегда, всем недовольна, особенно советской действительностью. И всё-таки, Ирина рада их видеть, скучала по ним весь год.
Куда пойти работать ещё не решила, наверно нужно пойти в гороно, узнать, может быть есть какие-нибудь вакансии. Но, как часто бывает в этой жизни, работа сама нашла её. Был обычный летний вечер. Ирина пошла прогуляться на аллею в парк, располагавшийся совсем недалеко от дома. В парке много красивых клёнов, сосны, есть даже вековые дубы. Где-то совсем рядом стучит дятел, а ещё кукует кукушка. Аллея совсем пустая, только на одной скамейке сидит молодая мамочка с коляской. Ирина села в начале аллеи, почти у самого входа в парк. Здесь густые заросли сирени и черёмухи. «Как у нас в Михайловке. Возле школы», - отметила про себя Ирина. Грустно улыбнулась при слове «у нас». Именно на этой скамейке они с Лёшкой целовались в первый раз. Тогда был май. Цвели сирень, и черёмуха. В воздухе стоял удивительный аромат. Ещё полгода назад при этом воспоминании, наверняка потекли бы слёзы. Но сейчас Ирина подумала: «Как хорошо было бы посидеть здесь с Женькой». Вчера пришло первое письмо от него. Ирина весь день читала его и перечитывала, подносила конверт к губам и целовала. Длинное трогательное письмо. В нём – все накопившиеся в мальчишеской душе мысли и чувства. Хотелось плакать, смеяться, прыгать от счастья. Ирина закрыла глаза, начала мысленно вспоминать письмо, строчку за строчкой, улыбаясь от нахлынувших чувств.
«Ира Кудринская. Это ты? Какая ты стала! И не узнать». Ирина открыла глаза. Рядом со скамейкой стояла высокая, стройная женщина в модном костюме с пышной причёской. Лидия Витальевна Медведева была директором шестьдесят шестой школы, в которой Ирина училась, начиная с четвёртого класса. Школа находилась совсем рядом с её домом, в соседнем дворе. Ирина всегда восхищалась тем, как Лидия Васильевна одевалась, как следила за причёской и лицом, как говорила, как держала себя. Лидия Витальевна присела рядом на скамейку: «А говорили, что ты уехала в сельскую школу». «Да, целый год отработала. Маленькое село, двести пятьдесят километров отсюда. Но такое красивое. Волга рядом. Школа замечательная». Лидия Витальевна достала из сумочки зеркальце, посмотрелась, снова убрала: «А что же вернулась? Понимаю. Домой потянуло, в город. Это правильно». Ирина отметила как она красиво произносит каждое слово, медленно, со смыслом. «Нет, Лидия Витальевна, я бы ещё поработала, но вышла основная математичка из декрета. Часов свободных не осталось, только информатика в десятом. Это два часа всего». «Так ты и информатику вела?»! Да, только «безмашинный» вариант». «Так, так», - Лидия Витальевна задумалась: - А теперь чем думаешь заняться?» «Не знаю пока», - откровенно ответила Ирина и даже покраснела от смущения. Где-то совсем рядом снова заколотил по коре дерева дятел. «Приходи ко мне завтра, потолкуем». «Я и сама хотела. Соскучилась по родной школе». Лидия Витальевна выбросила в рядом стоящую урну какой-то комочек, смахнула с плеча упавший листок: «Я там теперь не работаю, второй месяц как заведую районо в соседнем районе. Я сейчас запишу тебе адрес и телефон». Лидия Витальевна вырвала листок из красивого кожаного блокнота, достала ручку с позолоченным пером и написала мелким почерком адрес и телефон: «Завтра, в пять вечера жду тебя». Лидия Витальевна попрощалась и ушла быстрой походкой деловой женщины. После неё возле скамейки остался аромат дорогих французских духов.
Так Ирина стала работать методистом межшкольного центра информатики и вычислительной техники Октябрьского района. Центр располагался на первом этаже большого старинного здания. Несколько классов с компьютерами, в одном из них интерактивная доска, большая редкость для того времени. В центр приходили для практических занятий школьники из различных школ района, где ещё не было компьютеров и преподавался «безмашинный» курс. Приходили и преподаватели, приобретать навыки работы с техникой. Среди них было много мужчин, кое-кто начинал флиртовать с Ириной. Но она старалась не реагировать. Работы было много, домой возвращалась поздно вечером. На столе её ждал дорогой конверт. Женька писал каждый день. «Пляши давай, опять письмо. Ну он у тебя прямо писатель», - с доброй улыбкой встречал Ирину у дверей отец. «Ты хоть умойся, поешь сначала», - включалась в разговор мама, выходя с кухни в фартуке. Ирина раздевалась на ходу и бегом в комнату к письменному столу. «Ну, прямо, как сопливая девчонка-школьница», - ворчала мама. «Любовь!» - с улыбкой говорил отец, разводя руками.
В октябре, как и год назад, зарядили ливневые дожди. Тогда они нагоняли на Ирину тоску, казалось, что это слёзы струйками спускаются на землю с небес. Сейчас настроение совсем другое, она дома, рядом мама и папа, у неё интересная работа, у неё Женька, письма которого, словно отблески костра в ночи, озаряют душу. За самыми простыми словами столько чувств, столько доброты, столько любви. Иногда Ирина начинала думать: «А может я преувеличиваю, может просто придумала себе этот светлый образ, а Женька самый обычный парень, такой же, как и все. Со своими достоинствами и недостатками. Да пусть достоинств больше, но и недостатки, наверняка, есть. Она их не видела пока, да и отношений, по сути, пока и не было. Любовь по переписке – это и много, и мало».
В один из октябрьских вечеров, когда уже зажглись фонари и многочисленные прохожие под разноцветными зонтами заспешили с работы домой, Ирина осталась одна в кабинете. Готовила материалы к завтрашним занятиям. Открылась дверь и вошёл Лёшка. В красивом длинном плаще, фиолетовом берете, с зонтом с бамбуковой ручкой. «Привет, это я» , - проговорил таким тоном, будто расстались они только вчера и договорились встретиться сегодня. «Здравствуй. Чем обязана в столь поздний час?» - Ирина старалась говорить спокойно, но это давалось ей с трудом. «Соскучился, давно не виделись. Быстро ты, однако, выбралась из своего захолустья. И работку нашла не пыльную, с перспективой», - Лёшка говорил громко, почему-то усмехаясь. «Что тебе нужно? Я вообще-то занята, как видишь», - Ирина кивнула на кипу перфокарт. «Ты мне совсем не рада? Не скучала по мне?». «Нет». «Не верю. Ты просто фасон держишь, а сама, наверняка, плачешь по ночам?» Разговор принимал неприятный оттенок. Ирина хорошо знала этого человека. Понимала, что всё, что говорится – бравада, стремление скрыть истинные чувства. Он всегда был не совсем понятный, немного «мутный», как говорила подруга Вера. «Ир, тут в соседнем здании кооперативное кафе открылось, по вечерам тоже работает. Живая музыка и всё такое. Давай посидим немного. Часик, два не больше. Очень хочу поговорить. Так много сказать тебе хочу», - Лёшкин голос изменился, стал теплее, появились просящие нотки. «Может и правда что-то случилось, зачем-то же он пришёл. Посижу часик, от меня не убудет, в конце концов. Это даже интересно», - мысли в Ирининой голове возникали одна за другой, словно морские волны, догоняющие друг друга во время прилива.
В кооперативном кафе было совсем пусто. Может потому что будний день, или быть может посетителей отпугивали высокие цены. На каждом столике, рассчитанном на двоих, стояла большая лампа с розовым абажуром. В зале действительно играл ансамбль. Лёшка заказал ей бокал вина, себе двести грамм водки. Пытался шутить, говорил обо всякой ерунде. Потом перешёл к главному: «Знаешь, Ирк, я, кажется, ошибся. Ты только не перебивай меня, дослушай», - Лёшка налил себе водку в стакан, выпил залпом, без закуски: «Мне стало скучно тогда с тобой. Ты слишком правильная, что ли, доверчивая, преданная. Всё по плану. Всё по-честному. Как папа с мамой научили. Ты – как горячая вода в жару, напиться можно, а жажду утолить, нет. Я начал думать, ну женюсь сейчас, ну поселимся мы у твоих родителей в конуре, будем жить, словно в клетке. День похож на день. Ни страсти, ни эмоций. Если хочешь знать, я тебе и до Оксаны изменял. Была у меня девушка там, в родном посёлке. Я ходил к ней, когда к матери ездил, раз в две недели. Потом возвращался, в глаза тебе смотреть не мог, а ты всё: Лёшенька, Лёшенька, любимый. Никакой гордости. Оксанка другая и дело не в машине, не в деньгах, и даже не в квартире. Я с ней, как на аттракционе «Американские горки». Вверх – вниз, вниз – вверх, то в жар, то в холод. Сначала это так заводило, так будоражило, а потом пришло понимание, что всё игра, просто игра. Понимаешь, Ирк, повзрослел я. Понял, наконец, какое счастье потерял, своими руками выбросил на свалку». Лёшка налил себе ещё стакан водки, снова выпил залпом, закусил кусочком сыра: «Ир, я понимаю, что выгляжу совсем идиотом, но пойми меня, прости. Люблю я тебя по-прежнему, плохо мне без тебя, Ирк». За окном ударил гром, сверкнула молния, струйки дождя забарабанили по стёклам больших окон кафе. Ирина выразительно посмотрела на часы: «Лёш, извини, скоро троллейбусы перестанут ходить, а пешком под таким дождём что-то совсем не хочется». Лёшка схватил её за руку, начал вспоминать, как им было хорошо вместе, а потом вдруг заплакал. Ирина совсем растерялась. Погладила его по руке, потом по волосам. И поймала себя на мысли, что совсем ничего не чувствует к этому человеку. Он безразличен ей. Господи, как же она раньше не видела ничего, он же заурядный эгоист, да к тому же ещё и слабохарактерный человек. Да, немного жалко его, может быть, в самом деле, запутался. «Ладно, хорошо, не буду говорить пока о Жене, пощажу его самолюбие», - Ирина начала собираться. «Лёш, мне, правда, пора, уже половина девятого». Лёша позвал официанта, заказал ещё водки. Ирина решительно встала и уверенно пошла к выходу. «Ты жестокая! Жестокая!» - кричал Лёшка вслед. Пока шла с троллейбусной остановки, струйки дождя стучали по зонту и Ирине всё слышалось: «жестокая, жестокая, жестокая».
…А дома Ирину ждал сюрприз. Пришло очередное долгожданное письмо от Женьки. Скоро осенние каникулы. В медицинском институте, куда он собирается поступать после школы, день открытых дверей. И он уговорил родителей отпустить его, соврал, что в общежитии института иногородним выделяют места. Просил извинить его за это, но иначе не отпустили бы ни за что. А он очень соскучился. Очень, очень. Ирина прочитала письмо несколько раз. Пошла разговаривать с родителями. Решили, пусть поживёт у них, в её комнате. А Ирину положат на раскладушке в комнате родителей. Раскладушку попросят у тёти Грани со второго этажа.
Женька приехал в первый день осенних каникул, четвёртого ноября. Поезд приходил в восемь вечера. Встречать на вокзал вместе с Ириной отправился папа. Мама тоже сначала собиралась, но потом передумала, осталась хлопотать на кухне.
Женька спрыгнул с подножки вагона, в чёрной куртке, джинсах, вязаной шапочке, с кожаной сумкой на плече. Долго тряс руку Василию Ивановичу, робко обнял Ирину и покраснел. Высокий, широкий в плечах, она рядом с ним казалась маленькой девочкой. За те четыре месяца, что не виделись, повзрослел, возмужал. Глаза всё такие же весёлые, добрые, ямочки на щеках, кажется, стали ещё больше. Пока ехали в троллейбусе, рассказывал Ирине школьные новости, подробно про бабу Фаю, ходит к ней, помогает по хозяйству. Когда Василий Иванович отвернулся, осторожно взял Ирину за руку и уже не отпускал до их остановки. Была пятница, впереди два выходных, а затем октябрьские праздники. Целых четыре дня вместе. Завтра Ирина обязательно поедет вместе с ним в мединститут на день открытых дверей.
Женька очень понравился Ирининым родителям. По вечерам играл в шахматы с папой, починил маме утюг и прибил полки на кухне. Мама шепнула ей на ухо: «Парень – золото». Два раза ходили в кино в кинотеатр «Искра», который находился на соседней улице. Гуляли по пустынной аллее парка и целовались, целовались. Ирина буквально тонула в его объятиях: «Женька, ты меня раздавишь когда-нибудь». Какие у него нежные губы, ласковые, тёплые руки. Поздним вечером сидели в Ирининой комнате с включённой настольной лампой. Понимали, что родители смотрят телевизор в соседней комнате, пытаются расслышать и их голоса. Проходя мимо двери, мама смотрит есть ли полоска света.
В один из таких вечеров состоялся разговор, который Ирина помнила потом долгие годы. Те, Женькины слова, будто вечная музыка, навсегда остались в душе. «Ир, ты прости меня, если что не так. Не было у меня никого до тебя и никогда не будет. Слово мужика! Люблю я тебя очень!» У Ирины учащённо забилось сердце, даже слёзы выступили на глазах: «Женька, Женечка, и я люблю тебя по-настоящему, серьёзно, навсегда. Не переживай ни о чём, всё у нас будет, хорошо будет. Школу закончишь и будем вместе, навсегда». Долго в тот вечер говорили о будущем. Учиться осталось совсем недолго, несколько месяцев всего, потом поступит Женька в институт. Обязательно поступит, он способный, настойчивый. Жить будет у них. Потом сыграют свадьбу. Будет в семье свой «семейный» доктор.
Женька уехал домой восьмого на поезде, рано утром. Провожали всей семьёй мама, папа, Ирина. Мама накануне напекла целый пакет пирожков, на вокзале проверяла хорошо ли Женька застегнул куртку, на улице сильный ветер. Потом родители тактично отошли в сторону. Ирина и Женька стояли обнявшись, пока грозный голос проводницы не заставил их разомкнуть объятия.
А накануне, вечером, произошло событие, которому Ирина вначале не придала особого значения. Они с Женькой гуляли в парке. Деревья стояли уже совсем голые, на лужах корочки льда. Женька то и дело брал её холодные руки в свои большие, всегда тёплые ладони и старался согреть. На аллее не было ни одного прохожего, горели тусклым светом фонари, стояла удивительная тишина. Женька рассказывал, что где-то прочитал совсем недавно, что у тишины тоже есть звук и её нужно уметь слушать.
……Неожиданно на аллее появился Алексей Кунгуров. Он, словно следил за ними. Шёл навстречу решительной походкой, Ирине показалось, что у него перекошено от злобы лицо. Посыпались упрёки, оскорбления, среди которых самым обидным было –«хороша учительница, связалась с малолеткой». Ирина с трудом смогла не допустить драки. Взяла Женьку под руку и повела домой. Перед выходом из парка оглянулась, Лёшка сидел на скамейке и пил из горлышка водку….
Женька уехал, началась череда будней. По-прежнему каждый день писали друг другу письма. После Женькиного отъезда мама собралась постирать постельное бельё из Ирининой комнаты, но Ира попросила не делать этого, хотя бы до конца недели. Вечером легла в свою постель, почувствовала запах Женьки, казалось, одеяло и простынь ещё хранили его тепло. Ирина закрыла глаза и мысленно представила, что он здесь, рядом. Так и уснула со счастливой улыбкой на лице.
В конце ноября Ирине предложили дополнительно взять полставки информатики в одной из средних школ Октябрьского района. Теперь свободного времени не оставалось совсем. Уроки в переполненных классах городской школы отнимали гораздо больше сил, чем в малокомплектной, Михайловской. Дети тоже были другие, менее контактные, высокомерные, бросалась в глаза разница в одежде. В конце дня Ирина буквально валилась с ног. Зарплата стала несколько больше и, по совету мамы, Ирина завела сберегательную книжку, первый раз в жизни. Откладывала на неё каждый месяц пятьдесят, шестьдесят, семьдесят рублей. Впереди свадьба, да и Женьке предстоит учёба в мединституте. Заканчивался восемьдесят девятый год, в стране сплошной дефицит, очереди, талоны, рост цен. Но Ирина не очень ощущала пока всё это, от бытовых проблем её «защищали» любимые папа и мама.
В первых числах декабря, когда на улицах наконец появился первый снег, а в парке голые деревья «оделись» в белоснежные наряды, Ирину вызвали в районо, к Медведевой. Накануне Лидия Витальевна была на приёме у своего непосредственного начальника – председателя райисполкома Нины Васильевны Евсеевой. Нине Васильевне было уже далеко за пятьдесят. До райисполкома всю жизнь работала на небольшой текстильной фабрике, где прошла путь от ткачихи до директора. Имела репутацию крепкого хозяйственника, требовательного руководителя, но добропорядочной и справедливой женщины. Личная жизнь у Евсеевой не сложилась. Жила в большой квартире с высокими потолками вдвоём с мамой-старушкой. В райисполком приходила рано утром, уходила поздно вечером. Пока шла на работу, опытным взглядом рачительной хозяйки осматривала дворы, детские площадки, заходила в магазины и столовые. Её узнавали, улыбались, здоровались. Нина Васильевна не разделяла новые веяния и не любила Горбачёва. «Работать надо лучше! Вот и вся перестройка!» - любила она повторять в кругу коллег. В силу этого считалась работником бесперспективным, «дай Бог до пенсии дожить». Впрочем, и сама она никуда не рвалась, а в райисполком с любимой фабрики перешла под большим нажимом начальства.
Лидия Витальевна решила все рабочие вопросы, подписала у председателя несколько важных документов и собралась уже уходить, но Евсеева жестом остановила её. «Лид, тут вот ещё какое дело», - Нина Васильевна достала из верхнего ящика стола папку, открыла, перелистала несколько бумаг, одну из них отдала Лидии Витальевне. «На, почитай. Из райкома переслали и в обкоме копия лежит». Лидия Витальевна быстро пробежала текст глазами. На листе было изложено, что работник системы образования Октябрьского района Кудринская Ирина Васильевна открыто сожительствует с учеником сельской школы. Далее следовал адрес школы и фамилия ученика. По этой причине была уволена, но тут же нашла работу в городе и опять педагогом. Письмо было без подписи. Напечатано очень неумело.
«Что скажешь?» - Нина Васильевна постучала карандашиком по стеклу на столе. Она так делала всегда, когда волновалась. «Чушь какая-то. Я Ирину хорошо знаю. Она училась в школе, где я десять лет была директором. Я её и рекомендовала методистом в центр информатики. Отзывы хорошие, сильный специалист. И потом, Нина Васильевна, это же анонимка. Есть решение ЦК, что анонимки не проверяются», - Лидия Витальевна в кабинетах начальников говорила иначе, менее уверенно. «Да я понимаю, но был звонок из обкома, а наши райкомовцы сразу в штаны с испугу наделали. Так что есть указание разобраться. Ты, вот что, позвони в эту, как её (Евсеева заглянула в листок), Михайловскую школу, узнай, что и как. И с девочкой аккуратно поговори, но без нажима. Незачем судьбу человеку ломать». В это время зазвонил телефон спецсвязи, Евсеева махнула рукой, что разговор окончен и переключилась на другие дела.
Лидия Витальевна сделала всё так, как велела председатель райисполкома. Позвонила в Михайловскую школу, поговорила с директором. Та охарактеризовала Ирину с самой лучшей стороны. Сказала, что очень жалко было отпускать, но вышла из декрета основной математик. Нагрузки не осталось. А Евгений Колабродов вообще отличник, спортсмен, секретарь комсомольской организации. Мальчик из хорошей семьи. Ни о каких отношениях и речи нет. Коллектив маленький, село тоже, все и всё на виду.
Лидия Витальевна положила трубку. Хотела было Евсеевой набрать и доложить, что факты не подтвердились, но вспомнила, что председатель поручила переговорить ещё и с Ириной и вызвала её на следующий день к пяти часам вечера.
Расспросив Ирину о работе, о коллегах, о проблемах преподавания информатики, Лидия Витальевна сделала серьёзное лицо и произнесла хорошо поставленным голосом: «В партийные и советские органы поступил сигнал о проблемах в твоей личной жизни. Мне поручено разобраться».
Врать и приукрашивать Ирина не умела. Рассказала всё как есть. Особо подчеркнула, что близких отношений у них пока нет. Именно потому, что Евгений школьник. Достигнет совершеннолетия, тогда пойдут в ЗАГС. Лидия Витальевна, на всякий случай, «пропесочила» коллегу. На этом всё и закончилось. Трудно сказать, что сыграло свою роль. Или то, что во всю шла перестройка, или тот факт, что письмо было анонимным. А может быть и то, что у самой Медведевой в самом разгаре был роман с ректором одного из вузов. Дело спустили на тормозах…
Ирина долго думала над тем, кто же этот таинственный аноним? Первым на ум приходил Лёшка, но ей казалось это невозможным. Всё-таки мужчина, когда-то были серьёзные отношения, говорит, что до сих пор любит. Нет, этого не может быть…
Эта история имела совсем неожиданное продолжение. В конце декабря, за неделю до Нового года, Ирина с подругами Светой, Ларой и Верой отправились в выходной в лес на лыжную прогулку. Был чудесный солнечный день. Мохнатые ели в снежных нарядах стояли, словно охранники, вдоль лыжни. По небу плыли облака большие и маленькие, словно куски полупрозрачной ваты. Лёгкий морозец щипал за нос и щёки. Раскрасневшаяся с мороза, в красивом спортивном костюме, купленном, между прочим, в Михайловке, Ирина вернулась домой точно к обеду. В квартире были гости. Анна Коронидовна – завхоз Михайловской школы, Сергей Сергеевич Колабродов – её сводный брат и симпатичная высокая брюнетка с голубыми глазами, на вид лет тридцать пять – тридцать семь, как оказалось, Женькина мама Надежда.
Дело в том, что, закончив разговор с Лидией Витальевной Медведевой, директор школы побежала к завхозу и всё пересказала. Вечером у Колабродовых собрался семейный совет. Допросили с пристрастием Женьку. А он не стал ничего скрывать. Теперь семейный совет начался в квартире Кудринских. По сути, совет плавно превратился в сватовство.
На зимние каникулы Женька приехал уже открыто, ничего ни от кого не скрывая.
Наступил тысяча девятьсот девяностый год. Начались легендарные девяностые. Женька окончил школу и поступил в мединститут. В девяносто первом они поженились, а в девяносто втором родилась Лена, Елена Евгеньевна Колабродова. Все Иринины сбережения «сгорели», обесценились из-за инфляции. Зарплаты учителя и начинающего врача едва-едва хватало на жизнь. Но разве счастье в деньгах?
Личная жизнь министра. Окончание
Автор Владимир Ветров
Подписываясь на канал и ставя отметку «Нравится», Вы помогаете авторам