Битый час сижу и смотрю на чистый вордовский файл и никак не могу начать! Как же сложно писать о любимых людях…
Уже давно обещала двоюродной сестре рассказать про нашу общую бабушку, маму наших отцов. Обещания надо выполнять. Стараюсь исправиться.
Александра Михайловна Поникаровских появилась на свет 19 ноября 1911 года в деревне Нижнее Кунилово Вятской губернии на берегу красивой реки Моломы. Детство у бабушки было трудным. Я не знаю подробностей, но думается, что прадеда забрали на фронт в Первую Мировую. Оттуда он дезертировал, прятался, тогда и сделал прабабке Настасье второго ребёнка. Родился дядя Ваня, бабушкин брат, инвалид с детства. Что у него было – не знаю. Бабушка говорила, что его сглазили, что такой красивый ребёночек родился, а потом раз и всего перекосило, косоглазие и очень плохо говорил, хотя может, был изначально церебральный паралич, просто сразу никто не заметил в деревне и без докторов.
Прадед в семье не остался, ушёл делать революцию. Участвовал в продразвёрстках, делал карьеру по партийной линии. Революционными ветрами унесло его в Ленинград, где и похоронен. Были ли у него ещё дети, не знаю.
Но вернёмся к бабушке Сане. В школе она проучилась всего три месяца. Жили тяжело, трудно, поэтому её отдали работать в няньки. И нянькой она попала ни куда-нибудь, а к своей будущей сватье! То есть нянчилась с моей бабушкой Маней, маминой мамой.
Больше про детство бабулечки мне ничего не известно. Не любила бабушка про детство, думаю, потому что его и не было. Не смотря на то, что училась в школе бабушка всего три месяца, она довольно сносно писала и любила читать. Но читать ей было некогда, её руки всегда были заняты какой-нибудь работой.
Вообще, когда мы росли, бабушка жила с младшим сыном и его семьёй. Поэтому мне думается, что сестрёнке моей, Галинке, больше про бабушку известно. А к нам, в семью старшего сына, моего папы, приезжала зимой на три, четыре месяца, когда все в огороде убрано и пока рассаду сажать рано.
И вот приезжает бабуля, вытаскиваются из маминых закромов все запасы, и начинается волшебство. То бабушка с прялкой – прядёт шерсть овечью да пух кроличий. То со спицами – всем носки и варежки связать, внучкам жилетки, шарфики, шапки. То лоскутки режет – одеяло ватное перелицевать, то из обносков ленты стрижёт, а потом коврики-кружки вяжет. И кукол моих, пока сама не научилась, обшивала бабушка. Она меня собственно и научила шить и вязать. Конечно, мама и старшая моя сестра тоже меня учили, но всё-таки больше я с бабушкой рукодельничала.
И вот сидим с бабулей самодельными крючками, из щепок выстроганными, вяжем коврики. А бабуля рассказывает, складно так, про житьё-бытьё деревенское. Как матушка, прабабка Настасья, на старости лет болела, бродила, из бани в избу вход найти не могла. Как мужа на фронт провожала, как письма ему сама писала, как вернулся дед Митрий весь «израненый», живого места нет, заместо живота яма в рубцах. Как жили в войну и до войны. Как в колхоз всех насильно сгоняли, хлеб отбирали, как в яме мешки с зерном в лесу прятали.
Как-то раз спрашиваю:
- Бабушка, а какая у тебя была фамилия до замужества?
- Поникаровских
- Не! Это по мужу, вот у мамы была Бревнова, а у тебя?
- Так, Поникаровских!
- Как так?
- Да у нас в деревне все Поникаровских были. Дед через ограду жил в соседнем дворе. Как-то шли с вечорки через поле, он мне и говорит: «Видишь стожок, пойдём, посидим» А я ему: «А чёй-то? Не пойду!» И не пошла. А в другой раз он мне бусы красные принёс в подарок и замуж позвал. Сказал, что если бы пошла в стожок, то не женился бы, а раз не пошла, так вот и свататься пришёл.
У деда семья была позажиточнее, батраков не держали, своих рук хватало, но и ртов было не мало. Про свекровь бабушка никогда ничего не рассказывала, я даже имени её не помню, называла ли хоть когда. А вот про свёкра, прадеда моего Максима Андреевича, рассказывала много и охотно. Суровый был, но справедливый. Сильный, могучий мужик.
Как пример силы приведу такой факт: у нас были мешки холщовые, картошку с поля выносить, бабушка маме отдала, мешки самодельные, самотканые, самошитые, с инициалами вышитыми «АП». Так вот, мама всегда говорила «Больше четырёх ведер в мешок не ссыпать!» А я как-то раз спросила: «И зачем тогда такие огромные сшиты, если только четыре ведра можно?» И, оказывается, были мешки сшиты для прадеда, он по восемь ведер в мешок выносил с поля, да ещё и не по одному, на каждом плече по мешку. Руки у прадеда не только сильные были, но и золотые. Он и валенки катал, и лапти, короба, туески плёл, и вязал носки и рукавицы, а уж плотничать, столярничать – это в деревне мужику стыдно было не уметь. Держали скотины полный двор – лошадь, корова, овцы, птица разная.
Рассказывала бабушка и про смерть прадеда. Очень она жалела, что опоздала, вину за собой видела. Гангрена была у прадеда. Видимо ударился пальцем на ноге да не придал значения. Когда почернел палец совсем, тогда озаботились, в больницу увезли в район. Там ногу ампутировали сначала по колено, потом совсем. Это летом случилось. В сенокос бабушка с младшим сыном ушла в колхоз на трудодни. До самого позднего вечера работали, а когда вернулись, прадед лежит в сенях. Зачем-то вышел, запнулся, упал, раздробил свежий шов и истёк кровью. Некому было помочь, старший внук, мой папа в то время уже служил в армии. Прадед пережил своего сына, моего деда Митрия, на один год.
А бабушка дожила почти до восьмидесяти восьми лет. Последние годы она ослепла, глаукома. Вследствие этого ушёл разум. Пока видела, из последних сил делала, что могла.
Последний раз бабушка к нам приезжала за десять лет до смерти, в 1989 году. У меня тогда уже был сынок, и я ждала дочь.
Где-то в середине девяностых однажды ночью я проснулась оттого, что на меня кто-то смотрит. Открыла глаза, а в дверном проёме стоит бабушка, смотрит на меня и вытирает кончиком платка увлажнившиеся глаза. Вздохнула, махнула и повернулась и ушла в стену, растаяла. Я заорала мысленно: Бабушка, не надо! Я приеду! Я обязательно приеду!
Я не исполнила данное обещание, слишком тяжело жили. После этого бабушка прожила ещё года три. Может, ждала, а может тогда ушла её душа, разум, а на земле осталось только тело, жившее по инерции… Не знаю…
Прости, моя дорогая и любимая, что не приехала.
И спасибо тебе за всё!
PS... Добавление от тёти Нины, бабушкиной двоюродной сестры, дочери Семёна Кузьмича(на фото выше), младшего брата моей прабабки Настасьи Кузьмовны. Бабушка Саня была крёсной для тёти Нины, по нашему, по вятски - леля:
Наташа, спасибо за память о леле Сане. У деда Максима, как я помню, гангрена началась от того, что он обморозил ноги, когда ходил за лыком. Фотографии очень хорошие. У меня только одна, где все молодые. А у Ивана уже в возрасте видимо был полиомелит.
PS.S... Версия двоюродной сестры Гали (она знает явно больше, я написала, так как сама запомнила): Наташ, дорогая, кое что не совсем верно думаешь. Дядя Иван, еще маленьким, играли на улице зимой с парнишками, доски снегом замело и они там игрались. И он одной ногой провалился между досок , и ногу вытащил без валенка и босиком прибежал к соседям на печь. Простыл сильно и не могли вылечить ни чем, вот после этого и получилась болезнь. И с прадедом Михаилом другая история. Я думала ты знаешь про него. На войне он не был, а возможно участвовал в расстрелах и что бы не поймали убежал сначала в Шарью, а когда бабушка Настя поехала его искать, убежал потом в Питер. Тогда она и Иваном забеременела, и еще в Шарье у него родился сын. Да, и день рождения бабушки был 14 ноября, а 19 ноября вероятно крестили, и потому отмечали в этот день.