Любительский перевод детективного романа кубинского писателя Леонардо Падура.
Автор книг практически неизвестен русскоязычному читателю, но в латиноамериканских странах серия книг про детектива Марио Конде относится к классике детективного жанра.
Книга 1. Pasado perfecto / Безупречное прошлое (1991)
(Стр. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 )
------------------------------------------------------------
От Автора
Для Лусии, с любовью и уважением.
События, рассказанные в этом романе, не настоящие, хотя они могли быть таковыми, на что указывает сама реальность.
Посему, любое сходство с действительными событиями и людьми – это чистое совпадение и далеко от реальности.
По этой причине никто не должен воспринимать роман на свой счет. Но также никто не должен чувствовать себя вне событий романа, ведь, в каком-то смысле, присутствует намек.
Пролог
Настойчивый телефонный звонок пробуждает лейтенанта Марио Конде, звонит его шеф из полиции, чтобы поручить ему дело: Рафаэль Морин, глава компании по импорту и экспорту кубинского министерства промышленности, исчез в Новый год. Так совпало, что пропавший — старый одноклассник Конде, с блестящей карьерой. Этот случай сталкивает лейтенанта с воспоминанием о его прежней любви к Тамаре, которая вышла замуж за Морина.
Эпиграф
Он обернулся.
«Замолчите, вы!» - закричал он.
«Мы ничего не говорили», - сказали горы.
«Мы ничего не говорили», - сказали небеса.
«Мы ничего не говорили», - сказали обломки корабля.
«Ладно, тогда», - сказал он. «Храните молчание!»
Все вернулось на круги своя.
Рэй Брэдбери, «Может быть сон».
Не обладаю более между небом и землей, что памятью, что временем…
Елизео Диего, «Завещание»
Зима 1989 года
Нет нужды размышлять, чтобы осознать – самым сложным было бы открыть глаза и ощутить в зрачках утренний луч света, который искрится в стеклах окон, раскрашивая своей небесной иллюминацией всю комнату. Трудно осознать, что ключевое действие – поднятие век, подтвердит то, что внутри черепа покоится скользкое месиво, готовое начать болезненный танец при малейшем движении тела. «Спать, возможно увидеть сны», - сказал он себе, возвращаясь к избитой фразе, которой напутствовал себя пять часов назад, когда упал в постель, дыша глубоким, темным ароматом своего одиночества.
Он увидел в отдаленном полумраке свой образ кающегося грешника, стоящего на коленях перед унитазом, когда обрушился в него волнами янтарной, горькой рвоты, которая казалась бесконечной. Между тем сигнал в телефоне продолжал звенеть, как пулеметные очереди, которые пробивали его уши и доводили до изнеможения его мозг, разрывая в идеальной, повторяющейся, бесхитростной и жестокой пытке.
Он решился и едва сдвинул веки, ему пришлось закрыть их, потому что боль тут же пронзила его зрачки. И он пришел к простому убеждению, что хочет умереть, и к точному пониманию, что его желание не исполнится. Он чувствовал себя очень слабым, без сил, даже чтобы поднять руки и поморщить лоб, после чего уничтожить телефон, что делало это неизбежным с каждым звонком. Все же он решил бросить вызов боли и приподнял руку, раскрыл ладонь и сумел прикрыть ей трубку телефона, чтобы сдвинуть с рычага и вернуть благодатное состояние тишины.
Он почувствовал ликование за свою победу, но не смог засмеяться. Затем он попытался убедить себя, что проснулся, впрочем, не мог гарантировать это. Его рука висела на боку кровати, как сломанная ветка, и он знал, что взрывная смесь в его голове пускает шипящие пузыри и угрожает взорваться в любой момент. Он боялся слишком знакомым и постоянно забытым страхом, и хотел было застонать, но язык прилип во рту, и тут раздалась вторая атака телефона.
«Нет, нет… Черт возьми, нет. Почему? Хватит, хватит», – пожаловался он и протянул руку к телефонной трубке, затем с движением ржавого подъемного крана поднес ее к уху и отпустил.
Сначала было молчание. Слава богу, молчание. Потом раздался массивный звучный голос, и он подумал о том, какой устрашающий.
– Эй, ты меня слышишь? – сказал голос. – Марио, алло, Марио, ты меня слышишь?
И ему не хватало смелости сказать, что нет. Нет! Он не хотел слушать и не хотел слышать. Может быть просто, кто-то ошибся номером.
– Да, шеф, – прошептал он наконец, но прежде ему пришлось вздохнуть, наполнить легкие воздухом, заставить обе руки работать и поднять их на уровень головы, чтобы заставить свои непослушные руки сжать виски для облегчения головокружительной карусели, разыгравшейся в его мозгу.
– Эй, что с тобой? А? Да что с тобой происходит? – Это был немилосердный рев, а не голос.
Он снова глубоко вздохнул и ему захотелось плюнуть, но он чувствовал, что язык распух как будто не принадлежал ему.
– Ничего, шеф. У меня мигрень или высокое давление, я не знаю…
– Слушай, Марио, только не надо снова. Гипертоник здесь я, и не называй меня больше шефом. Что с тобой?
– Ну, шеф, голова болит.
– Сегодня ты проснулся придурком, да? Так, слушай, у тебя закончился отдых.
Не раздумывая, он открыл глаза. Как и предполагалось, солнечный свет пробивался сквозь окна, и вокруг него все было ярким и теплым. Снаружи, пожалуй, прохлада спала и утро даже могло быть приятным, он даже почувствовал желание заплакать или что-то подобное, что казалось ему весьма кстати.
– Нет, Старик, ради всего святого, не делай этого со мной. Это мои выходные. Ты сам говорил. Ты не помнишь?
– Это были твои выходные, сынок. Кто устроил тебя в полицию?
– Но почему я, Старик? У тебя же там куча людей, – возразил он и попытался встать. Разряд из мозга был пущен ему в лоб, и ему пришлось снова закрыть глаза. Запоздалая дурнота поднялась из его живота и резью сообщила о неотложном желании дойти в туалет. Он сжал зубы и нащупал сигареты на ночном столике.
– Эй, Марио, я не собираюсь ставить вопрос на голосование. Знаешь, почему твоя очередь? Потому что мне так вздумалось. Так что, двигай скелет, вставай.
– Ты же не шутишь?
– Марио, не продолжай... Я уже работаю, понимаешь? – предупредил голос, и Марио понял, что тот действительно на работе. – Значит так, в четверг первое дело с сообщением об исчезновении важной персоны из Министерства промышленности. Ты слышишь меня?
– Я хочу услышать тебя, клянусь.
– Продолжай хотеть и не клянись напрасно. Его жена подала заявление в девять вечера, но мужчина все еще не появился, и мы разослали извещение о нем по всей стране. По мне это дурно пахнет. Ты же знаешь, что кубинские руководители предприятий из Министерства промышленности так просто не пропадают, – сказал Старик, добившись того, что его голос выразил крайнюю обеспокоенность. Его собеседник, наконец, сидя на краю кровати, попытался снять напряжение.
– Я же не прячу его у себя в кармане, клянусь.
– Марио, перестань валять дурака, – и это был уже другой голос. – Дело уже повесили на нас, и я жду тебя здесь через час. Если у тебя высокое давление, сделай укол и мигом сюда.
Пачку сигарет он обнаружил на полу, и это была первая радость за утро. Хотя пачка была растоптана и измята, он смотрел на нее с оптимизмом. Он соскользнул по краю матраса, пока не уселся на пол, затем сунул два пальца в пачку, и унылая сигарета показалась ему наградой за его огромное усилие.
– У тебя есть спички, Старик? – спросил он в телефон.
– А это еще к чему, Марио?
– Нет, ничего. Что ты куришь сегодня?
– Ты даже не представляешь, – голос зазвучал радостно и вальяжно. – «Давидофф», подарок от моего зятя на Новый год.
Всё остальное он мог себе вообразить: старик рассматривал, не нервничая, свою гаванскую сигару, вдыхал тусклый дым и старался удержать полтора сантиметра пепла, что делало дым идеальным. «И на том спасибо!» – подумал он.
– Оставь мне одну, ладно?
– Слушай, ты же не куришь табак. Купи «Populares» на углу и приезжай сюда.
Каждый кубинец, который хоть раз в жизни попробовал курить, а к таковым не относятся разве что младенцы, просто обожает кубинские сигареты Popular.
– Да, я понимаю... И как зовут этого парня?
– Подожди... вот, Рафаэль Морин Родригес, глава оптовой компании по импорту и экспорту Министерства промышленности.
– Погоди, погоди, – попросил Марио и уставился на свою смятую сигарету. Она дрожала между пальцев, но, пожалуй, не из-за алкоголя. Кажется, я тебя не расслышал. Рафаэль, как ты сказал?
– Рафаэль Морин Родригес. Теперь запомнил? Так, у тебя уже осталось пятьдесят пять минут, чтобы добраться до Центрального участка, – сказал Старик и повесил трубку.
Отрыжка пришла, как подлая дурнота, и со вкусом жгучего, перебродившего алкоголя завладела лейтенантом Марио Конде. На полу, рядом с нижним бельем, он увидел свою рубашку. Он медленно опустился на колени и на четвереньках потянулся к рукаву. Улыбнулся. В кармане он нашел спички и, наконец, смог зажечь сигарету, которая уже намокла у него во рту. Он вдохнул дым, и после спасительной находки – помятой сигареты, дым стал вторым приятным ощущением за день, который начался с пулеметных очередей, голоса Старика и почти забытого имени. «Рафаэль Морин Родригес», – задумался он.
Опираясь на кровать, он встал, и его глаза обнаружили на книжном шкафу утреннее шоу бойцовой рыбки Руфино, которая носилась по бесконечной округлости своего аквариума. «Как дела, Руфо?» – прошептал он, созерцая картину недавнего крушения. Он засомневался, стоит ли ему подбирать нижнее белье, вешать рубашку, гладить свой старые синие джинсы, свисающие как и рукава куртки. Позже. Он пнул джинсы и пошел в туалет, вспомнив, что давненько не был там. Стоя перед унитазом, он изучал струю, поднимавшую свежую пивную пену на дне унитаза, которая была какой-то не такой – издавала дурной запах, и даже до его ослабленного обоняния доходило ее зловоние. Он посмотрел, как с легкостью упали последние капли, и почувствовал в руках и ногах невыносимую тряпичную слабость, куда бы прильнуть. Спать, возможно даже видеть сны, если бы он только мог.
Он открыл аптечку и нашел пачку таблеток от головной боли. Прошлой ночью он был не в состоянии принять хотя бы одну таблетку, и теперь сожалел об этом как о непростительной ошибке. Он положил три таблетки на ладонь, затем наполнил стакан водой и бросил таблетки в рот, потом, несмотря на першение в горле, выпил. Затем он закрыл аптечку, и в зеркале отразилось изображение лица, которое показалось ему отдаленно знакомым и в то же время своеобразным. «Черт», – сказал он и положил руки на раковину. – «Рафаэль Морин Родригес, подумать только!» – Еще он вспомнил, что для размышлений ему нужна большая чашка кофе и еще сигареты, которых у него не было, после чего он решил поплатиться за все свои прегрешения под колючим холодом душа.
– Вот попал! – выругался он, когда сел на кровать, чтобы намазать лоб китайской теплой и спасительной мазью, которая всегда помогала ему выжить.
Конде поглядел с ностальгией на то, что уже было ему чересчур хорошо знакомо – квартал Калзада: перевернутые мусорные баки, коробки от доставленной пиццы, которые носились по ветру; задний двор, где он научился играть в мяч, превращенный в склад непригодных предметов, которые производила механическая мастерская на углу. Где теперь научиться играть в мяч? Он обнаружил за окном прекрасное и теплое утро, представил, как было бы приятно пройтись пешком с привкусом кофе, все еще витающим во рту, но он увидел мертвую собаку с разбитой об машину головой, которая гнила там же рядом, и подумал, что он всегда видит худшее, даже в такое утро.
Он сожалел о судьбе тех несчастных животных, которые были его слабым местом, как о несправедливости, которую он сам не стремился исправить. Слишком давно у него не было собаки, после мучительной и долгой старости Робина, и он выполнил данное себе обещание – не привязываться снова к животному, до тех пор, пока не решился на тихую компанию бойцовой рыбки. Он упорно называл каждую рыбку Руфино, это было имя его дедушки-заводчика бойцовых петухов. Рыбки без привычек или определенной личности, которых при каждой смерти можно заменить на похожую, снова назвать Руфино и запереть в том же аквариуме, где они будут с гордостью бороздить синеву своими боевыми плавниками. Он стремился, чтобы его женщины проплывали так же легко, как эти рыбки без прошлого, но женщины и собаки до ужаса отличаются от рыбок, даже от бойцовых, а от общения с женщинами он никак не мог воздержаться, в отличие от того, как держался подальше от собак. В конце концов, он представлял, как закончит жизнь активистом в обществе защиты бродячих животных или мужиков, которые не спорят с женщинами.
Он надел темные очки и пошел к ближайшей автобусной остановке, размышляя, что облик квартала должно быть похож на его собственный – своего рода пейзаж после почти разрушительной битвы, и почувствовал, как нечто шевельнулось в его ранимой памяти. Очевидная реальность квартала Калзада слишком контрастировала со сладостным образом воспоминаний о той же улице, и образом девушки, который налетел, чтобы спросить, правда ли все это существует, или пришло к нему с давней ностальгией из рассказов его деда, или же он просто придумал все это, чтобы успокоить прошлое. «Не нужно тратить свою дурацкую жизнь на размышления», – сказал он себе и заметил, что нежное утреннее тепло подействовало так успокаивающее и помогло ему вернуть на место голову, равновесие и некоторые основные функции внутри его головы, пока он в очередной раз давал себе обещание не пить лишку. Глаза все еще зудели от сна, когда он купил пачку сигарет и почувствовал, что дым дополняет вкус кофе, а сам он снова пребывает в состоянии думать, даже вспоминать. Затем он пожалел о своих же словах, что хочет умереть, и в доказательство побежал, чтобы добраться до автобуса, необъяснимо почти пустого. Это заставило его заподозрить, что год начинается с причуды судьбы, которая не всегда шла на пользу даже в роли пустого автобуса в утренние часы.
(Продолжение следует...)
Фото с источника - https://design-mate.ru/read/an-experience/design-quide/a-la-havana-passionate-architecture-of-cuba