Урсула ле Гуин - создательница одного из самым известных произведений в жанре фэнтези, цикла о Земноморье. Любопытно, что хотя это и героическая сказка, там очень мало привычных для жанра элементов, вроде сражений, мордобоя и всего в таком духе. Сказки ле Гуин более философские, в них она раздумывает на разные темы, связанные с жизнью и смертью, выбором пути. И герои у неё не воины, а волшебники, то есть люди слова и ума, а не кулака и силы.
Как ни странно, в её мире почти нет и любви. По сюжету это оправдывается тем, что магия и любовь несовместимы, а раз герои - маги, то какие уж тут телячьи нежности. Как будто любовь для ле Гуин была не так важна, как смысл жизни, или, может быть, если правильно решать самые важные вопросы, то и с любовью всё будет в порядке?
Но, как бы то ни было, есть и у философической госпожи Урсулы любовные сцены, мало, но есть.
Из рассказа «Темная Роза и Диамант»
Когда она смеялась, её тонкое худенькое личико начинало светиться, губы раскрывались, как лепестки цветка, а глаза исчезали в веселых морщинках.
– Ох, моя Тёмная Роза, – сказал Диамант, – как я люблю тебя!
– Конечно, любишь! И не вздумай разлюбить! Не то я тебя так заколдую, что не обрадуешься!
И они, стоя на коленях и упёршись ладонями в землю, приблизились друг к другу настолько, что пальцы их переплелись. И под губами Розы лицо Диаманта казалось гладким и нежным, точно спелая слива, лишь пробивавшаяся над верхней губой и на подбородке борода слегка покалывала её, потому что эти места он недавно начал брить. А под губами Диаманта лицо Розы было нежным, как шёлк, лишь на щеке в одном месте к нему прилипла грязь – там, где она почесала щёку испачканной в земле рукой. Они ещё теснее прижались друг к другу, но руки их по-прежнему были опущены вниз. И продолжали целоваться.
– Ты моя Тёмная Роза, – шептал он ей на ухо тайное прозвище, известное только им двоим.
Она молчала, но её дыхание, касавшееся уха Диаманта, было таким горячим, что он даже застонал. И крепче стиснул её руки. А потом вдруг отпрянул от неё. И она тоже немного от него отодвинулась.
И оба, откинувшись на пятки, замерли, глядя друг другу в глаза.
– Ох, Ди, – сказала она, – как это будет ужасно, когда ты уедешь!
– А я не уеду, – сказал он. – Никуда. Никогда.
Из повести «Искатель»
– Мой учитель, Мастер Хайдрейк, говорил, что волшебники, которые занимаются любовью с женщинами, попусту растрачивают свои волшебные силы. Это правда? – выпалил вдруг Медра.
Эмбер ничего не ответила, выкладывая из корзины продукты и аккуратно деля их на две равные части.
– Как ты считаешь, это правда? – снова задал он свой вопрос.
Она пожала плечами и сказала:
– Нет.
Он прикусил язык. Она вздохнула, подняла голову, посмотрела на него и спокойно повторила:
– Нет, это неправда. Я, во всяком случае, так не считаю. Мне кажется, что у любого истинного могущества, как и у всех древних сил, один и тот же корень.
Он по-прежнему стоял, как вкопанный, и она снова заговорила:
– Посмотри, эти персики уже совсем спелые! Даже чересчур. Так что нам придется сразу их съесть.
– Если я скажу тебе свое имя, – заговорил он наконец, – свое Истинное имя…
– Я назову тебе свое, – просто ответила она. – Если… если именно с этого нам следует начать.
Но начали они все же с персиков.
Оба были достаточно застенчивы по характеру. Когда Медра взял её за руку, его собственная рука так дрожала, что Эмбер отвернулась и нахмурилась, чтобы скрыть смущение. Собственно, для него она была уже не Эмбер, а Элеаль, ибо таково было её Истинное имя. Затем она сама легонько коснулась его руки. Но когда он наконец решился и погладил её блестящие чёрные волосы, водопадом падавшие на спину, ему показалось, что она с трудом терпит его прикосновение, и он убрал руку. И вдруг она обернулась и страстно, торопливо, неловко обняла его. И далеко не в первую ночь, которую они провели вместе, испытали они истинное наслаждение или хотя бы почувствовали себя достаточно свободно. Однако они старательно учились друг у друга и наконец, оставив позади стыд и страх, достигли вершин настоящей любви и страсти. И тогда долгие дни и короткие звёздные летние ночи в тиши этих волшебных лесов стали для них самыми счастливыми в жизни.
Из романа «Техану»
В тот вечер подморозило ещё сильнее. Мир вокруг совсем затих, слышался лишь шёпот огня. Молчание было ощутимым, словно присутствие рядом с ними кого-то третьего. Тенар подняла голову.
— Ну хорошо, Гед, — сказала она и посмотрела прямо на него. — А в чьей постели мне теперь спать?
Он затаил дыхание. Потом тихо сказал:
— В моей. Если захочешь.
— Захочу.
Молчание, казалось, теперь опутало его по рукам и ногам. Было заметно, какие усилия он прилагает, чтобы высвободиться из этих пут.
— Если у тебя хватит терпения… — проговорил он.
— У меня хватило терпения на целых двадцать пять лет, — сказала она. Посмотрела на него внимательно и засмеялась. — Ну же… ну, ну, дорогой мой!.. Лучше поздно, чем никогда! Я, конечно, теперь всего лишь старуха… Ничто не проходит даром, ничто никогда не проходит даром. Ты сам учил меня этому. — Она встала. Поднялся и он. Она протянула ему руки, и он взял их в свои. Потом они обнялись — всё теснее и теснее сжимая объятия. И столько в этих объятиях было страсти и нежности, что всё вокруг как бы перестало для них существовать: в этом мире были сейчас только они одни. Не имело никакого значения, в какой постели они собираются спать. В ту ночь они легли прямо на каменный пол у очага, и там она открыла Геду ту тайну, которую не смог бы ему открыть даже самый мудрый волшебник.
Один раз он встал, чтобы подбросить дров в огонь, а со скамьи снял козью шкуру и постелил им на пол. Укрылись они её плащом и его курткой из овчины.
Оба проснулись на рассвете. Слабый серебристый свет окутывал полуоблетевшие ветви дубов за окном. Тенар потянулась всем телом и почувствовала живое тепло лежащего рядом с ней человека. Потом прошептала:
— Он тоже лежал здесь. На этом самом месте, на полу…
Гед что-то слабо негодующе промычал в ответ.
— Вот теперь ты настоящий мужчина, — сказала Тенар. — Сперва вилами превратил в решето бандита, потом с женщиной ночь провел… По-моему, именно в таком порядке обычно и получается.
— Помолчи, — прошептал он, поворачиваясь и кладя голову ей на плечо. — Не надо.
— Буду! Ах, Гед, бедняга! Нет во мне жалости, только справедливость. Меня жалости не учили. Умение любить — вот единственная милость, которая была мне дарована. Ах, Гед, не бойся меня! Ты же был мужчиной, когда я впервые увидела тебя! Не оружие и не женщина делают мужчину мужчиной; и не магия, и не какая-нибудь иная сила — только он сам!
Они лежали в тепле и молчании, исполненном нежности.
— Расскажи мне что-нибудь.
Он в ответ сонно пробормотал что-то невнятное.
— Как тебе удалось расслышать, что они говорят? Как тебе удалось оказаться именно там и именно в нужный момент?
Гед чуть приподнялся на локте, чтобы видеть её лицо. Его собственное лицо казалось сейчас таким беззащитным, на нём была написана такая детская радость и такая нежность, что Тенар пришлось подтянуться и коснуться его губ там, куда она впервые его поцеловала несколько месяцев назад, и он, конечно, тут же снова обнял её, и разговор свой дальше они продолжали уже без слов.