Время неумолимо, но и его можно обмануть, имея чувство юмора и верного партнера рядом. Лично мне с моей женой очень даже повезло...
Я работаю в «молодежке», то есть в коллективе, где старшему из моих коллег исполнилось тридцать. Пришел сюда сразу после института – контора только набирала обороты, все были молодые, амбициозные. Но время шло, люди менялись – и те, с кем я начинал, либо поднялись по служебной лестнице до кабинетов управленцев компанией, либо ушли. На их место пришли другие, помоложе. А я задержался – было комфортно среди своих, работу знал как свои пять пальцев, да и денег более-менее хватало. Так и остался для всех Лёнчиком.
Супруга поначалу меня грызла:
– Ты не целеустремленный, у тебя отсутствует здоровое тщеславие…
Потом махнула рукой: на работе не задерживаюсь, свободное время провожу с семьей, да и со Светкой, дочкой, когда та была маленькой, часто сидел на больничном вместо жены.
Согласитесь, в молодежном коллективе свои преимущества: во-первых, стараешься соответствовать, держать форму, а во-вторых, о возрасте не думаешь и попросту его не замечаешь. Девчонки, опять же, – длинноногие, полураздетые – всегда рядом: то подмигнут, то новости расскажут…
Вот именно из-за них, сорок-трещоток, я и пострадал. Захожу как-то в курилку – а она у нас буквой «Г» расположена, с небольшим «аппендиксом», – а там Жанна, дикая кошечка из соседнего отдела, с Ленкой, моей напарницей, шушукаются. Посмотрели на меня, прыснули в кулачок.
– Хорош, – сказала Жанна, скосив на меня глаза. – Эх, не был бы женат, я бы его сцапала. Но опоздала...
Перемигнувшись и спрятавшись за углом, девчонки вернулись к обсуждению своих проблем. Я докурил сигарету и собрался выходить, как вдруг за спиной услышал:
– Скажешь тоже! Да он же старый жеребец, – это был голос Жанны.
– Ну не знаю, – протянула Ленка. – На вид так ничего…
– У него седых волос полно – присмотрись, – продолжала Жаннет. – И грудь, наверное, седая – бр-р-р…
– Фу, – подтвердила Леночка.
На деревянных ногах я вышел из курилки, бесшумно прикрыв за собой дверь. «Бр-р-р… Фу» – их отвращение клеймом горело на моих щеках.
– Лёня, с тобой все в порядке? – передо мной возник Николай Иванович, шеф, некогда просто Николаша.
– Нет... Слушай, как я выгляжу – только честно, – ухватился я за него.
– Не очень, – хмыкнул он. – Заболел, что ли? Может, домой пойдешь?
– Да, пожалуй. Спасибо...
«Скорее домой, подальше от этих гадюк», – думал я, несясь по улице. Влетев в квартиру, первым делом бросился в ванную, взлохматил рукой волосы и припал к зеркалу. Черт, так и есть – седой волос! И борода вся седая. Застонав, я присел на краешек ванной.
– Папа? Что случилось? – в двери показалась дочка. – Заболел?
– Хуже, – выдохнул я в отчаянии.
– В смысле? – озадачилась Светка.
– Светлячок... – спросил тихо, – я... еще... молодой... красивый?
Дочка не ответила, только пожала плечами, скорчив скептическую рожицу.
«Боится обидеть», – мысленно усмехнулся я. И тут меня осенило!
– Дочура, ты не знаешь, случайно, где мама краску для волос берет?
– В шкафчике, во-он там, – Светланка потянулась к антресолям.
…Вскоре дочка ушла к подружке, а я принялся за дело. Развернул инструкцию, надел перчатки, покрыл полотенцем плечи, попутно обнаружив, что таки «бр-р-р» и «фу» – и на груди седина имелась. Смешав содержимое всех имеющихся в коробке тюбиков и флакончиков, я стал поливать этой адской смесью голову. Краска текла по лицу и шее, брызгала на кафель и белоснежную поверхность раковины…
Управившись с головой, остатки смеси я размазал на груди и, довольный собой, пошел засекать время – ровно полчаса! Хлопнув рюмку коньяку для снятия напряжения, заварил чаек покрепче и расположился в кресле, неустанно следя за минутной стрелкой. И тут случилось непредвиденное – с работы раньше обычного вернулась жена. Услышав звук проворачиваемого в замке ключа, я сорвался с места и заперся в ванной, продолжая отсчитывать время в уме.
– Ты дома, Лёнчик? А что это за запах? «Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…» – монотонно тикали секунды в моем мозгу.
– Ты дома, я вижу твои туфли! А где Светка? Она что, брала мою краску?! – Томка продолжала атаковать меня вопросами. – Эй, ответь, почему ты молчишь? – жена потеребила дверную ручку. – Лёня, что за шутки?
Я упорно молчал – оставалось каких-то три минуты! Но Тамара, заподозрив неладное, принялась что есть сил тарабанить в дверь ванной комнаты.
– Лёня, ты жив? Открой немедленно! Тебе что, стало плохо? Господи, ну скажи хоть слово!!! – сотня вопросов и предложений в минуту – тут и захочешь, так не сможешь ответить.
– Успокойся, дорогая, со мной все в порядке, – наконец-то отозвался я. – Светляк у подружки, они вместе учат английский.
– А почему ты так долго молчал? – теперь уже грозно спросила жена. – И что ты делаешь с моей краской?
– Сейчас-сейчас… – прокричал, стоя под душем. Краска водопадом стекала с моих плеч, рук и живота, мутноватокоричневатой пеной пузырилась вокруг ступней и, оставляя дорожку на дне ванной, сбегала в сток.
Тамара ждала меня под дверью. Увидев на моей голове полотенце, она потянулась рукой и решительно сдернула его.
– Ты… ты… зачем это? – в ее глазах был ужас, смешанный с недоумением.
– Ты себя видел? – слегка икнув, Тома сложилась пополам и захохотала.
Я глянул на себя в зеркало: вздыбленные мокрые волосы сияли всеми оттенками – от темно-русого и желтовато-песочного до огненно-рыжего, почти красного. Я распахнул халат, демонстрируя жене свою мужскую грудь, окончательно лишенную седины. И тут Томка не выдержала: сделав мучительный, глубокий вдох, мелкими перебежками добралась до комнаты и упала на кровать, стеная и кусая подушку. В этот момент вернулась от подружки Светка и, осмотрев меня спокойно, внимательно, не впадая в истерику, как ее мать, резюмировала:
– Круто! Пап, ты что, клоуном в цирк решил устроиться?
…Через полчаса, сидя на кухне, Тамара отпаивала меня валерьянкой и вытирала бумажной салфеткой слезы, непроизвольно текущие по моим щекам.
– Это все для тебя, Томочка, – божился я. – Подумал, что тебе, наверное, противно смотреть на мою седую грудь и пегую шевелюру.
Томка хмурилась и кусала губы, пытаясь сдержать улыбку.
– Ну что ты, милый… Зачем же идти на такие жертвы? И с чего ты взял, что мне противно на тебя смотреть?
И тогда я рассказал жене о разговоре молодых сотрудниц, подслушанном мною в курилке, акцентируя на междометиях «бр-р-р» и «фу».
– Да уж, – снова расхохоталась Томка. – Правду говорят: седина в бороду – бес в ребро… Расслабься, Лёнчик: тебе за их мини-юбками все равно не угнаться, а мне ты и такой сгодишься, – обнадежила она меня.
Поздно ночью, потушив свет, чтобы скрыть следы неудачного эксперимента, я жался к жене, успокаиваясь от ее ласки, теплоты ее рук и нежного шепота. А она гладила мою голову и, целуя в свежебритый ежик, говорила:
– Спи, милый... И не переживай – до свадьбы отрастет…
– Постой! – всполошился я. – До какой еще свадьбы?
– До серебряной, – рассмеялась она.