Утром Толик проснулся с непривычным чувством: его не будил ничей резкий голос, в окно через белые занавески заглядывало солнце, пахло оладушками, во дворе чирикали воробьи. Он сладко потянулся, как бывало раньше, резко поднялся с кровати.
- Проснулся, сынок? – спросила раскрасневшаяся у керосинки мать. – Чего так рано? А я вот тебе оладушков напекла, сейчас умывайся да со сметанкой! Молочко будешь холодное или теплое, парное?
- Холодное, мам.
- Тогда нужно достать из колодца бидончик, там вечернее молоко.
Толик прошел по двору. Господи, как же хорошо дома! Угнетало только одно: нужно идти по селу в сельсовет, чтобы отметиться.
Он позавтракал, собрался и пошел. Он шел по улице, стараясь не поднимать глаз на встречавшихся односельчан. Толик здоровался с ними, и все отвечали ему без злости, без какого-то сарказма. Кто-то даже говорил ему «С приездом, Толик!». Он кивал в ответ и что-то бормотал.
Петр уезжал с тяжелым сердцем. Он связывал это с тем, что мать остается одна, но не хотел признаться даже себе, что он не хочет под землю – он хочет работать на земле!
Вернувшись домой, он, конечно, отметил, что в квартире гораздо просторнее, чем у матери, где ему уже потолок казался очень низким, что не нужно носить воду, чтобы помыться, но воздух был совсем другим...
Первый день после отпуска прошел в разговорах о том, как прошел отпуск, как отдохнул и прочее. Петр сказал, что посадил картошку в огороде, чем вызвал смех:
- Вот это отдых – от одной лопаты к другой! Ты молодец, Петя!
- А что, - говорил другой, - я тоже, когда езжу к матери, не валяюсь на диване. То одно нужно сделать, то другое. Так «наотдыхаюсь», что уже в забой хочется.
Петр только улыбался в ответ. Он не устал дома, все, что он делал, делалось им с удовольствием.
Однажды вечером он услышал по радио о том, что правительство готовит план освоения целинных земель. Петр с интересом вслушался в речь диктора, но понял не все. Услышал, что эти земли находятся в Казахстане и в Оренбургской области. На следующий день он решил спросить у бригады, что слышали про это и как понимать.
- А что, Петро, надоела шахта? На волю хочется? – спросил бригадир. – Побывал дома, понюхал ветра с поля – и все? Шахтер кончился?
- Да при чем тут кончился – не кончился? - рассердился Петр, будто его уличили в чем-то нехорошем. – Просто спросил. Вчера по радио услышал, вот и спросил.
Он встал, бросил папиросу, пошел в раздевалку. Запала ему в мысли эта целина. Новые земли, где еще не гулял плуг, не отваливался пласт земли, выворачивая на свет корни нетронутых никогда трав, где ветер не знал преграды, а солнце будто обнимало всю бескрайнюю степь.
Петр, конечно, плохо представлял себе, что это такое, не думал, что нет там никакого жилья пока, да и мысли пока определенной не было. Но в первую же ночь после того, что услышал, ему приснилось, будто он на своем тракторе пашет поле, которому нет конца. И страшно ему – до каких пределов вести борозду? Ни лесополосы, ни дороги нету, только поле. И спросить не у кого, и знает он, что это целина.
Проснулся, протер глаза: надо же, приснилось черт те что! Усмехнулся: может, и вправду махнуть туда? Шахту попробовал, домой возвращаться - вроде стыдно, а вот к земле опять, к хлебу душа тянет.
За завтраком между прочим сказал Зое:
- Слышала – целину распахивать собираются?
- А где это? – спросила она.
- Не знаю, скажут, наверно. Землю распахивать надо, засевать...
Зоя смолчала. Она сразу поняла мысль мужа. Продолжать разговор она не хотела, потому что снова менять место – это опять жить в условиях, далеких от нормальных, а она уже привыкла к своей квартире, к городку, уже появились друзья, подруги... Коля ходит в садик.
А Петр не успокаивался:
- Как ты смотришь на то, если б мы попробовали поехать на целину? А? Новое место, не под землей все-таки?
Зоя вздохнула:
- Петя, мы еще тут двух лет не прожили, куда нам срываться? Квартира тут своя, мебель купили – это все бросать, что ли?
Петр вдруг вспыхнул:
- Мебель, квартира! А то, что каждый день думаешь – вылезешь из-под земли или нет, тебе все равно?
Зоя удивленно смотрела на мужа. Можно подумать, что эта она настаивала на том, чтобы ехать сюда!
Петр нервно встал из-за стола, вышел в кухню, закурил в форточку. Зоя убрала стол, одела Колю.
- Мы пойдем, Петя, нам уже пора. А ты идешь?
Петр выбросил окурок, вышел к жене и сыну. Надел пиджак, фуражку, подхватил сынишку на руки, и семья вышла из дома. Дойдя до перекрестка, где они обычно расходились в разные стороны, Петр проговорил:
- Ты это, Зоя, не бери в голову – никуда я не собираюсь. Ни на какую целину, поняла?
Зоя улыбнулась, кивнула. Она все поняла: если закралась в его голову какая-то мысль, то ничем ее оттуда не вышибешь. Конечно, не хочется опять все менять, но если он решит, то никуда не денешься.
А Толик шел в сельсовет, чтобы зарегистрироваться. В коридоре он увидел несколько человек, сидевших в ожидании секретаря. Толик подумал, что нужно было бы прийти ближе к обеду, когда все были бы на работе, но теперь нужно вести себя соответственно ситуации. Он негромко поздоровался, ему ответили машинально, потом, всмотревшись, стали одолевать вопросами:
- Вернулся, Толик?
- Отпустили или как?
- Как мать встретила? Обрадовалась?
Толик отвечал на вопросы с неловкой улыбкой, ругая себя за то, что пришел не вовремя. Сидевшая на лавке Нина Скобцева, пришедшая за справкой, что на ее участке уже нет двух яблонь, вырублены все абрикосовые деревья, остались только три вишни. Увидев Толика, она пересела поближе к нему и громко зашептала:
- Маринку еще не видел?
Толик покачал головой. А Нина продолжала:
- Она ни с кем не водилась, наверно, тебя ждала. Так что ты не бойся, иди к ней!
Толик не знал, как реагировать на ее слова, к счастью, пришла секретарь, и Нина первая заскочила к ней в кабинет, огрызаясь на зашумевших посетителей:
- Мне нужно срочно, у меня хозяйство дома и дети!
Толик терпеливо переждал, пока пройдут все, кто был перед ним, потом вошел в кабинет. Он протянул справку об освобождении, стал ждать, пока она прочитает ее.