В первые годы моей жизни старший брат Миша был для меня естественной частью мироздания, как мама, папа, солнце, небо и все прочие Божьи творения, ибо мы были с первой моей минуты практически неразлучны. Мама после моего появления на свет вышла на работу, как и положено было в те времена, через пятьдесят шесть календарных дней, то есть менее, чем через два месяца. Нас с Мишей, который старше меня на год и полтора месяца, определили в детские ясли номер два, где мы и мотали срок от звонка до звонка, который прозвенел аккурат к Мишиному трёхлетию.
Братишку попытались было без меня перевести в младшую группу детского сада, но я, не желая с ним расставаться, устроил такой концерт из широко распространённых детских произведений "Писк", «Визг», «Рёв», «Вой» и, наконец, в качестве кульминации, "Истерика с барабанной дробью ногами", что маму в спешном порядке вызвали из школы, где она преподавала физику, и, будучи не в восторге от концертной программы, потребовали унять расходившегося солиста.
К счастью, над нами сжалились работницы детсада номер один, куда, в качестве исключения, и определили меня в одну группу с братишкой. Это мудрое решение добавило четыре года безмятежной детской жизни. Казалось, что всё сложилось, как нельзя лучше, но тут грянул гром среди ясного неба - Мише исполнилось семь лет и это означало, что ему пришла пора переступить школьный порог. Я радовался за Мишу, не понимая ещё, что теперь-то разлука неотвратима, ибо мне придётся остаться в детсадовских стенах на целый год, но уже в одиночестве.
На школьной линейке для первоклассников первого сентября 1968 года я стоял с родителями, слушал поздравительные речи учителей, аплодировал, и гордился, что мой брат стал школьником. Но радость моя длилась ровно до той минуты, как новоиспечённые первоклашки скрылись за школьными дверями.
- Идём, нам пора, - сказал папа, взяв меня за руку.
- Куда? - не понял я.
- В садик. Ты теперь будешь в садике без Миши, но он за тобой будет заходить. Обязательно.
Это была катастрофа. В душе всё оборвалось. Праздник в одночасье обернулся горькой печалью. Миша отправился в новую, яркую, интересную жизнь, а мне предстояло остаться в старшей группе на второй год! От одной этой мысли накрывала безумная тоска. Ничто теперь не радовало второгодника поневоле - ни яркое ещё по-летнему солнышко, ни приветливая улыбка воспитательницы Татьяны Николаевны, ни потешные фигурки утят, изображённые на фасаде здания детсада. Чувство одиночества и покинутости было невыносимым!
Я находился в полной растерянности, не представляя, что теперь делать и как справляться с невесть откуда свалившейся бедой. Ещё пребывая в таком удручающем состоянии, я краем глаза заметил, что входная калитка не заперта, взрослые отвлеклись своими делами и на меня никто не обращает никакого внимания. Не долго думая, я выскользнул на улицу и немного постоял за деревом, ожидая реакции воспитательницы. Реакции не последовало, дорога на волю была открыта и я что есть духу помчался по направлению к школе.
Начальная школа находилась за яром возле парка на Кузьминовской улице. Это было старое одноэтажное здание, состоящее из трёх учебных классов. Совсем недавно на площадке перед входом было полно народу, теперь же стояла тишина, которую нарушали только шлепки моих босоножек по асфальту. Наружная дверь была приоткрыта и я беспрепятственно проник в коридор, ожидая, что стоит мне попроситься в ученики, как меня тут же примут и предложат место рядом с братом - место, которое мне принадлежало по праву всю предыдущую жизнь.
Но мои надежды в одночасье были перечёркнуты уборщицей, драящей свежевыкрашенный в коричневый цвет дощатый пол, ещё хранящий запах краски и ремонта. Уборщица — женщина лет шестидесяти в халате и с платком на голове, решительно преградила мне шваброй дорогу к знаниям:
- Ты куда летишь? Здесь помыто! Не видишь что ли? Кыш на улицу.
- Мне в класс надо, - попытался я настоять на своём и сделал шажок вперёд. Но не тут то было. Уборщица была женщиной старой закалки и с нарушителями порядка не церемонилась.
- Брысь говорю. Коли опоздал — так жди за дверью.
- Мне к брату надо. Он тут учится. В ПЕРВОМ классе! - напирал я, нагло продвигаясь вперёд, полагая что против такого аргумента она будет бессильна. Ведь только что на школьной линейке так расхваливали первоклассников, что мне подумалось, что это высокое звание может открыть любые двери и устранить любые препятствия. Что техслужащая, услышав, что имеет дело с самим ПЕРВОКЛАССНИКОМ, немедленно извинится за то, что сразу не разобралась и с почётом проведёт меня в аудиторию.
Однако, случилось обратное. Уборщица пошла в наступление и так махнула мокрой тряпкой в мою сторону, используя швабру в качестве рогатины, что я понял, что с этим грозным стражем науки лучше не связываться. Что ещё слово и тряпка обовьётся вокруг моей и без того страдающей головы, охлаждая мой внезапно проснувшийся ученический запал. Я выскочил из помещения, как ошпаренный, получив ещё одну кровоточащую душевную рану.
- Андрюшка! Ты чего — в школу собрался? Дурачок, успеешь ещё, - внезапно услышал я голос, раздавшийся из-за угла. Я узнал мальчишку с Кузьминовской улицы, пролегающей по соседству от нашей, Кирова. Был он лет на пять - шесть старше меня и я его иногда встречал на нашем месте в яру, но близко мы знакомы не были.
- А ты чего не в садике? Сбежал что ли?
Я утвердительно махнул головой:
- Я к Мише пришёл, а меня не пустили. Тётенька прогнала, - произнёс я, глядя на него несколько настороженно, исподволь ожидая подвоха.
Услышав, что я совершил дерзкий побег, да ещё и подвергся гонениям со стороны работницы школы, мой собеседник как будто проникся ко мне уважением и состраданием.
- Да, досталось тебе сегодня. И куда ты теперь пойдёшь? Обратно в садик? - участливо спросил он.
- Не знаю. В садик не пойду, а дома нет никого.
В эту секунду я почувствовал себя совсем брошенным, одиноким, обиженным. Весь мир ополчился против меня. Пожалуй, кроме этого мальчишки, имени которого я даже не знал, но к которому уже проникся доверием.
- Знаешь что — идём ко мне. Мама на работе, а в школу мне не скоро - во вторую смену. Переждёшь у нас, а там видно будет.
«Почему бы и нет?» - подумал я, «деваться всё равно некуда». И утвердительно покачал головой:
- Идём.
Мы миновали пять — шесть домов и вошли в калитку небольшого, но уютного строения из саманного кирпича с красной черепичной крышей. Нас встретила маленькая, но злющая собака, которая кинулась на меня, желая вцепиться в ногу с таким остервенением, как будто я был в её собачьей жизни врагом номер один. Юный хозяин оттащил её за ошейник и посадил на цепь возле забора. Та не унималась, свирепо кидаясь в мою сторону и задыхаясь от бессильной злобы.
Мы прошли во двор, посередине которого возвышался колодец с ведром на уступе, а за ним сколько хватало глаз тянулся необъятный огород. Мой новый приятель потрусил яблоню, растущую возле колодца, и подобрал свежие, но зеленоватые плоды.
- Держи, - протянул он мне яблоко, протерев его рукавом не очень чистой рубашки, скорее испачкав фрукт, нежели вымыв.
После того, как мы подкрепились, приятель решил показать мне свои владения. Мы прошли в небольшой сад, состоящий из яблони, груши, вишни, абрикоса и кустов крыжовника и смородины.
- Давай сюда, - скомандовал хозяин и юркнул в заросли бузины и сирени, образующих довольно просторный своеобразный шалаш. Посередине на ножке из полена красовалась самодельная столешница, вокруг которой сгрудились старые детские табуретки.
- Здорово у тебя здесь, - восхитился я не понарошку и подумал: «А он хороший пацан. Зря я сначала плохо о нём подумал».
- Это да, - гордо ответил мальчик, поглаживая кота, выскочившего из кустов.
Вроде бы всё складывалось удачно, но через полчаса мы оба заскучали, не понимая чем заняться: выяснилось, что у нас не было с ним никаких точек соприкосновения ни в плане развлечений, ни в плане общения. В карты играть я не умел, из рогатки стрелять не хотел, в догонялки отказался. Ситуация становилась довольно натянутой, пока хозяин не предложил: «Давай в чапая», на что я скрипя сердце согласился — меня уже стало тяготить затянувшееся пребывание в гостях и меня потянуло домой. К тому же я понятия не имел об этой игре, но отказаться было неудобно. «Ладно. Немного поиграем и уйду», подумал я.
- Только давай на щелбаны, - предложил мальчишка.
- Это как? - не понял я.
- Очень просто — кто выигрывает, тот даёт щелчок по лбу.
И он показал, как это делается, поджав средний палец к большому и смачно щёлкнув себя по коленке.
Отказываться было поздно — мне не хотелось выглядеть трусом и, к тому же, новый приятель уже расставил шашки вдоль первого ряда клеток на шахматной доске. Выяснилось, что надо было сбивать шашки соперника с доски щелчками, которыми так ловко владел мой оппонент.
- Я начинаю, - сказал мальчишка и с криком «Урааааа!» щёлкнул по своей шашке, мастерски сбив добрую четверть моих. Его отточенным навыкам мне нечего было противопоставить. Эта игра мне сразу не понравилась и, в добавок ко всему, я впервые в ней участвовал и поэтому сразу же проиграл.
- Подставляй лоб, - развеселился мальчишка и отвесил щелбан.
Вторая игра также осталась за соперником. Потом третья. Четвёртая.
- Получи, - уже вовсю хохотал партнёр, в очередной раз щёлкая меня по лбу.
Он оживился и с энтузиазмом расставлял шашки. Игра была ему явно по вкусу, я же приуныл и стал искать пути отступления. Но их не было! Я проигрывал партию за партией, получая достаточно болезненные и унизительные щелчки, уже жалея, что согласился играть в чапая, что пришёл в гости к этому мальчишке, что нагрубил уборщице, что сбежал из садика.
Сбежал из садика! Эта мысль молнией пронзила меня. Что я натворил! Я подвёл папу, подвёл маму, подвёл мою воспитательницу Татьяну Николаевну, которая так приветливо встретила меня! И ради чего? Ради того, чтобы получать эти треклятые щелбаны, сидя в бузине у мальчишки, который нисколечко не щадит в этой нелепой игре. И тут я взбунтовался - опрокинул шахматную доску с уже расставленными фигурами и рванул, что есть силы на выход, воспользовавшись замешательством хозяина. Не чуя ног, я пронёсся мимо кустов крыжовника, мимо колодца, мимо яблони, мимо скучающей в будке собаки, выскочил в калитку и пустился наутёк через яр. Уже пробежав по мостику и будучи на своей территории, я впервые оглянулся — погони не было.
Откровенно говоря, я смутно помню что было дальше. Как оказалось, меня разыскивали всем миром — родители, воспитатели, учителя, просто знакомые. В конце концов, меня перехватил на улице сосед и передал маме с рук на руки. Мама не только не стала ругать, а напротив - ужасно обрадовалась, увидев меня живым и невредимым, хотя и с шишкой на лбу. Папа, по тревоге примчавшийся с работы, крепко сжимал мою ладонь:
- Ничего, ничего. Ты не переживай. Всё будет хорошо.
Миша уже давно был дома и обнял меня, встретив на крыльце.
- Андрейка, ты куда пропал? Мы тебя везде искали, искали.
Боже мой! Какое счастье вновь оказаться в своём дворе среди родных и близких мне людей. Всё здесь приветствовало меня. Кошка Мурка тёрлась о мои ноги, преданно заглядывая в глаза. Суровый Дружок в этот раз именно по-дружески помахивал куцым серым хвостом. Вишня тянула ко мне ветви, будто стараясь заключить в свои объятья. Воробьи особенно весело щебетали, встречая незадачливого беглеца. Ещё бы - за день мне трижды довелось совершить побег: из детского сада, из начальной школы и от мальчишки, живущего на соседней улице. Но и это не всё.
Состоялся ещё один побег — незримый и главный - побег из прежней детской жизни в новую, более взрослую и ответственную, в которой мне предстояло уже самому идти по своему собственному пути. Но отнюдь не в одиночестве, как представлялось мне утром. На этом пути с лихвой хватало места и братишке, и маме, и папе, и всему доброму, большому, светлому и радостному, что ждало меня впереди. А то, что путь мой будет именно таким никаких сомнений не было. Совершенно никаких!