До Сиреневой улицы Наташа шла быстрым шагом. Форменную одежду закрывал свободный бежевый плащ. Утро выдалось пасмурным и холодным, пришлось даже шарф намотать на голову.
Где же эта парикмахерская №5 в цокольном этаже трёхэтажного сталинского здания? Наташа вглядывалась в вывески. Вот телеателье, магазин "Спорттовары", а вот, наконец, и то, что нужно. Подскочив к массивной двери, девушка с трудом потянула ручку на себя. Скрипнула тугая пружина вверху, Наташа вошла в ярко освещённый коридор. Справа у столика стояли кожаные стулья, на них уже сидели в ожидании приёма первые посетители.
Резко запахло специфическим запахом парикмахерских салонов. Тут и шампунь, и одеколон, и смесь для химической завивки, запах терпкий, но приятный, даже в чём-то успокаивающий. Через открытые двери справа и слева, были видны зеркала и высокие кресла перед ними. Наташа заглянула в дверь направо. У окна сидела очень ухоженная брюнетка с красивой укладкой в короткой чёрной юбке и розовой блузке, она затачивала пилкой ногти.
- Галина Ивановна, - позвала Егорова.
Женщина обернулась.
- Ещё одна блатная... Девушка, в очередь! - послышался недовольный возглас сзади из коридора.
Но Наташа не среагировала. Та, кого она назвала Галиной Ивановной, вскинула на неё свои ярко-карие глаза, обрамлённые длинными пышными ресницами и залилась горячим румянцем:
- Наташа?! - переспросила она, и медленно поднялась со стула.
- Да, это я!
Женщина подошла к ней и остановилась в дверях:
- Что, может вас обслужить без очереди? - спросила она, заметив на Егоровой форму под плащом.
- Нет, нам надо поговорить. Пройдёмте куда-нибудь, пожалуйста!
Галина Ивановна потупилась в пол и несколько секунд топталась на месте, закусив губу, но потом с неохотой проговорила:
- Хорошо! - и вышла из зала.
Егорова пошла вслед за ней. Они шли по тёмному коридору, заставленному коробками и пустыми банками из-под половой краски.
Галина Ивановна толкнула кожаную дверь кабинета и вошла туда. Впустив Наташу, она захлопнула дверь и остановилась на пороге, сложив руки под грудью.
- Я слушаю вас.
- Может, мы всё-таки присядем? - спросила и, в то же время, предложила Егорова.
Женщина быстро села на крохотный диванчик, положив ногу на ногу, и сильно оголив колени. Наташа села в кожаное кресло напротив.
- Знаете, я шла сюда и думала с чего начать, - приступила к тяжёлому разговору девушка. - Ведь вы знаете, Галина Ивановна, что мы с вашим мужем Терещенко делим один кабинет - вместе работаем, вместе выезжаем на происшествия, дружим, радуемся, когда у кого-то всё хорошо, и вместе огорчаемся, если случится беда. У Саши сейчас горе. И у вас, думаю, тоже горе... Я была у него, когда он вещи собирал и, когда уходил из дома вместе с вашим сыном. Стала, так сказать, невольным свидетелем этого семейного несчастья. Я думала, что вы тут же спохватитесь, придёте, может даже будете требовать сына обратно, но... ошиблась. Вы даже ему не позвонили. Почему? Как же так?
Во время монолога Егоровой, которая не оставшись равнодушной, пришла сюда поговорить, Галина Терещенко молчала, всё так же поджимая губы. Очевидно ей не хотелось обсуждать эту тему, но как видно, подобной беседы ей всё же не избежать и она, потерев ладонь о край дивана, ответила:
- Что ж, звонить-то? И так всё ясно!
- Что, ну что вам ясно? Почему он ушёл? Вы это знаете?
- Может быть знаю, а может и нет. Не всё ли равно? Это должно было, когда-нибудь произойти.
- Почему? Что же, вас даже не интересует судьба сына? А ваш муж, не болит сердце, как он там, после всего?
Галина Ивановна усмехнулась.
- Молодая вы ещё, не понимаете многого.
- При чём здесь молодая или зрелая? Как же вы так могли?
- Ну, он то смог уйти!
- Он мужчина, не мог выдержать вашего предательства. Может и погорячился в тот момент, но вы то, мать! Почему вы не пытаетесь помириться, даже попыток не делаете к этому? Почему?! - Наташа чувствовала, что вот-вот расплачется сама. Обида за Терещенко, её коллегу и друга, была очень горька и требовала какого-то удовлетворения, но собеседница была, явно не расположена к такому диалогу, к тому же, как показалось Наташе, совсем равнодушна.
- Наташенька, девочка! Ты, я повторяю, ещё очень молодая, у тебя всё впереди. Я, выходя замуж за Терещенко, тоже так думала. Строила планы, мечтала, а получила плиту, конуру и схему: работа - дом. Больше ничего кроме этого я не видела в жизни, и не могла увидеть с мужем-ментом. А жизнь - она одна, ты пойми это!
- Но вы же знали, за кого шли! - воскликнула с обидой Егорова.
- Да, знала, но представляла всё иначе. А потом, да разве же я видела его дома? Затемно уходит и является, когда мы с сыном уже спим, за полночь. Что это по вашему - жизнь? Я разве об этом мечтала, разве это я заслужила?
Наташа опустила голову. Да и, что ответить той, с которой говоришь на разных языках. Не понимает она ничего, и не хочет понять.
- Галина Ивановна, Саша очень переживает, и Алёшка ждёт маму, плачет. Вернитесь к ним я прошу вас, поговорите хотя бы с майором, он простит, он вас всё ещё любит. Да-да, любит! Ещё не поздно! Поговорите с ним, прошу вас! Пойдёмте сейчас к нам, он уже на службе, - и Наташа сделала жест, чтобы встать.
- Нет-нет! - оборвала её Галина, - нет! Всё уже решено. Никуда я не пойду. Так даже к лучшему.
- К какому лучшему? - опешила Наташа. - Вы про сына-то подумали?
- У него есть отец, - резко сказала женщина, - надёжный и сильный. Решительный и смелый. Вон, какой решительный, всё одним махом отрубил. А я к нему идти на поклон должна? Не дождётся!
- Это не он, это вы всё отрубили своим предательством. Значит не пойдёте к нему?
- Я же сказала - нет! И Наташенька, не будем больше об этом...
- Но вы будете потом жалеть, что упустили такую возможность всё наладить. Вы очень будете потом жалеть! Не бросают таких мужчин, как Александр Константинович, не бросают!
- Ну, что ж, он теперь свободен. Дарю его вам, берите! - с издёвкой произнесла Галина.
- Как вы можете? Как вам не стыдно?! - Егорова даже отпрянула назад, будто перед ней сидела не женщина, а ядовитая гадюка, так ей сделалось сейчас мерзко и противно.
- А, что стыдного? Вот и вам, смотрю, не нужно такое сокровище. Небось за мента не спешите выходить? В милиции-то не первый день служите, а всё ещё не замужем. И я одобряю. Ищите достойного мужика, а не этих... - она осеклась на полуслове, видя, как разгневали её слова собеседницу. Чтобы смягчить разговор, она прибавила: - Ну, не получилось у нас. И он, и я ещё молоды, устроим свои жизни.
- Насчёт вас, я не сомневаюсь, - медленно проговорила Наташа, - но вы будете жалеть, я повторяю. Такого, как Терещенко, вам больше не найти.
Она резко поднялась и шагнула к двери, сходу толкнув её, на пороге обернулась и гневно, вновь бросила ту же фразу, шедшую прямо из сердца: - Вы будете жалеть об этом! - и хлопнув дверью, ушла.
Галина Ивановна сидела в той же позе и слушала удаляющиеся по гулкому коридору шаги Наташи. Она была немного смущена визитом коллеги мужа. Сейчас ей, действительно, надо о многом подумать. Но стоит ли принимать близко к сердцу Наташины слова?
Кабинет был завален всяким хламом и мусором, оставшимся после ремонта. На душе, так же был хлам. Разобраться в нём не было сил. Уже то хорошо, что она, придя домой, не будет слушать ничьих упрёков. И никаких объяснений ни с кем больше не будет. Забота готовить завтраки и ужины для кого-то, тоже отпала сама собой. Как прекрасно, что ты сам хозяин своей жизни! Приободрившись от этой мысли, Галина Ивановна поднялась. Уже хотя бы это хорошо, и привносит в её судьбу какой-то порядок и равновесие. К тому же Александр ей оставил свою квартиру, которую получал от УВД, когда сын родился, и ничего не взял оттуда, кроме личных вещей. Так что - всё в порядке, стоит ли напрасно беспокоиться? А сын? Скучает ли она по нему? Да, немного! Но ведь она тоже человек и имеет право на счастье, а Алёшка уже большой и, к тому же, он с отцом.
Поразмышляв так чуть-чуть, поправив причёску, Галина вышла в зал к уставшим ждать клиенткам.
Наташа злая пришла на Загорянку. Войдя в кабинет и увидев за столом ссутулившегося и отрешённого от всего майора, она поняла, что не скажет ему о своём визите к его жене, не посмеет сказать. "А надо ли было идти вообще? - думала она всю дорогу. - Конечно, надо! - тут же отвечала она себе. - Если есть, хоть какая-то ниточка для примирения, за неё надо ухватиться и тянуть. Во всяком случае - попробовать..."
- Вот из ГАИ прислали, - кивнул майор на бумаги без вступления.
- Что это? - Наташа взяла в руки эти листы со стола.
- Это номера машин, похожих на ту, что мы ищем. Я отправил Истомина с Коломийцевым на их проверку. Как видишь, их не так и много.
- Значит, мы продолжаем отрабатывать версию водителя-частника?
- Да, - ответил Терещенко, - ибо, пока, ухватиться не за что.
Наташа вышла из кабинета. Робко прижавшись спиной к закрытой двери, она прислушивалась к тому, что там за ней происходит. Что делает сейчас майор, оставшись один со своими мыслями? Сидит за столом или ходит из угла в угол?
Егорова медленно пошла по коридору вдоль закрытых дверей. Нужно поговорить с Андреем, ох как нужно! Но после дежурства по городу, он сейчас дома. Может к отцу зайти? Нет, не тянуло. Да и сказать-то ему было нечего. Она встала у окна. Шёл дождь. Крупные капли барабанили в стекло, стекая по нему серебристыми нитями на серый подоконник.
После визита Томкуса и Авеньева, точнее, после той вечеринки, на которой они были вместе в их доме, в отце, что-то изменилось. Наташа чувствовала это. Она очень любит отца. Это самый близкий и дорогой для неё на земле человек. Такого контакта, как с ним, у неё нет даже с матерью и поэтому, каждой клеточкой, каждой стрункой души она чувствует малейшие изменения в нём, его настроении, самочувствии, душевном равновесии. А после той ночи, когда выйдя в комнату она застала его у раскрытой форточки, он сделался другим. Будто бы стал вдруг старше лет на десять. И вообще, все последние дни он ходил, какой-то выжатый, чужой. Энергия его, отчего-то, пошла на спад или ушла, куда-то внутрь. Он много думал и мало говорил. Даже Султанов заметил это. Сегодня утром у раздевалки, Наташа слышала, он спросил у отца: "Что ты бродишь, как призрак в последние дни? Стряслось что?" Что ответил отец она не разобрала, её отвлекли, но Егорова видела, как быстро он и Султанов стали подниматься по лестнице, как затем вошли в кабинет Султанова и закрылись там вдвоём. Теперь похоже, они там ещё продолжают разговор. Наташа, стоя у окна против кабинета полковника, слышит их голоса. Монотонный голос отца, что-то уже долго объясняет Султанову, а тот, похоже, внимательно его слушает. "Интересно, о чём можно говорить так долго?" - любопытство Наташи разгоралось, но войти просто так без причины, она не могла, робела. Егорова снова отвернулась к окну. Задумавшись о чём-то о своём, она не слышала, как скрипнула сзади дверь. Она вздрогнула лишь тогда, когда на её плечо внезапно опустилась чья-то рука. Наташа резко обернулась. Перед ней стоял Султанов. Поправив съехавшие на нос очки, он произнёс голосом тихим и вкрадчивым, не как обычно:
- Пойдём в кабинет, Наташа, надо поговорить.
От того, как он это произнёс у девушки гулко забилось сердце. "Что-то случилось... Да-да, что-то случилось!" - пронеслось в голове.
Наташа шагнула к дверям вслед за полковником.
В ярком свете настольной лампы при плотно задёрнутых тёмных шторах, за столом сидел её отец. Перед ним лежал альбом и большая папка. Отец медленно приподнял её толстую, кожаную обложку. Скрипнул переплёт, белые тесёмки, служившие завязками, отскочили в стороны. На первой странице вверху были чётко выведены два слова ровными аккуратными буквами : "Дело Адидас". Наташа в недоумении подняла глаза на Евгения Петровича. Его серьёзное и строгое лицо было таким напряжённым, что девушка отпрянула в сторону и, как подкошенная, плюхнулась на стул.
По делу Куликовых вплотную работал Терещенко. Наташа сегодня сидела на приёме посетителей и заявлений. Рабочий день уже начался давно, шёл своим ходом, но то, что она услышала сейчас в кабинете отца, явилось для неё неким невидимым экватором, который разделил этот день на до - и после. Информация для размышления была большая, но она понимала, что это лишь верхний пласт, ей рассказали не всё. Это "всё" - рассказать, просто по ряду причин, невозможно. Да и надо ли ей всё это знать? Забивать голову тем, что уже давно пройдено? А то, что касалось сегодняшнего дня - это были лишь домыслы, не имеющие подтверждения и фактов. И всё равно об этом стоило задуматься, но не теперь - теперь посетители. Вон в коридоре их сколько! Запасайся, Наташка, терпением.
Во второй половине дня ближе к вечеру позвонила мама. Приехавшая вчера из Шатрова бабушка, забирала их обоих: и маму и Мишку - к себе, немного пожить.
- Просто невозможно так, - говорила она отцу, - вы утром идёте с Наташей на работу не спавши. Так нельзя. У меня будет лучше и ребёнку, и Свете. Пусть поживут в моём доме. Прикрепимся к нашей Шатровской детской поликлинике. Всё будет в порядке. Хотя бы первый месяц, а там видно будет. Я и помыть ребёнка помогу и вообще, не старая ещё.
Все были довольны этим решением. И вот мама звонит сейчас и сообщает Наташе, что уже пришло такси и они вместе с бабушкой уезжают.
- Ладно, мамуль, целую! Береги себя и Мишку, я в субботу буду с утра у вас. Пока!
Наташа, шлёпнув трубкой о телефон, выскочила из кабинета и побежала к отцу. Он был в столовой. Спустившись на первый этаж, она нашла его за столиком, сидевшего рядом с Истоминым.
- Папуль! Мама уехала, - сообщила она отцу.
- Ну вот и хорошо! - вздохнул он с облегчением. - И ей спокойнее, а то мы на работе целый день, даже помочь ей, бедной, не кому, да и нам с тобой хорошо. Выспимся теперь.
Истомин хихикнул.
- Что ты думаешь, семейный быт сахар, что ли? - повернулся к нему отец.
- Нет, потому и жениться не тороплюсь, - отозвался тот.
- Пап, ключи дай, я наверное вперёд тебя дома буду.
Егоров оцепенел, потом стал громко хлопать себя по карманам.
- Слушай, Ната, а я кажется их не взял! - отец спал с лица.
- Ну, что же ты? Я тоже не взяла, на тебя понадеялась. Как же теперь быть?
Истомин умирал со смеху, катаясь на стуле взад и вперёд.
- Комик ты, - брякнула Егорова, - у людей горе, а он от смеха трясётся.
- Ой-ой! - вскрикивал Славка и вытирал слезящиеся глаза.
Выход был только один и эта созревшая мысль, успокоила Наташу окончательно.
Выйдя из УВД около восьми, девушка бегом бросилась на остановку трамвая.
Она прошла через арку и вошла в свой двор. Немного потоптавшись у подъезда соседнего дома, она в нерешительности толкнула входную дверь. Медленно поднимаясь по ступенькам, она пыталась представить реакцию на её просьбу того, к кому сейчас шла. Но это было сделать трудно. И потому, внутренне собравшись, она взобралась на второй этаж и надавила кнопку звонка.
Зашаркали домашние туфли. Через секунду звякнула задвижка, дверь открыли. На пороге появился Меленко. Его высокая фигура с лысой головой, ярко вырисовывалась на фоне тёмного коридора.
- Здравствуйте, Юрий Сергеевич! Можно к вам?
Мужчина молча отступил от двери, пропуская Наташу в коридор. Потом зажёг свет в прихожей:
- Раздеваться будешь? - спросил он.
- Нет. Юрий Сергеевич, я к вам с просьбой.
Он внимательно посмотрел на девушку.
- Понимаете, ключ забыли от квартиры - и я, и отец. Дверь ломать не хочется. Может быть вы поможете?
Меленко ухмыльнулся и пожал плечами.
- Ну, может быть, простите, у вас что-то сохранилось из старого набора? Отмычки там, крючки?.. Мне не ловко это спрашивать, но всё таки, а?
Да, он, Меленко, ловко чистил раньше чужие квартиры и замки открывал без сучка и задоринки, но вот вскрыть квартиру полковника милиции, да ещё своего соседа по двору, об этом он даже и не мечтал в самых сладких снах своих. Наташа его просто огорошила столь невинной просьбой. А в мыслях всё-таки мелькнуло, не проверяет ли она его?
- Нет, ничего не осталось, - поторопился он с ответом.
Егорова захлопала глазами и сразу сникла.
- Ой, как жаль, но что же делать-то?
Видя её растерянность, он понял, что подвоха здесь нет никакого. Девушка и в самом деле нуждается в помощи. Помолчав с минуту, он произнёс:
- Ладно, подожди, - вселяя в Наташу надежду на счастливый исход.
Меленко вошёл из коридора в комнату, Наташа осталась стоять на месте. Через пару минут он появился, держа в руках отвёртку, остро заточенный нож и шило. Натянув на себя тёмную спортивную куртку, и всунув ноги в стоявшие у двери ботинки, он глухо произнёс:
- Ну, пошли!
С Егоровской дверью Меленко возился всего несколько минут. Вскоре без треска и звона замок поддался и дверь открылась.
- Ой, Юрий Сергеевич! - взвизгнула Наташа от радости и кинулась к Меленко на шею. - Огромное спасибо вам!
Она тянула его за рукав в квартиру. Растроганный таким вниманием бывший вор-домушник, не устоял перед юной милиционершей и вошёл в след за ней.
- Проходите, раздевайтесь, я вас напою горячим чаем.
Он хотел было возразить, но побоялся обидеть девушку своим резким нравом.
- У отца есть в шкафу немного коньячку. Мы с вами тяпнем по рюмочке, за здоровье мамы и братика. Вы не против?
Ну, от такого, кто же откажется?!
"Вот так, Меленко, ты впервые оказался в гостях у следователя, да ещё и за рюмкой коньяка во вскрытой тобой квартире", - подумал Юрий Сергеевич и улыбка скользнула по его выцветшим губам.
На следующий день отец рассказывал Султанову:
- Ты представляешь, что моя красавица вчера сотворила? Заставила Меленко вспомнить прошлое. И тряхнул стариной он на нашем замке, - далее Егоров поведал другу всю весёлую эпопею с ключом.
- И, как только додумалась до такого?! - громко восклицал он, стоя по середине кабинета и размахивая руками.
Султанов, так же, как и Истомин вчера, еле-еле удержался на стуле от смеха:
- Теперь меняйте замок! - предложил Евгений Петрович.
Резко распахнулась дверь, влетел Терещенко. Майор принёс план, разработанный им вчера вечером вместе с Коломийцевым, который предполагал оперативные действия широкого масштаба, проводимые в рамках операции по розыску песочной "Нивы".
- А может песочная "Нива" эта и вовсе не причём, совпадение, - , читая план, высказывался Султанов.
- Может быть. Вот на оперативной игре, если удастся её зацепить, мы и проверим, - наклонившись к столу, возражал майор.
- Добро. Я подпишу вам разрешение на проведение операции, - и Султанов поставил резолюцию на плане Терещенко жирной шариковой ручкой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.