Рассказ
Ночные контуры вещей. Перед глазами. А ты не можешь уснуть, да, Гудвин? А в шесть утра надо быть на ногах, – и ты «раскручиваешь» немых свидетелей твоих «мучений» хоть на какой-то диалог.
Как войти в твое положение?
Они – твои сочувствующие собеседники, им ты уже все объяснил, вон, смотри: тебя молча утешают. Правда не все, – есть среди них безразличная фата. Вещь, которая давно утратила всякий смысл, давно уложена в самый дальний ящик, – теперь возникает перед глазами, – не сон же? И даже когда взбиваешь подушку, переворачиваешь холодной стороной на верх, сам переворачиваешься на другой бок, – фата белеет перед тобой, как живое существо, брошенное на произвол судьбы в ночной комнате.
Вот и сейчас Гудвин увидел перед собой белый призрак. Подумал, что у призрака есть предначертанность. Стал оправдываться перед ним, и призрак его вскоре убаюкал.
Гудвин забылся, задремал, проснулся и бормотал: «Не убивал, не убивал, не убивал ее, – я боюсь смерти». И корил себя за ту мысль, что пришла к нему сразу, как она(жена – прим.автора) в первый раз исчезла из дома, – за мысль, что ее нет в живых .
Он начал скорее припоминать странный дурацкий сон, еще не ускользнувший из памяти.
Быстрее, быстрее. Да вот он!
«Я долго стоял у окна, тупо упершись лбом в холодное стекло. После похорон состояние «не в зуб ногой». Своя квартира будто чужая. Лечь в кровать. Закутаться. Молодых хоронить невозможно – представляешь себя на месте покойника. Зачем пошел? Мог бы отвертеться. Кто-то ночью склонился над головой, длинные волосы закрыли всю видимость. Раздался голос над ухом: "Зачем ты ко мне приходил? Занеси платье в душ". Сбрасываю одеяло. Я в платье, в котором ее похоронили. И не могу подняться».
Гудвин отпил воды. Да, отношения с ней катились в пропасть. Сразу было ясно, чем это кончится, но Гудвин сам не мог прекратить, наоборот, стал чаще вспоминать тот день, когда появилась в его жизни Кейт. Курносый носик в ситцевом платье. Ночи без сна, звонки, слова, томительные часы перед каждым свиданием, надежды, игра характеров и взглядов, – Гудвин увлекся, и выпалил: «Мы должны жить вместе». Следом пропавшие билеты в театр, на поезда и самолеты, пока…, пока она не переехала, наконец, к нему.
В Хорватии он ловил ее на деревянных мостиках Плитвицких озер, на скользких булыжниках Ровиня…, – везде она норовила упасть.
Потом при виде заката в Хуме, – городе, где жителей едва наберется на одну футбольную команду, они чуть не упали вместе посреди улицы. Вечером Кейт нарядилась в свое любимое черное обтягивающее платье. Вокруг сидели немки в шортах, как перед стартом по скандинавской ходьбе, итальянки в поло, – ну, вылитые судьи спортивных соревнований по теннису или пинг-понгу, без свистков, и русские в длинных льняных платьях с кружевами.
Когда Кейт переехала, – выяснилось, что неустроенность мешает ей расслабиться. Начались тренировки интимных мышц. Здорово, что можно обойтись без тренировок в спортзале, – напрягай мышцы на выдохе, расслабляй на вдохе, повторяй про себя счет до числа десять, и так трижды в день, в любых условиях, и жизнь будет ярче, особенно в постели.
Потом она в первый раз исчезла. Через неделю вернулась, ходила сама не своя, – Гудвин не знал, как точно охарактеризовать ее состояние. Она молчала, наконец, не выдержала и выболтала все про свою фотосессию с французом, в заброшенном доме... С терпением бедуина Гудвин заглаживал все барханы и неровности их отношений, и вел свой караван к последнему оазису, соединявшему их вместе – теме культурных событий.
Да, еще к нему прилетела реплика о французе: «Гудвин! Все было суперкреативно!»
А хорошее слово «все», оно включает процесс работы над образом, инсайты, букет впечатлений, и само собой, измену.
Гудвин думает: «Ты трясешь меня за рукав пиджака, и я понимаю, – ты мне изменила, ты себя выдаешь тем, что в данную минуту забыла кинуть пиджаку комплимент за его присутствие, столь уместное, в минуты, когда я кружил тебя и ты смеялась, – веселый пиджак, но как же ты забыла? В нем я носил тебя на руках, я знаю, сейчас ты не вспомнишь, – твоя голова занята тем, как не выдать измену. Но кто–то (скорее я) спустился в глубины нашего сознания, чтобы прочувствовать, зачем был нужен фотограф, многообещающие взгляды на камеру и мимо нее, и те громкие стоны, перемешанные с запахом французского парфюма».
Свадьба все-таки состоялась, полтора года минуло с тех пор, когда однажды она сказала: «Я не могу жертвовать личным пространством». И добавила: "Мне дороже свобода", и еще добавила: «Да, в таких случаях разводятся».
К таянию снега (не в Антарктиде, а на газонах сквера) Кейт уже исчезнет из жизни Гудвина, он еще по привычке будет заваривать кофе в большой турке на двоих, и зачем-то, как на дежурство, будет заходить на ее аккаунт в соцсетях. Фате все это надоест, она начнет свои нахальные вылазки из шкафа. Кейт доставала в свое время вещицу пару раз, давала ей инструкции, как вести себя с Гудвином, смотрелась в зеркало, и говорила, что хочет пережить ТОТ день еще раз, правда, не говорила с кем.
Вещица, если к ней присмотреться, в потемках излучала свет и приобретала сиреневый оттенок, – свет оттуда, из прошлого, – ткань будто дышала, как кошка, которая забралась на полку с одеждой и грозила выскользнуть из гардероба. И тогда он встал, подошел к шкафу, протянул руку, но в последний момент отдернул – не решился прикасаться, – все же реликвия, а реликвии так просто, в темноте, не трогают.
Включил свет, переложил фату на стул. Та застеснялась, съежилась.
–Легкая и холодная, – констатировал он факт своих ощущений, да потом еще отругал себя за разговоры с безгласной вещицей, да потом закинул ее в шкаф обратно и утрамбовал кулаками, чтобы отбить у нее охоту к ночным походам по комнате.
А потом…
В какой-то момент он заснул. Дальше, то ли во сне, то ли наяву (он не мог разобрать), но зачем он бежал, как оглашенный, по зимним улицам, покрытым тонким слоем снега, зачем нес в руках фату, положил бы в карман, большой карман парки.
–Я боюсь, что однажды ты исчезнешь, – как-то сказал он ей.
А она ничего не ответила.
...Шел по улице, одной-другой, – искал тротуары, уходящие в узкие переулки. Шел по переулкам, они быстро кончались. Вот так шел целенаправленно? Нет. Куда с фатой целенаправленно? Значит, фата его тащила, а не он ее. Он знал куда, туда, где они впервые встретились с Кейт. Замерз.
–Да пропали все пропадом.
Развернулся, и… домой, – перед дверью рылся в карманах. Оттуда что-то выпадало. Где ключи? Не нашел. Пошел по улице тем же маршрутом, каким причалил сюда, к кафе, где они часто сидели, в двух километрах от дома.
Ключи все же были в кармане, – наружном, под молнией парки.
Бывает, поведение человека в силу страстей, им обуреваемых, выглядит неразумным, а в отдельных случаях опасным, – бывает, неразумно вообще оценивать поведение, когда с человеком случилось такое.
Провел ночь, не сомкнув глаз. Стас убежать себя, что все произошло во сне, но наступил на лужу растаявшего снега и пошел менять носки.
Утром уехал в агентство, написал заявление – уволился.
Вечером фата вновь изменила свое местоположение. И тогда он внезапно рассмеялся.
Фата – тонкая материя. Она не движется, она просто поддается волнам воздуха и звучит от упоения своими возможностями. И вот это ее звучание есть звучание камертона, фата звучит, когда движется, когда приобретает инерцию движения, когда ОН вспоминает ЕЕ.
Никакой физики, – только философия. В сочинении "Об уме" Левкипп утверждает, что ни одна вещь не возникает случайно — все возникшее целесообразно и подчинено необходимости. Фата возникла для их союза с Кейт, но сейчас кому она нужна? Ей стоит поднапрячься и повлиять на Кейт. Гудвину пора бы это понять. А еще где-то он прочел запись одного малоизвестного писателя: «Печаль Орфея способна двигать тонкими материями», а что делать, ежели его чувства к Кейт не остыли, – вот и реакция тонкой материи, заметная в темноте. За многими эпизодами наблюдений за вещицей, он уловил один знакомый запах духов и уже понял, кто сейчас поднимается по лестнице.
Так-так, вещь подсказывает ему сценарий ближайших событий. Кейт появится перед ним, принесет виноватый взгляд, где и грусть, и чертовщина, и еще то чужое существо, что витает в воздухе между ними после последней ссоры. Средним пальцем левой руки (правая всегда занята айфоном) Кейт сейчас набирает код домофона, добавив два пальца в помощь, крутит ручку двери, и уже указательным нажимает кнопку лифта номер двенадцать и звонит в дверь номер семьдесят один. И человек, который был когда-то номером один в ее жизни, отворяет дверь.
–Привет! Я увидела свет и зашла… Вещи забрать… Ну а ты…? Ну, не смотри на меня, как кот на сметану.
Как и положено в драмах, она теперь смотрит на Гудвина сквозь пальцы, случайно замечает фату, и добивает Гудвина совсем:
–А ты чего тут бантики развесил?
© Андрей Толкачев
P.S.
История произошла на самом деле. Изменены только имена героев и добавлены фотографии из галереи мастера ночной съемки Майкла Кенны. А сколько еще таких историй.
«Черно-белая фотография мне кажется более загадочной и оставляющей пространство для интерпретации»
Майкл Кенна