Имя Веры Игнатьевны Мухиной известно даже тем, кто особенно не интересуется скульптурой: монумент "Рабочий и колхозница" для Всемирной выставки в Париже 1937 года прославил имя создательницы на многие поколения.
Но, конечно же, обзор мой сегодня будет не про "Рабочего и колхозницу", и не про памятники Максиму Горькому в Нижнем Новгороде и Москве, и не про памятник Чайковскому около Московской консерватории. Мы прогуляемся по Новодевичьему кладбищу, где можно увидеть мемориальные скульптуры Веры Игнатьевны.
Но прежде давайте расскажу о ней самой. Я даже купила книгу 1954 года, которую о Мухиной написала Раиса Яковлевна Аболина. Интересно, как там аккуратно обходятся стороной проблемы с властями и репрессии в отношении ее супруга, — Алексея Андреевича Замкова. Но давайте начнем с самого начала.
Вера Игнатьевна Мухина родилась 1 июля 1889 года в Риге, в состоятельной купеческой семье. Отец ее, Игнат Кузьмич, интересовался буквально всем, от инженерного дела до рисования. А вот матери девочка лишилась рано, та умерла от туберкулеза. Чтобы не заболела и дочь, Игнат Кузьмич увез Веру в Феодосию в 1892 году, где она и жила до 14 лет, пока не умер отец.
В Феодосии Вера увлеклась рисованием, и, переехав в 1904 году в Курск, а спустя 5 лет — в Москву, занятия своего не бросила. В 1912 году Мухина уехала на 2 года в Париж, где занялась скульптурой, а заодно прослушала цикл лекций по анатомии и вновь рисовала. Заграничная поездка завершилась путешествием по Италии в целях изучения классической скульптуры.
Первая Мировая война застала Веру Игнатьевну в Москве. Окончив медицинские курсы, она работала в госпитале медсестрой, где и познакомилась с военным врачом Алексеем Андреевичем Замковым. В 1918 году они поженились, а через 2 года родился единственный сын Всеволод.
Когда в 4 года мальчику диагностировали костный туберкулез, отец его прооперировал сам, на кухонном столе, а мать ассистировала. Его удалось вылечить. Интересный факт: Всеволод Алексеевич, будущий кандидат физико-математических наук, в детстве стал прототипом Вольки ибн Алеши, героя сказочной повести Лазаря Лагина "Старик Хоттабыч".
Алексей Андреевич Замков, блестящий хирург и ученый (некоторые именно его имя приводят как прототип булгаковского профессора Преображенского, но, впрочем, там еще с десяток вариантов) в 1929 году создал первый в мире гормональный препарат "гравидан" на основе мочи беременных женщин. Препарат показал прекрасные результаты, в том числе и при лечении наркотической зависимости. Однако в 1930 году, в рамках "борьбы со знахарством", препарат был запрещен, а Замков был осужден на 3 года ссылки в Воронеж. Вера Игнатьевна тогда не покинула мужа.
Она потом вспоминала о тех страшных днях: "О том не могу говорить без волнения... Открытие Алексея Андреевича стало сенсацией. Успех у всех рождает зависть, вокруг началось брожение: вы — за Замкова, или против? Многие испугались, подписали статью в «Известиях», где Замков был назван шарлатаном. Алексей Андреевича обвиняли во всех грехах, и даже в краже институтской мочи. Он не выдержал и решил бежать. Превратился в комок нервов. Я не могла оставить его в таком состоянии и решила ехать с ним. Мы взяли паспорта и поехали будто бы на юг. В Харькове нас арестовали и повезли обратно в Москву. Привезли в ГПУ. Допросили первую меня. Я поняла, что Алексея Андреевича подозревают в том, что он хотел продать за границу секреты своего изобретения. Не подтвердилось, все было напечатано. Меня отпустили. У меня начались страдания жены, у которой арестован муж. Это продолжалось три месяца. Наконец, ко мне домой пришел следователь и сообщил, что мы высылаемся на три года с конфискацией имущества".
Помог тогда Максим Горький. Он достучался до высшего руководства страны, и Замкова с семьей из ссылки вернули, и даже все-таки признали действенность гравидана. В 1933 году даже был создан Государственный институт урогравиданотерапии, директором которого поставили Алексея Андреевича. Но взлеты и падения, увы, были типичны для тех времен. В 1937 году Замков потерял нескольких друзей и родственников: кто-то был расстрелян, кто-то просто пропал. Мухиной было легче, единственная родная ее сестра сразу после революции эмигрировала. В 1938 году исследования Алексея Андреевича были вновь подвергнуты порицанию, институт закрыли. Тогда у него случился первый инфаркт.
Прошу извинить меня за то, что столь подробно углубляюсь в биографии, но мне кажется это важным. Понимаете, Вера Игнатьевна всегда и во всем поддерживала мужа, им удалось пронести свою любовь через года и все препятствия. Но при этом она никогда не переставала творить, совершенствуя свое мастерство с каждым годом.
1941-1942 гг. семья провела в эвакуации в Каменске-Уральском, а по возвращении в Москву у Алексея Андреевича случился случился второй инфаркт, который он уже не пережил.
Замков был похоронен на Новодевичьем.
На его могиле установили бюст, который Вера Игнатьевна создала в 1934 году, а на надгробии было начертано: "Для людей я сделал все, что мог..."
Вера Игнатьевна Мухина пережила мужа на 11 лет, она умерла 6 октября 1953 года от приступа стенокардии, и была похоронена рядом. Бюст ее создавался одной из учениц — Ниной Германовной Зеленской. И даже после смерти супруги как будто разговаривают друг с другом, ибо на ее надгробной плите написали: "И я тоже..."
Все мемориальные скульптуры, которые создавала Вера Игнатьевна, находятся на Новодевичьем кладбище.
Еще в 1926 году Мухина создала проект надгробия Е.Б. Вахтангова, но оно осталось лишь на эскизах. Памятник при этом представал в виде каменной стелы, из которой сверху вырывались два крыла. У подножия предполагалось размещение плиты с портретным рельефом.
Первом же реализованным проектом стало надгробие единственного сына Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова), — Максима Алексеевича Пешкова (1897-1934). Статуя считается одной из лучших работ Веры Игнатьевны.
Максим Алексеевич вел жизнь развеселого разгильдяя. Обзавелся женой и детьми, но не работал, брал деньги у отца, регулярно выпивал. Что, собственно, и стало причиной смерти: собутыльники оставили его, пьяного, на холодной улице, он уснул, замерз и впоследствии скончался из-за воспаления легких. В 1938 году обвинение в убийстве Максима Алексеевича было предъявлено П.П. Крючкову (секретарю Горького) и Г.Г. Ягоде (печально известному наркому). Ягода и не отрицал, объяснив все влюбленностью в супругу Максима Алексеевича. Обоих расстреляли.
Скульптура была высечена из глыбы уральского мрамора и получилась настолько реалистичной, что мать Максима Алексеевича, Екатерина Павловна Пешкова, увидев надгробие впервые, залилась слезами и сказала Мухиной, что та на мгновение вернула ей сына.
Самым прекрасным мне кажется надгробие на могиле оперного певца Леонида Витальевича Собинова (1872-1934). В своих эскизах Мухина сначала обратилась к образу Лоэнгрина, любимого героя Собинова, стоящего у двух кипарисов. После появился лебедь, который по сюжету сопровождает героя. А в итоговом варианте остался только лебедь.
Остановившись на этом образе, Мухина хотел подчеркнуть чистоту морального облика певца. Она говорила: "У русских людей лебедь всегда являлся символом чистоты, а чище человека, чем Собинов, я не знала".
Так, Леонид Витальевич всегда старался помогать нуждающимся, а в годы Первой Мировой войны все сборы с концертных выступлений (более 200 тысяч рублей!) передал в помощь раненым.
Барельеф на надгробии ботаника и географа Владимира Леонтьевича Комарова (1869-1945) — работа Веры Игнатьевны Мухиной.
В честь этого выдающегося исследователя, автора 400 научных трудов, названо множество растений и насекомых. Известный поселок Комарово в Ленинградской области — тоже назван в память о Владимире Леонтьевиче. И он был не кабинетным ученым: исследовательские экспедиции Комарова, чьи ботанические исследования были признаны во всем мире, проводились в Средней Азии, на Дальнем Востоке, на Камчатке, на Кавказе, и прочая, и прочая.
О памятнике на месте захоронения Дмитрия Ильича Ульянова (1874-1943) я уже писала раньше, как и о самом Ульянове, так что не буду повторяться. Пожалуй, символические погребальные урны — самый популярный символ, перекочевавший с классических дореволюционных надгробий на некрополи ХХ века. Что неудивительно, учитывая как активно советское правительство пропагандировало кремацию.
Для надгробия Марии Николаевны Ермоловой (1853-1928) Мухина тоже создала погребальную урну, размещенную на стеле с барельефом этой величайшей русской актрисы (как ее называл Станиславский).
Изначально Мария Николаевна, по ее завещанию, была похоронена в подмосковном селе Владыкино, у храма Рождества Пресвятой Богородицы. В 1970е храм и некрополь решили снести из-за строительства Алтуфьевского шоссе, но местным жителям удалось его отстоять. Хотя некрополь все равно был уничтожен, а прах Ермоловой в 1971 году перенесли на Новодевичье.
В завершение этого рассказа приведу слова Веры Игнатьевны, которая охарактеризовала свое творчество так: "Наша суровая героическая эпоха рождает все более прекрасные и величественные образы, которые наполняют воображение художника и требуют своего пластического выражения. Не успеваешь сделать всего, что хочется сделать, что требует от художника наше напряженное время".
Образы нового человека, созданные Мухиной, существенно повлияли на дальнейшее развитие скульптуры. Кажется, она была очарована новым обликом человека — не номенклатурной единицы, а тем особенным стремлением к цели, самопожертвованием, героизмом. Пожалуй, именно она положила начало героическому портрету современника.
Но здесь, на Новодевичьем, не думаешь о высоких материях.
Просто любуешься прекрасными работами.
