Что делать с ребёнком, найденным в лесу. Не оставишь же его там? Конечно, нет. Такого Устя-знахарка допустить не могла. Забрала с собой. И то, что это дитя ведьмы, её не остановило.
И откуда в лесу может детский плач? Прислушались, всё смолкло. Наверное, почудилось. Женщины принялись спешно обрывать боярышник. Торопились, чтобы быстрей уйти отсюда.
Вдруг, услышали хруст веток, как тачку кто-то катит. Хруст быстро приближался. Точно, мужик с тачкой. Так это же Ванька-контуженный!
В Большой Крепке его все знали. Местный он, до войны с родителями в своём доме жил, хороший был дом, старинный, пожалуй, чуть ли не единственный с деревянными полами, да шифером крыт.
А во время войны немцы этот дом облюбовали и свой штаб там разместили, а всех из дома выгнали. Вначале они в подвале жили, а потом исчезли. Ванька юнцом тогда еще был. Никто не знает, куда он делся. Говорили, что вместе с матерью и старым дедом в другое село ушли. Да только и там их никто не видел.
Долго их не было в слободе, а после войны Ванька один вернулся. Где мать, где дед - не говорит. Да и вообще вопросов он не слышал. Совсем глухим стал. Говорить говорил, но только слова, а не предложения. С тех пор Ваньку контуженным прозвали.
В слободу вернулся, а дома нет. После войны совсем мало здесь домов осталось. Многие разбомбили, а остальные сгорели. Немец отступая, поджигал все дома и они пылали. Крыши же были из камыша. Большинство семей землянки себе отстраивали. А Ванька у себя на усадьбе в подвале поселился и стал жить.
Жалели слободянцы Ваньку. Стали его по очереди кормить да на ночлег зимой к себе принимать. А летом Ваньке и под открытым небом спалось хорошо. Стал он пастухом. Пас домашних коров. Глухим так и остался. Да и вообще казался парень немного не в себе.
- Ванька! Куда же это ты едешь с тачкой? - спросили бабы, и Ванька ответил, хотя и не услышал вопроса.
- Женюсь! Женюсь! Посторонитесь, - прокричал он, проезжая мимо. Бабы за ним. Ванька бегом, и они тоже.
- Так ты за невестой на тачке? - кричат бабы вслед ему, - Уж не на ведьме ли жениться собрался?
Ванька не отвечает, да и вопросов не слышит, вперёд бежит. Бабы не отстают. Смотрят, что-то наподобие шалаша стоит. И Ванька там остановился. Внутрь шалаша зашёл, а потом как закричит! Даже не закричит, а зарычит! И выскочил оттуда. Бабы к нему! А он, пальцем показывает на вход в шалаш, а сам не переставая орёт.
Бабы помялись-помялись, а Устя-знахарка и говорит: "Что там? Надо зайти и посмотреть". Заходит одна. Бабы побоялись, да и не зайти им туда всем, шалаш маленький. Когда глаза привыкли к полумраку, увидела Устя, что на полу, в какой-то неестественной позе, лежит женщина. Даже, не прикасаясь к ней, Устя определила: женщина была мертва. Устя-знахарка сразу узнала в ней ведьму.
В углу, на матрасе лежал младенец, укутанный Устиным платком, а рядом сидела кошка. Черная, с белой грудкой. Вышла Устя из шалаша, не знает, что делать дальше. Ванька-контуженный лежит, кричит по-прежнему и головой о землю бьется. А бабы стоят с перепуганными лицами и не могут ничего сказать. Еле-еле Устя их в чувство привела. Начала рассказывать, что увидела.
А тут кошка из шалаша выходит. Все та же: черная с белой грудкой. Бабы увидели и в рассыпную. Звала их Устя, звала, да только не дозвалась, убежали. Тут ребеночек вновь заплакал. Решила Устя-знахарка: ребеночка надо забрать и в сельсовет отнести. Пусть в детский дом определят. Взяла дитя на руки, а оно такое махонькое, легонькое, как пушинка.
Выходит из шалаша. Тут Ванька вмиг перестал орать, подбежал к Усте и начал ребенка отнимать. "Мой, мой!" - кричит и вырывает его у Усти. Да, разве ж Устя отдаст полоумному дитя малое? Оттолкнула его и быстро пошла. Ванька сзади бежит, тачку свою у шалаша бросил. Так до слободы и добежали.
Вошла Устя в первую же хату, попросилась отдохнуть. А там бабка старая жила и, как раз, внук ее из школы вернулся, да еще и друга с собой привел. Отправили они хлопцев в сельсовет.
- Да скажите там, чтобы быстрее пришли! Дитя малое нашли! - наказала Устя.
Хлопцы и побежали. А Устя с бабкой распеленали дитя и видят: на шейке крестик у него. Укутано дитя в рваньё, а крестик необычный какой-то.
- Золотой крестик. Это точно! - определила Устя, хотя золота никогда в жизни не видела, - но, какой-то он странный. Какой-то ненашенский. Надо сравнить его с нашим.
- Я тебе и без сравнения скажу: католический у дитя крестик, - сказала бабка, - Точно знаю! Пришлось мне одной панночке в молодости прислуживать. Так у нее такой был.
Не успели крестик рассмотреть, как пришла соседка. А вскоре набежало людей столько, что в дом не поместиться. Это хлопцы в сельсовет бежали и всем, кого встречали, новость рассказывали.
- А почему с пустыми руками пришли? - спросила Устя, - тут много чего дитю надо, и пелёнки нужны и кушать тоже ему надо. А, ну, марш за молоком!
Устя - авторитет! Сказала, значит, сделать надо. Скоро и молоко было и пеленки, и даже готовую кашу манную кто-то принёс. Нагрели воды, купать начали.
- Девка! - сказала Устя, - А я сразу поняла, что девка. По девчачьи кричит.
Запеленали дитя в чистые пеленки, кормить начали. Тут и, сидевший в сенях Ванька, подошел к ребенку.
- Мой, мой! - и руки протягивает к дитю.
- А, ну, не лезь сюда с грязными руками! - Остановила его Устя, - Видишь, выкупали только?! Выходи из хаты!
Ванька, хоть и не услышал, что сказала Устя, но понял, отступил, но из хаты не вышел. Сел на пол в углу.
