«Ожидайте меня нынешнею осенью в Ижевское. Я желаю лично поздравить вас и порадоваться вашему благополучию. Указ в Рязанское губернское правление об увольнении вас в звание свободных хлебопашцев последует в непродолжительном времени. <...> Наконец, я желаю, чтобы 10-е число июня, как день, в который совершилось вечное ваше благополучие, было ежегодно празднуемо приношением тёплых молитв Царю царей при общем собрании в церквах».
Так оканчивалось письмо бывшего вдалельца села Ижевское, директора Пажеского корпуса Николая Ивановича Демидова, к 12 тысячам его бывших крестьян, которые только что сами себя выкупили. Этот грандиозный выкуп, утвержденный, по церковному календарю, в день памяти священномученика Тимофея Прусского — 10 июня 1832 года (то есть 23 июня по новому стилю), стал, согласно исследованию историка Вешнякова «Крестьяне-собственники в России» (1858), одним из самых масштабных в истории страны.
Последовавшая за выкупом перестройка ижевской общины повлияла на все стороны жизни местных крестьян и на то, каким мы знаем Ижевское сейчас.
Часть I. «Крестьянская республика» и Антон Воронков
К 1830-м годам ижевские крестьяне в силу оторванности от мира (сто вёрст от Рязани) накопили большой и редкий для средней России опыт самоуправления. Ещё в XVI веке ижевские пчельники самостоятельно, без участия барина, межевали бортнические угодья с соседним Тереховым монастырём, а в начале XIX века здесь с подачи помещика появилась своя «Конституция». Она зафиксировала «словесные предания», по которым село жило издавна: крестьянский совет из шести человек, ежегодно сменяемых на мирских сходах, наказание за коррупцию, отчётность за каждую копейку потраченных налогов.
Эта автономия сделала Ижевское, в котором жили около 10 тысяч человек, административным и культурным центром всей округи.
Одним из главных действующих лиц в ту пору был крестьянин Антон Степанович Воронков, потомственный кузнец и владелец суконной фабрики. Этакий республиканец, Воронков на первое место ставил общину и благополучие родного угла. Неграмотный (по сохранившимся сведениям, умел писать только свою фамилию), но предприимчивый и удачливый приказчик, он сыграл большую роль в организации бочарного промысла. С 1820-х ижевляне по предложению помещика Демидова стали уходить в южные порты делать бочки и так в этом преуспели, что надолго монополизировали этот рынок. В статистическом справочнике по Рязанской губернии за 1890 год отмечается, что «в южных краях слово бондарь-ижевский нераздельно» и что «везде, где только делается вино, есть и ижевские бондари».
Вот с каким багажом навыков ижевские крестьяне начали в 1830 году переговоры о выкупе.
По одной версии, Николай Демидов (праправнук основателя династии) сам предложил ижевлянам выкупиться, поскольку задолжал Московскому опекунскому совету более 1,2 млн рублей. Кроме того, у Демидова не было детей, и по его смерти его многочисленные родственники могли разделить Ижевское на много мелких частей, чего Демидовы не любили. По другой версии, Антон Воронков, узнав про намерение барина продать волость, уговорил общину выкупиться самим.
Смысл выкупа не был очевиден всем — Ижевское и при помещике жило так, как иные крестьяне впоследствии не жили на воле. Тогда Воронков, как писал первый ижевский краевед крестьянин Дмитрий Бакулин (р. 1838), собрал 12 человек ходоков и отправился с ними в рязанские села Ловцы и Белоомут, где крестьяне уже выкупились, чтобы узнать: что лучше — быть крепостными или вольными?
«Там они увидели, что жизнь тех крестьян довольно завидна. Они привезли оттуда копию с откупа, на каких правах те крестьяне были отпущены. Возвратившись, собрали снова всеообщую сходку, прочитали на ней копию условия о рассказали, какую жизнь видели в Ловцах и Любечах, — писал Бакулин. — Тогда убедились все, что хозяевами быть лучше, чем рабами, поблагодарили за заботы о них барина и Воронкова и просили помочь им какими бы то ни было путями дойти до этой цели и улучшить их крестьянский быт».
Сохранились имена крестьян — сподвижников Воронкова в деле выкупа: Иван Лисин, Иван Нюнин и Андрей Новиков.
Часть II. Выкуп
Первый проект договора был подписан 2 декабря 1831 года. Против него выступил министр юстиции и один из основателей литературного кружка «Арзамас» Дмитрий Дашков, который счёл договор обременительным для крестьян. Император Николай I договор не утвердил и предложил Демидову сделать в платеже «облегчение». Демидов сделал скидку, и в мае 1832 года, после схода из домохозяев от каждого двора (а где мужчины были в отсутствии, то приглашены были женщины и незамужные девушки) и приведения их к присяге, был составлен второй проект договора.
Какие же там были условия?
Ижевское общество в составе 5153 ревизских (то есть мужских) душ обязалось уплатить Демидову за волю 12 тысяч живых душ (всех мужчин, женщин и детей) и за 30 тысяч десятин разного рода земельных угодий:
1) единовременно — 650 тысяч рублей;
2) оброка в течение двух лет — 80 тысяч рублей;
3) Московскому опекунскому совету по долгам Демидова в течение 35-летней рассрочки — 1 млн 287 тысяч 500 рублей;
4) процентов за всё время уплаты рассрочки — 1 млн 431 тысячу 700 рублей.
Чтобы собрать единовременный платеж, вотчинный совет предложил выделить 1100 паёв и оплатить их по 415 рублей зажиточным крестьянам. Воронков для начала внёс от себя за 100 паёв 41500 рублей, затем записали на членов совета по 10-20 паёв и на рядовых зажиточных от 3 до 10 паёв. Как пишет краевед Василий Бакулин (сын Дмитрия) в книге «Ижевская волость» (1928), «многие хозяева приходили в контору, плакали, божились, что не имеют денег. Но члены совета, бурмистры и старшины отлично знали имущественное положение своих соседей и уличали лицемеривших». Сохранилась легенда, что когда обличение не помогало, то с общего мирского согласия применяли… розги. «Это очень помогало, — констатирует Бакулин-младший. — Иные при виде розог, другие после первого десятка „горячих“ раскаивались, шли домой, вырывали в подполе кубышки, раскатывали бабьи холсты и приносили выкуп».
Таким образом тысяча зажиточных крестьян обеспечила менее имущим возможность откупа в рассрочку. Выкуп облегчался круговой порукой, по которой платёж за смертью, болезнью или неправоспособностью недоимщика перекладывался на более имущее семейство (участки, соответственно, переходили к новым плательщикам).
«Великое дело свершилось. Воронков, его сподвижники и другие крестьяне энергичные верили в свою силу, ценили волю и будущее им казалось прекрасным и заманчивым. Но были робкие и неверующие; эти ворчали и каркали: „Погодите ужо... Она вам, воля-то, шею натрёт... Она вас доведёт“»,
— сообщает в «Ижевской волости» Василий Бакулин.
Вольная жизнь принесла много новых дел и обязаностей. Опыт самоуправления у ижевских крестьян был богатый, но вот опыта взаимодействия с государственными институциями — минимум. На Ижевское свалились все трудности разом.
«Чиновная рать того времени вошла в касательство с мужичьим миром непосредственно, помимо барской конторы, и вошла не с желанием пособить новым вольным хлебопашцам устраивать новую жизнь, а с большим аппетитом — погреть руки около большого Ижевского костра», — пишет Василий Бакулин.
В 1833 году Николай Демидов умер, освободив ижевское общество от уплаты оброка. Но в 1834 году с претензией на этот оброк появилась сестра Демидова Софья Наумова. В 1835 году умерла и она, и тогда по её завещанию выступили истцами два её сына. Они вообще потребовали возвратить ижевских крестьян в крепостную зависимость как не выполнивших договор. Тяжба длилась до 1841 года и была прекращена за уплатой крестьянами 12 тысяч рублей. Но сколько было переплачено судебных пошлин и подачек ходатаям и „нужным людям“, сколько потрачено энергии — знал только Антон Воронков.
Параллельно Ижевское не покидали природные бедствия. В 1833 году был неурожай. В 1829 году цена на рожь была 2 рубля 50 копеек, а в 1834-м — 16 рублей 75 копеек за четверть в девять пудов. Затем было несколько крупных пожаров: 1838 году выгорело две трети села, сгорела крыша Казанской церкви, выгорела колокольня, с неё попадали колокола и разбились, уцелел только один. В 1839 снова был неурожай. В 1840 году стоимость ржи доходила до 40 рублей. 1848 год — снова голод и вдобавок холера.
«Одним словом, — замечает Василий Бакулин, — под рядом перечисленных бедствий тяжело было жить и без непосильных платежей, а у ижевцев платежи были на первом плане, и они платили!»
Поскольку домашнее хозяйство не могло обеспечить стабильные взносы за выкуп (а в год ижевскому обществу нужно было платить Московскому опекунскому совету больше 77 тысяч рублей), пришлось налегать на отхожий заработок. Интенсификация труда, по Бакулину, была доведена дома и на путине до наивысшей точки: «Вставать в 1-2 ночи, ложиться в 8-9 часов вечера, уделяя труду от 18 до 20 часов в сутки, считалось обычным порядком. Отхожий бондарный промысел, бывший прежде „подсобным“, теперь превратился в настоящую кабалу с зимовками по две-три зимы; это был для многих труд картожанина, отрешенного от семьи».
Экономическая тягота давила население. Вспоминали пророчество тех, которые говорил перед выкупом, что «воля шею натрёт». Недовольство росло — и падало на Воронкова.
«В 1840-х годах оппозиция Воронкова выросла, её возглавлял грамотный Белик-Ляликов; она добилась назначения общественной ревизии и учёта расходов, производимых уполномоченным Воронковым, — пишет Василий Бакулин в очерке об Антоне Воронкове. — Учётчики на этот раз не ограничились простым учётом по показанию ревизуемых и записям в книгах, а потребовали оправдательные документы на расходы за весь период деятельности Воронкова; а где было взять документы на взятки, на благодарности, на приёмы и кормёжку „нужных лиц“? Все эти расходы делались с согласия вотчинного совета (упраздненного в 1839 году). Но одни советчики были „на том свете“, другие немногие „запамятовали“, и остался один Воронков в ответе с начётом с лишком 100 тысяч рублей!
Нелепость начёта была очевидна; но это-то и послужило к ухудшению положения. Воронков не верил в силу нелепого начёта и попробовал локализовать дело через высшее, знакомое ему начальство. Один губернатор „замял“ дело; особо ретивого ревизора — Белика — посадил в тюрьму».
Но вскоре губернатор сменился, новый возбудил вновь дело о ревизии и приказал арестовать Воронкова. Больной, упавший духом Воронков не дожил до суда. Его суконная фабрика закрылась и была продана за бесценок. Сын и внук построили деревянный флигель в поле, поселились в нём, разводили сад и работали на конной молотилке.
Часть III. Последствия
Самовыкуп у Демидова был кульминацией жизни ижевской общины. Краевед Бакулин называет его «последним, красивым и могучим проявлением силы объединённой массы», которое «подорвало организм», и он «начал тихо умирать». Интересы бондарных артелей становятся выше интересов домашнего хозяйства, и общинные порядки уступают место индивидуализму. Если раньше ролевой моделью мог быть такой крестьянин-«республиканец», как Антон Воронков, у которого на первом месте была община, то теперь молодёжь равнялась на артельных старост, которые незаметно (в том числе и для себя) становились новыми хозяевами, новыми помещиками.
Выплаты опекунскому совету по долгам Демидова были окончены 5 января 1865 года при первом волостном старшине Иване Андреевиче Баукове, уроженце соседнего села Стариково.
«При круговой поруке некоторые из крестьян не выдерживали в платеже выкупных и, проплатив три года или пять лет, отказывались продолжать взнос платежа, ибо приходилось платить по ревизским окладам, то есть и за умерших членов семьи, — вспоминал свидетель тех событий крестьянин Дмитрий Иванович Бакулин. — Старшина Бауков много беспокоился о том, как бы не обидеть слабых плательщиков, с которых сваливали (то есть изымали. — ДФ) наделы земли за дальнейший неплатёж. Его сильно занимал вопрос, что за «счастливцы» будут исправные плательщики, когда за ними останутся навечно участки земли, между тем как за них несколько лет уплачивал бедняк.
Для разрешения и упорядочения столь важного вопроса Бауков собрал сельский сход, на котором порешено было поставить цену на участок при совершении условия даже своим же односельцам в вечность по 40 рублей на серебро. При этом установлено было, что кто проплатил выкупных 10 и более лет за свои участки, за теми они остаются навсегда как неотъемлемая собственность, а кто платил менее 10 лет, те лица входили в личную сделку между другими членами общества, получая доплату деньгами за годы выкупа ими земли.
Так была совершена более или менее справделивая развёрстка земли между всеми членами общества в 1867 году, которая закончила споры и раздоры в обществе из-за владения землей. Учётом этих платежей заведывала комиссия, состоящая из пяти крестьян, членов общества, по одному от каждой тысячи жителей, и называлась она комитетом. Этот комитет и теперь служит руководством для нашего волостного правления при разрешении вопросов о выкупе участков, сваленных за неплатёж податей».
Комитет 1867 года разобрался, кто сколько участков выкупил, записал за каждым домохозяином количество участков и выдал каждому «платежную книжку», в которой обозначено было число ревизских душ семьи, число участков земли и сумма причитающихся ежегодно платежей — мирских и казённых. Комитет собирался ещё дважды, в 1887 и в 1907 годах, для разрешения «земельно-строительных недоразумений».
Несмотря на «умирание» общины, именно в этот период Ижевское стало таким, каким мы его знаем и поныне: с середины XIX века крестьяне-бондари почти поголовно меняют избы на кирпичные дома с зателивым декором на заработанные на югах деньги, открывают заводы, фабрики, строят школы и общественные здания, в Ижевском укореняется городской быт.
Сразу после окончания выплат ижевские крестьяне строят и 10 июня 1865 года — в 33-ю годовщину «Дня независимости» — освящают церковь Тимофея Прусского, памятник своей свободе и своему терпению.
«Этот храм — достойный одобрения и подражания памятник начала свободного труда и личного самоуправления ижевцев, — писал историк Иван Токмаков, автор брошюры «Историко-статистическое и археологическое описание села Ижевского». — В 1865 году 5 января крестьяне Ижевского общества <…> сполна внесли за себя выкуп и освободились от опеки, бывшей над ними.
С этого времени година крепостных страданий кончилась для них; период для невидавших свободы был самый шаткий и опасный: пред ними открылся широкий путь, свободный и разгульный. Но что же? Пошли ли ижевцы этим приманчивым путем? Конечно нет. Добрый русский трудолюбивый крестьянин, всё благое в своей жизни относя к милости Отца небесного и зная, что с Божия благословения всякое предприятие бывает прочнее и успешнее, и при выборе открывшейся свободы путей поступает также разумно. Слушаясь добрых внушений ижевцы прежде всего сооружают на кладбище Казанской церкви в память своего свобождения и небесной к ним милости на каменном фундаменте православный деревянный храм с таковою же колокольнею и освящают его во имя священномученика Тимофея, епископа Прусского, память коего празднуется нашей православной церковью 10 июня именно в то самое число, когда императором утверждён освободительный их акт».
Тимофеевская церковь, эта своего рода местная статуя Свободы, была разобрана в 2016 году за ветхостью. Сейчас от неё остаётся только кирпичный цоколь.
Историк Токмаков, издавший свою брошюру в 1899 году, отмечает, что «день этот и доселе празднуют ижевцы как день великого праздника с воспрещением работать даже и странно живущим здесь (то есть приезжим. — ДФ)».
Благодаря фотографиям Ивана Филатова мы можем представить, как ижевские крестьяне отмечали «День независимости» до революции.
Так, на фотографиях сделанных на 82-ю годовщину самовыкупа, в 1914 году, можно увидеть парад вольной пожарной дружины (она только что была образована) по Красной улице, групповой снимок на Базарной площади (на нём как минимум 655 человек), крестный ход, групповой портрет членов пожарной дружины в лугах, а также фотографию актёров и актрис ижевского любительского театра.
Любопытно, что традиция праздновать День самовыкупа сохранялась и после Октябрьского переворота как минимум до середины 1930-х — во всяком случае в части группового портрета с пожарной дружиной на Базарной площади.
С 2024 года День села в Ижевском, который прежде не был привязан ни к какой исторической дате и отмечался в августе, будет перенесён на 23 июня или ближайшие к нему выходные.
Источники
- Бакулин В. Д. Ижевская волость. Рязань: 1928
- Бакулин Д. И. Из истории села Ижевского, Спасского уезда, Рязанской губ. Рязань: 1913
- Токмаков И. Ф. Историко-статистическое и археологическое описание села Ижевского, Спасского у., Ряз. губ. Москва: 1899
- Вешняков В. И. Крестьяне-собственники в России. СПб.: 1858
P. S.
Также рекомендуем послушать выпуск подкаста «Время и деньги» студии «Либо/Либо» про самовыкуп ижевских крестьян (нужна подписка на «Яндекс Плюс»).
