Я бы определила этот роман Дмитрия Быкова (29 июля 2022 года Министерство юстиции России внесло Быкова в реестр СМИ - "иностранных агентов") как многослойный. Читать его – как снимать стружку с доски – слой за слоем, впечатление за впечатлением.
Первое впечатление, первый слой: три неравноценные части – первая – почти половина всего текста, вторая – поменьше, третья – совсем короткая. Совершенно нехаризматичные и не положительные герои – рефлексирующий студент ИФЛИ Михаил Гвирцман; журналист, сотрудничающий с КГБ-НКВД, Борис Гордон; полусумасшедший писатель Игнатий Крастышевский.
Женские персонажи вообще как картонные: либо ангелы белокрылые, либо уж совсем падшие.
Все три истории незакончены и практически не связаны друг с другом, к тому же в первую часть зачем-то вставлен кусок, совсем не вписывающийся в сюжет.
Второй слой, обнажившийся уже к началу второй части романа: каждый из героев Быкова – не просто выдуманные люди, а имеющие под собой реальные прототипы. Если бы перед началом чтения я заглянула в Википедию, я бы узнала это раньше. Но я не заглянула, и поэтому дошла своими умственными усилиями (впрочем, во второй части имена героев абсолютно прозрачные, и не догадаться было нельзя, но и читать роман как биографический не стоит) – не до всего. Намёки на существующих исторических персонажей разбросаны по всему тексту романа, и не все эти загадки мне удалось разгадать.
Несоответствие размеров частей объяснено в третьей части романа – так было задумано с определённой целью.
Истории не незакончены, а оборваны в один и тот же день и час – 22 июня 1941 года, в 4 часа утра.
Третий слой: ни одного лишнего слова в романе нет. Каждая мысль, каждый поворот сюжета имеет свой смысл, проводит очень чёткую идею о причинах войны. Не о тех причинах, о которых написано в учебниках истории – империализм, передел мира, милитаризм – а о причинах более глубинных, кроющихся в самой человеческой природе. Эти идеи, на мой взгляд, весьма спорны, но они вложены в уста героев, и имеют право на существование, если даже ошибочны.
Четвёртый слой: это роман-загадка, и его надо разгадать. Я не сумела найти все ответы, но некоторые нашла.
Нельзя не сказать о языке романа и его оформлении.
Язык Дмитрия Быкова, как всегда, превосходен. Я даже хотела назвать это пятым слоем: оказывается, сюжет может быть не самым важным условием хорошего романа, удовольствие доставляет чтение само по себе, то есть воздействие звуков, слов, фраз на наши органы чувств.
Оформлена книга как стилизация под заведённое органами дело – обложка, шрифт, неотформатированность.
На книге стоит предупреждение – 18+. Мата там нет, но есть множество натуралистических сцен, которые могут покоробить чувствительных читателей, а детям такое читать вообще не стоит.
После всего сказанного, я думаю, говорить о сюжете каждой из частей не имеет смысла, но несколько цитат (спорных) всё же приведу.
Из первой части:
«Миша насмотрелся на умирающих [работал санитаром в больнице], и его презрение к смерти несколько поколебалось. Раньше он думал, что принимать в расчёт смерть вообще не стоит, что она не наше дело. Теперь он понимал, что в жизни большинства – скажем, девяти десятых – она вообще была единственным событием, главней рождения, ибо в рождении ничего от нас не зависит. И умирать лучше всего не с гордо поднятой головой, в этом бывает ужасный моветон, а с покорным сознанием неприятной работы, которую надо исполнить. Кичиться совершенно нечем. Достоинство не в том, чтобы гордиться и бодрячествовать, а в том, чтобы сделать всё абсолютно естественно. Как ни странно, все толстовские разговоры о правильном умирании простых людей были глупостью умного человека, подгонявшего мир под свои взгляды. Так называемые простые люди умирали хуже всего, в истерике, в озлоблении, в непрерывных капризах, ибо у них не было никаких механизмов защиты от страха. Тише всего умирала низовая интеллигенция, иногда – старики из бывших, сохранившие веру. Легче всё-таки было тем, у чьей постели кто-то сидел. Вообще же умирали довольно часто, и Миша понял, что от медицины, в сущности, толку мало – прав был Чехов: ерунда сама пройдёт, а прочее неизлечимо. Отец любил повторять эту фразу. Больница нужна была не больному, а родственникам, получавшим право думать, что они сделали всё, что могли».
Из второй части:
«В России нельзя быть хорошим человеком, Боря понял это давно, потому что все коллизии, которые продуцировала Россия, были коллизии увечные, выморочные. Вот почему всякий моральный выбор непременно превращал тебя в подлеца. Если ты сопротивляешься, ты желаешь зла миллионам, которые счастливы. Если не сопротивляешься, ты предатель собственных взглядов. Слово «предатель» вообще становилось самым употребительным. Когда в июле тридцать восьмого не вернулся бывший командующий Балтфлотом, чьё имя было теперь под запретом и родной его посёлок переименовался обратно, - это было предательство; а если бы он вернулся, это была бы трусость, мерзость, шествие на заклание. И те, кто предполагали заклать, отлично это понимали. Они ненавидели всех, кто сопротивлялся, и презирали всех, кто покорствовал. Не было нормального сценария, вот в чём дело; эта система, изначально кривая, ещё до всякого Октября, могла производить только больные ситуации, в которых правильный выбор отсутствовал. Тут мог быть лишь один путь – действовать так, как хорошо для тебя; по крайней мере, это надёжный критерий, потому что все прочие менялись поминутно».
(Эту загадку, о ком идёт здесь речь, я не разгадала)
Вообще, во второй части очень ярко, остро и больно показано всё изуверство сотрудников органов, которые могли превратить человека в стукача и подлеца, не используя при этом никаких пыток – только словами. Здесь роман Быкова, на мой взгляд, перекликается с «Зелёным шатром» Улицкой.
Я не стала бы рекомендовать этот роман к прочтению всем, но если кто хочет напрячь мозги и не боится неприятных слов – прочитать стоит.
Этот материал ранее был размещён мною здесь.