На сцену выносили кресло, и публика замирала. Она выходила медленно, будто плыла, садилась и доставала очень толстую мужскую папиросу «Пушка» - других не курила. Совсем не красавица, одетая нарочито просто, без корсета, в просторной блузе странного цвета, без украшений, почти без косметики, она окутывала себя клубами сизого дыма и, едва кивнув гитаристу-аккомпаниатору, начинала петь. Пела и курила, курила и пела, разрывая струны сердец человеческих.
Современники утверждали, что на ее концертах многие зрители стонали, изнемогая от восторга, дамы рыдали и падали в обмороки, а кавалеры рукоплескали до травм. Ее забрасывали цветами, отрывали клочки ее платья на память: по рассказам дочери Елены, она нередко возвращалась с концертов в разорванной одежде, а однажды ей бисировали так, что прекратить концерт удалось лишь в два часа ночи после вмешательства полиции.
Ее сильный, очень низкий и томный, как июльская ночь, исполненный неизбывной печали голос и непередаваемая, совершенно неправильная с точки зрения вокалистов манера исполнения трагических русских и цыганских романсов сводили с ума всех - от безусых юнкеров до царственных особ, от завсегдатаев ресторанов «Яр» и «Стрельня» до блистательных и претенциозных посетителей Дворянского собрания, от богатейших купцов до пьяных извозчиков. Ею восторгались Чехов и Толстой, Куприн и Горький, Брюсов и Блок. Художник Константин Коровин однажды сказал великому Федору Шаляпину, что она единственная в России, кто поет лучше него, а Леонид Собинов называл ее исполнение настоящим откровением.
Она прожила недолгую жизнь - всего 39 лет, родила пятерых детей, трех сыновей и двух дочерей, и, глубоко переживая смерть близких, скончалась 28 мая (дата указана на могильной плите) 1911 года от сердечного приступа прямо в своей гримерке. За ее гробом, буквально утопающим в цветах, на Ваганьковское кладбище шла практически вся Москва: высокие сановники и аристократы, театральная элита и военные чины, студенты и простые, из самых низов, люди. Ее любили до обожания, о ней скорбили, как о родной. Ее звали Варя Панина, и до сих пор на ее могиле лежат свежие цветы...
Она родилась в 1872 году в «цыганском» районе старой Москвы, называемом Большие Грузины, в семье конеторговца Василия Васильева. Уже с этих строк ее биографии будто погружаешься в сказку. Цыгане и кони давным-давно в нашем сознании стали чем-то неразделимым, как цыгане и песня, цыгане и карты, цыгане и знаменитый ресторан «Яр». А ведь в ее жизни все это соединилось вместе, будто на заказ.
Когда Варе исполнилось всего восемь лет, гадалка предсказала: «Она покорит мир своим пением». Неизвестно, как отнеслись к этому пророчеству родители девочки, не имевшие отношения к сцене, но слова старой цыганки очень скоро сбылись в точности. Уже в четырнадцать Варя Васильева выступала на сцене московского ресторана «Стрельня», в цыганском хоре Александры Паниной, где очень быстро стала солисткой - уж слишком силен был ее густой, «дьяконский» голос. Там же она встретила и свою первую большую, главную в жизни любовь. Избранником Вари стал племянник руководительницы хора мещанин Федор Панин. После венчания она перешла на работу в знаменитый ресторан «Яр» уже в качестве начальницы собственного хора, где и взошла ее яркая, заветная, неугасимая звезда. Послушать Варвару Васильевну в «Яр» съезжались самые «сливки» общества, разгульной кабацкой обстановкой не гнушались даже утонченные меломаны...
К 30 годам Панина решилась навсегда оставить ресторанные подмостки ради сольной концертной деятельности. И не прогадала. Ее слава стала оглушительной. «Я живу, когда пою, - утверждала божественная Варя. - Буду петь - буду жить». На ее выступления в лучших залах Москвы и Санкт-Петербурга невозможно было достать билеты, провинциальные слушатели буквально носили певицу на руках - уникальное контральто по-цыгански магически действовало на людей.
В 1906 году она была удостоена великой чести выступать с сольным концертом в Императорской Мариинской опере в присутствии Высочайших особ, до той поры не посещавших общественные места в связи с произошедшими недавно революционными потрясениями. После концерта император Николай Александрович прошел за кулисы и, поздравив певицу с бенефисом, вежливо поинтересовался, почему в его личной коллекции до сих пор нет записей Вари Паниной. Якобы государь сказал: «Все-таки я пока еще царь, почему же мой народ слушает Панину, а я нет...» Дирекция театра была в страшном смущении, и... уже через три месяца самодержцу преподнесли красиво оформленный альбом из 20 граммофонных дисков. Кто знает, может быть, именно благодаря этому случаю мы сегодня имеем возможность наслаждаться уникальным голосом и гениальным исполнительским искусством этой неповторимой московской цыганки...
Добралась мадемуазель Варя и до Парижа и там тоже произвела немалый фурор. С тех пор, где бы ни выступала певица, аншлаг был обеспечен. Находились и аферисты, в точности как наши современники, которые называли себя импресарио Варвары Васильевны, собирали на якобы запланированный концерт очень большие деньги, а потом... исчезали в неизвестном направлении.
Сохранились газетные публикации о единственном совместном концерте в 1910 году в Дворянском собрании «божественной Вари Паниной» и «несравненной Анастасии Вяльцевой» - еще одного кумира тех лет. Вот уж действительно по-пушкински сошлись «вода и камень, лед и пламень»: «певица глубокой печали» Панина и «певица радостей жизни» Вяльцева... Варвара Васильевна выступала во втором отделении, причем пела только на заказ, заранее репертуар не объявлялся. Это был тот самый концерт, закончить который глубокой ночью смогла лишь полиция...
И все же она была одинока. Так часто случается - обожателей море, поклонников океан, а поговорить по душам не с кем. Похоронив друг за другом самых близких людей - мужа, маму и брата, она глубоко переживала потерю. И всякий раз, разрывая сердца слушателей неизбывной трагичностью исполнения и драматизмом репертуара, она рвала и свое собственное сердце...
В 38 лет Варя Панина вышла замуж вторично за 18-летнего юнкера, ровесника своего старшего сына. Что это было? Попытка продлить молодость? Вряд ли. Она никогда не скрывала свой возраст и не стремилась остановить время. Может быть, это просто желание большой израненной души последней любовью - «лебединой песней» - уцепиться за жизнь...