1.
1925-й год.
Харьковская типография.
Фотография моего отца
в собрании молодых рабочих.
Самый юный из них –
отец:
ему всего 14 лет.
Все – комсомольцы.
Чистые, открытые лица.
Ни одного надутого,
хамского, высокомерного.
Единая целеустремленность –
вот характеристика
самая верная!
Это –
моя Родина
нового восьмилетия.
Ни одного в живых,
но все обрели бессмертие
в сердце моём
через отца –
Родина,
которой не будет конца…
2.
Здесь черный цвет и белый.
И никакого глянца.
Здесь цельный мир и целый.
Они в меня глядятся.
И все они по сути –
давно не только ли́ца,
а су́дьбы, ибо в су́дьбы
застыли, чтобы длиться.
3.
Вечность времени черна.
Вечность вечности бела.
Фотография одна
вдруг взяла и ожила,
словно свет коснулся дна –
и со дна страна всплыла.
4.
Я видел однажды,
как по реке плыли
черно-белые фотографии.
Их было так много,
что воды не было видно.
Стала река доро́гой,
словно ожил архив.
Люди смотрели из прошлого:
далёкого, довоенного.
Лица – открытые, чистые.
«Выстоим», – я подумал…
И выстояли!
5.
Это они выстояли…
Лица простые, честные.
Взгляды – прямые, бесхитростные.
Единственная фотография,
но какая уместная!
Стоит на книжной полке –
из двадцать пятого года.
В стогу не найти иголки.
А где не найти народа?
Где избыток свободы.
И там, где избыток цвета, –
там протекает Лета:
гламурная река забвения
и вечности,
и мгновения…
6.
Мгновение прекрасно лишь тогда,
когда оно – прорыв забвения.
С боями выхожу из окружения,
где вражья сила – чушь и пустота.
Смотрю на фотографию. Смотрюсь
в неё как в зеркало и вижу,
что мне Союз в прошедшем много ближе,
чем полунынешняя полу-Русь,
где вражья сила – пустота и чушь –
рядится в глянцевые фотки,
где даже нету настоящей водки:
один лишь куш, помноженный на кукиш…
Мгновение, о чём кукуешь?
Что были души – не осталось душ.
7.
Гламур. Амур.
Перламутровый кабинет.
Как же муторно жить
в настоящем,
где прошлого нет!
Фотография
пишет чёрным
по белому:
«Пусть умрём,
но не станем
ни пленными,
ни поддельными!»
13 июня 2012 г.
Оскар Грачёв