Так получилось, что мои родители разошлись, когда мне было три года и род отца на долгие годы был для меня под негласным запретом. А вот род мамы стал той колыбелью, которая взрастила и выпестовала меня с малых лет. И прежде всего род бабушки –Семыниных. Судьба пощадила его, не сильно, но пощадила. Я думаю – спасло их в тяжёлые времена то, что они держались друг друга, как прутики в той старинной притче, а может быть, сказке, что рассказывала мне бабушка в детстве:
–Умирая, старик позвал своих сыновей, дал в руки им веник и попросил каждого по очереди сломать его. После того, как у сыновей не получилось, отец развязал веник, вытащил прутья, протянул их сыновьям, предложив вновь сломать. На этот раз легко справились братья с отцовским заданием. И тогда сказал отец сыновьям: «Запомните, дети мои, до тех пор, пока вы будете вместе, трудно будет вас сломить, а по одиночке с вами любой легко справиться. Держитесь и помогайте друг другу».
Так они и держались, сколько могли, хотя было, конечно всякое.
Дедушкиному роду, Азарьевых, не повезло. В тридцатые года прошлого, двадцатого столетия, весь род, словно в той притче, разметало на прутики: часть сломало, часть сгубило, часть выжило, но через что им пришлось пройти –не приведи, господи, никому.
Отчасти, по этой причине в нашей семье было не принято говорить о жизни дедушек, бабушек, прадедушек, прабабушек…О семье…Нельзя.
Сколько раз я расспрашивала бабулю о ее жизни! Она уклончиво отвечала или не отвечала вовсе. Я перестала спрашивать. А зря.
С годами бабушка стала больше рассказывать о себе, о ее родительской семье, о муже, моём дедушке, видно бояться стала меньше или чувствовала мой интерес. Только я все время куда-то торопилась, и на долгие разговоры у меня не было времени. Как об этом жалею сейчас!
Причин ее молчания было много. Кто ж захочет говорить об убийцах, самоубийцах в семье, о сиротах, которым нет числа, о репрессиях и раскулачивании, о криминальных абортах, о сошедших с ума, о попавших в тюрьму и много еще о чем. Все беды, случавшиеся в семье, были отгорожены частоколом молчания. Не то что соседи, даже дальние и ближние родственники не всегда знали, что происходило в семьях у родни. Потом привычка молчать прижилась, многое стали скрывать и от членов семьи. Это был самый надежный способ выживания, чтоб не осудили, не выгнали, не отказались, не расстреляли, не сослали, не вычеркнули из семьи.
Тревогу, настороженность, недоверие, страх были еще потому, что места, где жили мои предки, испокон веков были пограничные. Тут уж поневоле ухо востро держать надо было.
Юго-Восточная граница России. Родина моя малая! Как нить связующая между Востоком и Западом, Югом и Севером. Кочевая и оседлая, христианская и мусульманская, радушная и закрытая, степная и горная, жаркая и морозная, многоязычная и многонациональная, военная и торговая, казацкая и купеческая, бескрайняя, раздольная, иногда забытая, вспоминаемая только во времена казацких бунтов… Все переплелось…перемешалось… Испокон веков сюда бежали в поисках лучшей доли: с юга-казахи, с севера татары, башкиры, мордва, с запада –малороссы и казаки…
Лет двести тому назад несколько повозок с домашним скарбом прибыли из Малороссии, Харьковской и Курской губернии на берега реки Сакмары. Это были казаки, вольные люди, или, как их тогда называли –черкассы –люди армии.
Долгой и изнурительной была их дорога сюда. Зачем они проделали столь тяжелый путь? Скрывались? Искали лучшей жизни? Неизвестно. Только понравилось им здесь. А может, напоминали им эти места их далекую уже теперь родину. Простор, раздолье, свобода –хоть отбавляй! Той свободы, к которой всегда тянулись казаки.
А здесь! Степи –без конца и края на много верст вокруг, полноводная – главный приток Урала –широкая река Сакмара с огромными заливными лугами и пойменными лесами, с разнотравьем, с обилием ягодников. А главное –много свободной земли. Что еще труженику надо? Лес –дом построить, да дрова на зиму заготовить; земля –хлеб сеять, да бахчи с огородами сажать; река –рыбу ловить, да огороды поливать.
Тут и остановились. Долго мудрить не стали, поселение свое назвали Новочеркасск. То ли потому что прибыли из города Черкассы, и новое место напоминало им родину; то ли потому что их самих звали черкассами. Кто знает… Название Новочеркасск надолго закрепилось за станицей. И только в первые годы советской власти изменилось на Черкассы, да так и осталось.
Станичники обжились, устроились, поделили землю на пахотные и сенокосные паи, обзавелись хозяйством, живностью, завели огороды. Понастроили землянок, полуземлянок и мазанок –домов из дерева, камыша, кизяка, обмазанных снаружи и изнутри глиной, побелённых известью, чтобы стены не пропускали влагу, «не прели». Крыши покрывали соломой, камышом. Строили «всем миром», то есть сообща. Растили хлеб, рожали детей –жизнь потихоньку налаживалась. Казаки несли воинскую службу, занимались скотоводством, огородничеством, сеяли поля с пшеницей, занимались пчеловодством, рыбачили помаленьку.
Казачки вели дом, воспитывали детей, вязали пуховые платки, ухаживали за скотиной, огородами. В отсутствие мужей, которые служили, охраняя границы, женщины с ребятишками сами выполняли всю мужскую работу – обрабатывали землю, растили хлеб, косили сено, ухаживали за домашними животными, птицей, вели придворовое хозяйство.
После обустройства на новом месте казаки начали искать, где находится ближайшая церковь. В сорока километрах от Черкасс, в селе Спасское, находился действующий храм Спаса Нерукотворного. Добираться туда было далеко и неудобно. Особенной зимой. Были случаи, когда по пути в храм замерзали люди. да и священник Спасской церкви не всегда мог приехать так далеко, поэтому были случаи, когда старики, младенцы, рождающиеся слабыми, или больные люди умирали: одни –без крещения, другие – без исповеди и церковного причастия. Погребение тоже происходило не по-христиански. Не было церковных служб по великим праздникам, причащаться и исповедоваться стали редко. Казаки заволновались, как жить дальше без церкви, как молодёжь воспитывать – рушилась основное, с чем жили казаки – вера.
Всем миром, на собственные средства построили станичники сначала небольшой молельный дом. Собрав казачий круг, казаки решили построить каменный храм в честь Казанской иконы Божией Матери, такой же, как на их исторической родине. Посчитали станичники, прикинули – «не вытянут», не осилят каменную церковь: слишком дорогой камень, да и возить издалека придётся. Запланировали построить церковь деревянную, из сосновых брёвен на каменном фундаменте. На том и порешили. 10.02.1837 года состоялась закладка церкви. К Черкассинским казакам присоединились казаки соседней Александровской станицы. Как без церкви и веры? Казаки всегда с богом по жизни шли. В 1844 году из Оренбургской Епархии прислали инициативного священника Иоанна Колокольцева. Лишь в 1848 году церковь была полностью доделана и обустроена.
В Государственном архиве Оренбургской области ест подробное описание церкви:
«Церковь без приделов, холодная, зданием деревянная, на каменном фундаменте, с таковою же колокольнею, покрыта жестью под зелёною краскою, шпицы и главы на церкви и колокольне с крестами обиты аглецкой (английской)жестью, полы в ней деревянные, снаружи обита тёсом, покрашена свинцовой на масле краскою, окна закрываются ставнями и болтами.
Имеет три входа с западной, южной и северной стороны с одинарными дверьми, про коих имеются приличные запоры.
Крыльцо из гребенского камня (гора Гребени, в 20 км от Оренбурга), кругом обнесена деревянною оградою, окрашена внизу чёрною, сверху красною на масле краскою, в ограде ворота с западной стороны, с северной калитка. Снаружи двери и ставни окрашены зелёною на масле краскою. Иконостас с колоннами столярной работы под белою масленою краскою.
Царские врата, калитка и ризничная украшены, вызолочены на полимент.
С должным приличием украшена святыми, иконами благоговейно снабжена 8 богослужебными книгами, утварью и ризницей в достаточном количестве».
А уж потом, при церкви и церковно-приходскую школу организовали. С появлением церкви количество населения резко увеличилось и в Черкассах, и в Александровке. Обживались, росли станицы.